Нюрнбергский процесс, сборник материалов - Константин Горшенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Армейские организации проявляли не одну только сердечность и понимание задач. В некоторых случаях они брали инициативу в свои руки. После описания умерщвления больных из психиатрической больницы, которые попали в руки эйнзатцкоманды, в отчете говорится:
«Иногда армейские власти просили нас подобным же образом очистить другие учреждения, помещения которых были нужны для расквартирования войск. Однако поскольку интересы полиции безопасности не требовали такого вмешательства, армейским властям предоставлялось самим, с помощью их собственных частей, провести необходимые мероприятия».
И далее:
«Продвижение частей оперативной группы «А», которая должна была действовать в Ленинграде, производилось по договоренности станковой группой и в соответствии с выраженным желанием танковой группы 4».
Могло ли случиться, что операции такого рода, длившиеся в течение месяцев и лет на громадных территориях, проводившиеся в сотрудничестве с вооруженными силами по мере их продвижения и на тыловых территориях, которыми они управляли, оставались неизвестными руководителям Германии? Даже их собственные уполномоченные на оккупированных территориях заявляли протесты. В октябре 1941 года уполномоченный по Белоруссии направил имперскому уполномоченному по делам восточных территорий в Риге отчет об операциях в своем округе. На основании этого отчета можно получить некоторое представление об ужасах этих мероприятий.
«Несмотря на тот факт, что евреи подвергались самому ужасному и варварскому обращению на глазах белорусов, самих белорусов также «обрабатывали» резиновыми дубинками и ружейными прикладами... Все это зрелище в общем было более чем ужасно... Я не присутствовал на расстрелах за городом, поэтому я не могу говорить о их жестокости, но достаточно будет сказать, что расстрелянные сами выкапывали себя из могил через некоторое время после того, как их засыпали землей».
Однако протесты такого рода ни к чему не вели, массовые убийства продолжались с ужасающей жестокостью.
В феврале 1942 года в оперативном отчете Гейдриха о деятельности эйнзатцкоманд в СССР, копия которого была адресована лично Кальтенбруннеру, говорилось:
«Нашей целью является полное очищение восточных территорий от евреев... Эстония уже очищена от них. В Латвии, в Риге, где было 29 500 евреев, количество их сокращено до 2 500 человек».
В июне 1943 года уполномоченный по Белоруссии снова протестовал. После того как он упомянул о том, что 4,5 тысячи человек было убито, он писал:
«Политический эффект таких операций широкого масштаба на мирное население ужасен, в особенности, если учесть многочисленные расстрелы женщин и детей».
Имперский комиссар, передавая этот протест Розенбергу, имперскому министру по оккупированным восточным территориям в Берлине добавил:
«Тот факт, что евреи должны быть подвергнуты особому обращению, не требует дальнейшей дискуссии. Однако с трудом можно поверить тому, что это делается таким образом, как это описано в докладе генерального комиссара. Что такое Катынь по сравнению с этим! Вообразите только, что эти события станут известными противной стороне и будут использованы, ею! Наиболее вероятно, что такая пропаганда не окажется действенной, но только потому, что люди, которые услышат или прочтут, об этом, .не смогут поверить этому».
Как правильно то, что здесь говорится! Разве даже сейчас мы можем поверить этому!
Описывая трудности в установлении различия между врагом и другом, он говорит:
«Тем не менее было бы возможно избежать зверств и похоронить тех, которые были ликвидированы. Запирать мужчин и женщин в амбары и поджигать их не подходящий метод борьбы с бандами, даже если желательно уничтожить население. Этот метод не достоин миссии Германии и наносит жестокий ущерб нашей репутации.
Изо всех евреев, убитых в Белоруссии и Прибалтике, более 11 тысяч было умерщвлено в Либавском округе и 7 тысяч из них в самом военном Порту». Как может кто-нибудь из этих подсудимых заявлять, что он ничего не знал об этом? Когда Гиммлер говорил об этих действиях открыто перед своими генералами СС и остальными офицерами дивизий СС в апреле 1940 года, он сказал им:
«Антисемитизм — это точно то же самое, что санитарная обработка. Избавление от вшей не вопрос идеологии, это вопрос—гигиены. Точно так же для нас и антисемитизм являлся не вопросом идеологии, а вопросом гигиены, которым мы скоро практически займемся. Скоро мы избавимся от вшей. У нас осталось только 20 тысяч вшей, и затем с этим вопросом будет покончено во всей Германии».
Тем временем массовое уничтожение евреев в Освенциме и в других центрах уничтожения стало отраслью государственной промышленности, производящей большое количество побочных продуктов. Тюки волос, некоторые из них, как вы вспомните, все еще заплетенные в косы, в таком виде, как они были срезаны с девичьих голов; тонны одежды, игрушек, очков и других предметов направлялись в империю для набивки стульев в домах жителей нацистской Германии и для того, чтобы служить им одеждой. Золото с зубов жертв, 72 полных транспорта, были направлены в Германию с тем, чтобы заполнить сейфы Рейхсбанка Функа. Даже тела жертв использовались для того, чтобы возместить вызванный войной недостаток мыла. Жертвы прибывали со всей Европы. Евреев из Австрии, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Голландии, Советской России, Франции, Бельгии, Полыни, Греции собирали вместе для того, чтобы депортировать в лагери уничтожения или убивать на месте.
В апреле 1943 года Гитлер и Риббентроп оказывали давление на регента Хорти с тем, чтобы он предпринял действенные меры против евреев в Венгрии. Хорти спросил:
«Что он может сделать еще с евреями после того, как он лишил их почти всех возможностей существования; не может же он убить их. Имперский министр иностранных дел заявил, что «евреи должны быть или истреблены или посланы в концентрационные лагери. Другой возможности не существует».
...В сентябре 1942 года статс-секретарь Риббентропа Лютер писал:
«Имперский министр иностранных дел инструктировал меня сегодня по телефону о том, что нужно ускорить, насколько это возможно, эвакуацию евреев из различных стран...
После краткого обзора проходящей сейчас эвакуации в Словении, Кроатии, Румынии и на оккупированных территориях имперский министр иностранных дел приказал, чтобы мы вступили в переговоры с болгарским, венгерским и датским правительствами с тем, чтобы в этих странах также началась эвакуация».
К концу 1944 года 400 тысяч евреев из одной только Венгрии было казнено в Освенциме. В архивах германского посольства в Бухаресте в числе прочих имеется меморандум, который я цитирую:
«Но тысяч евреев эвакуируются из Буковины и Бессарабии в два леса в районе реки Буг. Цель этого мероприятия — ликвидация этих евреев».
День за днем в течение долгих лет женщины поднимали на руках своих детей и указывали им на небеса в то время, как они ждали своей очереди перед пропитанной кровью общей могилой. 12 миллионов мужчин, женщин и детей погибли, таким образом, в результате хладнокровного убийства; миллионы и миллионы оплакивают сегодня своих матерей, отцов, мужей, жен и детей.
Какое право на милосердие имеет тот, кто принимал хотя бы косвенное участие в подобном преступлении?
Пусть Грабе снова расскажет нам о Дубно (я цитирую):
«5 октября 1942 г., когда я посетил строительную контору в Дубно, мой десятник сказал мне, что поблизости от строительного участка евреев из Дубно расстреливали в трех больших ямах — 30 метров длины и 3 метров глубины каждая. Ежедневно убивали около 1 500 человек.
5 000 евреев, которые еще оставались в живых в Дубно до погрома, должны были быть ликвидированы. Так как расстрелы происходили в то время, как он там находился, он был вообще страшно подавлен. Вслед затем я поехал на строительный участок в сопровождении моего десятника и увидел вблизи от участка большую насыпь земли около 30 метров длины и 2 метров высоты. Несколько грузовиков стояло перед этой насыпью.
...Мой десятник и я направились прямо к ямам. Никто нам не помешал. Затем я услышал нестройный ружейный залп, раздавшийся из-за одной насыпи.
Люди, которые сошли с грузовиков, — мужчины, женщины и дети всех возрастов — должны были раздеться по приказу членов СС, имевших при себе кнуты или плетки. Они должны были сложить свою одежду в определенных местах, таким образом соответственно рассортировывались обувь, верхняя одежда и белье.
Я видел груду обуви, приблизительно от 800 до 1 000 пар, огромные кипы белья и одежды. Без криков и плача эти люди, раздетые, стояли вокруг семьями, целовали друг друга, прощались и ожидали знака от другого эсэсовца, который стоял около насыпи также с кнутом в руке.
В течение 15 минут, пока я стоял там, я не слышал ни одной жалобы, ни одной мольбы о милосердии. Я наблюдал за семьей, состоявшей из восьми человек: мужчины и женщины — в возрасте около 50 лет с детьми, около 8 и 10 лет, и двумя взрослыми дочерьми, около 20 и 24 лет. Старая женщина со снежно-белыми волосами держала на руках годовалого ребенка, пела ему и играла с ним. Ребенок ворковал от удовольствия. Родители смотрели на него со слезами в глазах. Отец держал за руку мальчика приблизительно лет 10 и что-то мягко говорил ему. Мальчик боролся со слезами. Отец указывал на небо, гладил рукой его по голове и, казалось, что-то объяснял ему. В этот момент эсэсовец у насыпи крикнул что-то своему товарищу. Последний отсчитал около двадцати человек и приказал им идти за насыпь. Среди них была и та семья, о которой я говорил. Я запомнил девушку, стройную, с черными волосами, которая, проходя близко от меня, показала на себя и сказала:
