Оружие юга - Гарри Тертлдав

После того, как он отошел за пределы слышимости, Ли сказал: — Хоть он и утверждает обратное, моя дорогая Мэри — я уверен, что ты права. Я не видел его таким цветущим со времен нашей юности в Вест-Пойнте.

Когда поток гостей практически иссяк, Ли сам прихватил кубок с пуншем и не спеша дрейфовал себе через толпу, прислушиваясь к разговорам. Это, по его мнению, было самым полезным в этих приемах: они позволяли ему почувствовать, что в Ричмонде думают, или, по крайней мере, о чем говорят — такой возможности он не мог иметь никаким другим способом. Две вещи, казалось, особенно занимают умы людей сегодня: недавняя сдача последнего оплота АБР в Северной Каролине и продолжающиеся дебаты в Конгрессе по законопроекту, ослабляющему рабство. Пухлый, процветающего вида мужчина подошел к Ли и сказал: — Послушайте, сэр! Если мы хотим сделать наших негров свободными, зачем тогда мы пролили так много крови, отделяясь от янки? Ведь мы могли тогда вернуться в Соединенные Штаты с тем же самым результатом.

— Боюсь, что я не могу согласиться с вами, сэр, — ответил Ли. — Мы проливали нашу кровь за то, что хотели сами решать наши собственные дела, вместо того, чтобы молчаливо сносить ущемляющие нас законы США, которые были ими приняты вопреки нашим возражениям и благодаря численному превосходству над нами.

— Вау! — иронически лаконично сказал тот, и попытался отойти.

— Сэр, позвольте мне сказать вам еще кое-что, если можно, — сказал Ли. Мужчина остановился; даже не соглашаясь с президентом, выслушать его он был обязан. Ли продолжал: — Когда я вошел в Вашингтон после того, как тот оказался в наших руках, Лорд Лайон, британский посланник в Соединенных Штатах, задал мне вопрос, который я никогда не забуду: какую нацию мы собираемся теперь формировать в Конфедерации Штатов?

У человека был готовый ответ: — Такую же, как это было до войны, конечно.

— Но мы же стали совсем другими, чем тогда, и просто уже не сможем вернуться к прежнему состоянию, — сказал Ли. — Как отметил посланник, нам потребуется экономическое сотрудничество со всем миром, а война привела нас к краху и необходимости реформировать наши законы, в том числе в отношении рабства. Лучше предпринять небольшие шаги сейчас, дать неграм некоторые права на Юге — в в конце концов, это и их страна тоже — чем оказаться перед лицом неизбежных рабских восстании лет на десять или двадцать.

— Я бы не стал, — отрезал мужчина и ушел. Ли вздохнул. Сколько уже подобных разговоров было на этих приемах. Каждый из них огорчал его: как же много людей не могут и не хотят видеть дальше своего носа? И тут ничего нельзя было поделать. Он повеселел, когда конгрессмен из Миссисипи Этельберт Барксдейл подошел к нему и сказал: — Я слышал, последнюю часть вашего разговора с этим жирным дураком, господин президент. Он, конечно, не опасается, что ему самому придется драться с восставшими рабов. Судя по его внешнему виду, вряд ли он воевал во Второй американской революции — скорее всего просто откупился.

— Я не должен ставить под сомнение мужество или патриотизм человека, которого я не знаю, сэр, но тут вы скорее всего правы, — сказал Ли. Иногда маленький привкус презрения бывает сладким. Хотя такое удовольствие быстро исчезает. — Но если таких, как он, много, мне мало что удастся сделать.

— Это пройдет, сэр, — искренне сказал Барксдейл. Он был глубоко предан партии конфедератов и всегда поддерживал Джефферсона Дэвиса во время войны и мира, и Ли после него (он едва удержал собственное место в Конгрессе на последних выборах от Миссисипи, учитывая популярность Форреста). Он понизил голос: — Если бы он знал правду об АБР и их планах, вряд ли гнул бы тут пальцы.

— Таких, как он, даже это вряд ли бы переубедило, — мрачно сказал Ли. Но Барксдейл был прав. Без ричмондского побоища и книг из секретной комнаты АБР, ни один законопроект об ограничении рабство в любом случае не прошел бы через Конгресс. В период после этих убийств и откровений из святая святых АБР, шансы предложенного им законодательства могут оказаться вполне даже неплохими.

— Как это часто бывает с теми, кто делает зло, мужчины из Ривингтона оказались худшими врагами самим себе.

— Тому, что они сделали, оправданий нет. — Барксдейл огляделся по сторонам и еще более понизил голос, так что Ли пришлось наклониться ближе, чтобы услышать его: — И если говорить о мужчинах из Ривингтона, господин президент, какая участь грозит тем, кто был пленен в боях вокруг их города?

— Их главной базы, — поправил Ли. — Вы задали интересный вопрос, господин конгрессмен. Они, конечно, выступили с оружием в руках против Конфедерации… Если мы возбудим дело по обвинению в измене, что предусматривает смертную казнь через повешение, нас самих могут обвинить в нарушении закона.

Барксдейл в недоумении уставился на него.

— Вы имеете в виду, что их, возможно, не повесят? Вы поражаете меня.

— Пока ничего не решено. Они подпадают под военную, а не гражданскую юрисдикцию, как бунтовщики. Ведь округ Нэш в Северной Каролине, где они были захвачены, находится в режиме отмены гражданских прав и находится под управлением генерала Форреста.

— Ах, я понял. — Лицо Барксдейла прояснилось. — Вопрос в том, стоит ли их вешать или расстрелять? Так какая разница? Они в конечном итоге будут мертвы, а ведь это и было нашей целью в конце концов…

— Как я уже сказал, пока ничего не решено. Но я хочу еще раз поблагодарить вас за прекрасную работу в поддержку законопроекта, регулирующего труд негров. У вас есть соображения, когда он может быть поставлен на голосование?

По своей привычке Этельберт Барксдейл облизал губы, когда задумался.

— Голосование в Палате может состояться уже на следующей неделе. Если оно проходит там… хм. Сенаторы имеют меньше ограничений на свои обсуждения, чем Палата представителей, так что законопроект может столкнуться со значительными задержками в верхней палате, прежде чем будет принят или отклонен.

— Как меня уже достали все эти задержки, — раздраженно сказал Ли.

Чем дольше законодатели обсуждают, тем дальше они отдаляются от воспоминаний о ричмондском побоище и правде об АБР. И тем больше вероятность, что они вернутся к знакомым, традиционным шаблонам Южного мышления, в котором рабство — это хорошо.

— Я надеюсь, сэр, что вы будете делать все возможное, чтобы продвигать законопроект как можно быстрее.

Барксдейл выпятил грудь на своей крахмальной белой рубашке, пока не стал похож на голубя-дутыша.

— Господин президент, Вы можете на меня положиться.

Несмотря на всю напыщенность, он был несомненно искренним.