Операция «Гадюка» - Кир Булычев

— А мне приказано оружие никому не выдавать. Если что — сразу вызывать помощь.

Люся удивилась. Она не знала, что в этом царстве есть какая-то связь.

Кладовщик, желая пояснить, показал на шнур или провод с грузом на конце, свисавший со стены.

— Мне оружие не нужно. Ты его береги, — сказала Люся. — Совсем не нужно мне ваше оружие. Мне велосипед нужен.

Люся потянула кладовщика за рукав, и он покорно пошел за ней вглубь.

Там было кладбище велосипедов. И почти сразу Люся увидела велосипед, который был ей нужен, — современный, на больших широких колесах.

— Посвети, — велела она кладовщику.

Тот посветил. Он все еще пребывал в сомнении.

— Ты записывать будешь? — спросила Люся.

— Я все помню, — сказал кладовщик.

Он стоял, держа лампу в высоко поднятой руке, как будто хотел осветить Люсе дорогу до выхода.

Люся выкатила велосипед на улицу. День показался ослепительно ярким, будто вышло солнце. Интересно, а есть ли здесь солнце и луна? И где же доктор?

Не обнаружив его, Люся покатила велосипед вдоль стены вокзала. Так как никого вокруг не было, она решила проверить, выдержит ли он ее — а то придется возвращаться на склад.

Только она закинула ногу, чтобы взобраться в седло, как увидела доктора. Тот вышел из какой-то ниши.

— Я так переживал, — сказал он.

— Крикнули бы, что ли, — укорила его Люся.

— Не сердитесь, вы же императрица, а я просто врач. Вы помните, как они уничтожили мою железную дорогу?

— Спасибо за все, — сказала Люся. — Я поехала.

— Как? Прямо сейчас?

— А когда?

— Надо подготовиться, взять что-то с собой.

— Может, дома я бы стала собираться, — сказала Люся, — а здесь зачем? Погода всегда хорошая, меня пока не хватились.

— Тогда я побежал к себе в кабинет. Вы меня не видели.

— Разумеется, не видела, — согласилась Люся. — Бегите.

Доктор поспешил к входу в вокзал. Люся тем временем забралась в седло и попробовала проехать на велосипеде вдоль стены. Велосипед оказался, на счастье, ловким, легким, послушным, будто вчера его смазали.

Просчитав про себя до двухсот, Люся поехала прочь от вокзала. Но она не стала рисковать и проезжать перед фасадом, а выехала на набережную вдоль Бородинского моста и покатила направо.

Рыбаки все так же стояли у парапета. Они не обернулись. Люся считала, что ей наконец-то немного повезло. Но нельзя же, чтобы человеку всегда не везло!

Люся быстро ехала по набережной, никого не встретив, кроме одного самокатчика. Самокатчик вез какие-то коробки, привязанные к багажнику велосипеда. Он поглядел на Люську из-под каски, и Люся пожалела, что не заметила его раньше. Теперь он точно доложит на вокзале, что императрица сбежала.

Она приближалась к мосту Окружной железной дороги, и ее охватило странное, приятное чувство возвращения домой.

Конечно, она могла бы поехать за мостом верхней дорогой, по Мосфильмовской или по Воробьевке, чтобы скорее добраться до Детского музыкального театра, но она понимала, что, если не повезет, она будет искать эту Соню тысячу лет, пока ее не поймают или она сама не попадет к привидениям или разбойникам. Поэтому Люся поехала левее, вдоль реки, в гости к Пыркину, который ее не предаст, который ничего не боится и, может быть, расскажет ей, как искать Рабинову.

Она поглядела на тот берег, но там было пусто. Почему-то ей казалось, что Веня Малкин скрывается там, у бандитов. Как же он их не испугался?

Пыркина она увидела даже раньше, чем надеялась.

Сначала к ней прибежал Жулик.

Пес прыгал возле нее, весело лаял и махал хвостом. А потом показался и сам Пыркин.

— Мой ангел во плоти! — воскликнул он издали. — А я был убежден, что моя ничтожная физиономия испарилась из вашей памяти, мадам!

Люся остановилась, одной ногой на земле, другой — на педали.

— Я тебя, Пыркин, искала, — сказала она.

— А ты скажи сначала, — потребовал он, — скажи, правда ли то, что ты добровольно возвратилась в нашу преисподнюю, чтобы стать ее императрицей?

— Уже донесли?

— У нас вести хоть и не скоро, но бродят.

— Все сложнее, Пыркин, мне надо с тобой посоветоваться.

Странно было не то, что Пыркин не изменился, — главное, что он не переоделся. То же длинное черное пальто без рукава, та же оранжевая рубаха под ним. Но рукав разорван, облит темным — это кровь шестилетней давности.

Ничего не изменилось, но износилось настолько, что пальто готово было рассыпаться по швам.

— Ты бы переоделся, Пыркин, — сказала Люся.

— Некогда, — искренне ответил Пыркин. — Я все занят.

— Чем же ты занят?

— Большей частью я думаю, — признался бывший сосед. — Иногда хожу туда, наверх, по городу гуляю. Все думал, а вдруг тебя встречу. Вот и встретил. Так ты правда за этого пузыря вышла?

— А куда нам деваться? — сказала Люся. — С нашего двора только в королевский дворец, правда?

— А я тебя сразу узнал, — сказал Пыркин, решив, видно, не углубляться в диалектику Люсиных слов. — Ты хоть вымахала, как верста коломенская, но я тебя сразу узнал. В школу ходишь?

Люся прислонила велосипед к какому-то столбику и села на землю.

Пыркин садиться не стал, а стоял, переминаясь с ноги на ногу.

— Пыркин, ну что ты несешь? Мне уже восемнадцать.

— Значит, и будет всегда восемнадцать, — сказал Пыркин. — Это удачный возраст. Вот я сюда в пятьдесят попал — и там пожил, и здесь живу. А то я только недавно ветеранов видел. Знаешь ветеранов?

— Слышала.

— Они здесь крутятся, — сказал Пыркин. — Так они куда меня старше.

— А чего они здесь делают? — спросила Люся.

— Соньку Рабинову ищут.

— Ох, и нашли?

— Пока не нашли. Но найдут. Они настырные. Добра не жди. Там во главе Распутин. Борода — во!

— А что им от нее нужно?

— Не говорят, да я их и не спрашивал. Боюсь я ветеранов. Пойдем к нам, чаю попьем. Если ты не беглая. А если ты беглая, то ты к нам лучше не ходи, а то нас всех накажут. Ты ведь как вернулась, на телеге с самим Кюхельбекером ехала, я видал, я тебя встречал. Знаешь, у меня в моем холодном сердце вдруг что-то щелкнуло: надо, пора выходить на улицу, говорит мое сердце, ожидает тебя знаменательная встреча. Я вышел, а тут ты идешь.

— Пыркин, скажи мне, а где мне Соню Рабинову найти?

— Так ты что — в ветераны перешла?

— Пыркин, я разве похожа на ветеранку?