Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

Я не чувствую сознания стаи. Я чувствую сознание Пича. И чувствую сознание Альфы, разрешившего мне быть гостем в его разуме.

— Инга…

— Борис, всё хорошо. Они голодные.

— И что нам делать?

— Накормить всех.

Глава 17

Славный был день.

Славный был бой.

Так говорил Борис, когда мы подходили к телам своих поверженных воинов. От отряда осталось человек шесть и я. Но потом, как оказалось, и еще один.

Выйдя из пещеры, мы направились в сторону фермы, но от поиска наших убитых друзей никто не отказывался. Мужчины горевали. С опаской смотрели на волчью стаю, присоединившейся к нашему отряду, и горевали. Присаживались у найденных тел, гладили волосы, закрывали глаза, если на голове оставалось хоть что-то от лица. Потом тела сжигали. На месте, со всеми вещами. Борис тогда смахнул со своего измученного лицо литр пота, зачесал волосы назад и сказал:

— Никто не сгниёт в сыром лесу. Грязные грызуны не полакомятся остывшей плотью, а паразиты не заведутся внутри разбухших тел. Ни единого клочка кожи не достанется ни мухам, ни червям. Всё сожрёт огонь. Это его пища.

Мечи — единственное, что мы забирали себе. Такие правила. Таков закон.

Долго не могли вспомнить, где оставили Дэра — весёлого старичка с губной гармошкой. Думали, что найдём истерзанное тело, а нет. Тело то мы нашли. Но далеко не истерзанное. Шли по кровавому следу, тянущегося к соседним деревьям, и вот, когда мы подошли к валяющемуся на боку мужчине, тронули его за плечо… Случилось чудо! Угрюмые лица вояк засияли улыбками. Дэр продолжал сжимать в руке меч и продолжал тихо-тихо, насколько позволяли остатки сил наигрывать некрасивую мелодию, с трудом выдувая её из лёгких прямиком в ручную гармошку. Дэр. Живой. Мятый, грязный, но живой.

Но даже такая хорошая новость ни как не могу сделать день светлым и радужным. Дорога домой стала дорогой боли. И боль испытывали не только люди. Борис поглядывал на вожака стаи каждый раз, когда мы подходили к телу поверженного зверя. Это была вынужденная жертва. Смерть ради общего мира. Плата, которую занесли все. Никто не скрывал испытываемое сострадание в тот момент, когда волки окружали тело своего поверженного брата, а затем принимались громко выть, задёрнув носы к небу.

Борис тогда у меня спросил:

— Мы можем сжигать и их тела, если им это важно.

Белый волк мне тогда ответил:

— Их тела принадлежат лесу.

При мысли о скользких червях в раздувшемся теле меня передёргивает.

Мы не сжигали тела зверей. Каждый их клочок кожи принадлежит мухам и червям. Грязные грызуны найдут здесь пропитание, дадут новую жизнь. Кости послужат новым строительным материалом для насекомых.

Ёбаные обычаи двух миров. Я на всё это смотрел с абсолютным похуизмом. Всё это время меня мучал мой мочевой пузырь, как будто в нём бултыхалась не моча, а куча ржавых гвоздей. Хотелось жрать.

Долгожданный привал ситуацию никак не изменил. Стало только хуже. Еда закончилась, приходилось жрать лесные ягоды. Изголодавшая стая держалась из последних сил, чтобы нас не сожрать. Но я думаю, что это была некий блеф, внушаемый мне вожаком. Если вдруг звери решат кинуться на нас — не останется тут никого живого. У нас был договор, и никто не собирался его нарушать. Белый волк мне тогда сказал, что в этом лесу можно забыть об охоте. Стая готова терпеть, но только до следующей ночи. А там уже и сам вожак не в силах будет сдерживать свои гормоны. Инстинкт — он обретёт верх над разумом. Услыхав эту новость, Борис качнул головой, мол всё будет заебись! Нужно только потерпеть.

Надеюсь!

Мы развели костёр.

В шаре тёплого света, накрывшего наш отряд, на глаза мне попалось тело белого вожака. Я принялся его разглядывать, всматриваясь в каждый сантиметр. Всё как у Пича. Те же трещины, та же корка из засохшего гноя, и стружка из струпьев, обваливающаяся на землю при каждом движении. Любопытство скребло в затылке как короед в дупле. А почему бы и не спросить⁈

И я спросил. Мысленно. И я был услышан. Он уставился на меня уставшими глазами.

— Как я могу тебя называть?

— А как тебе удобно?

Я задумался. Только одно название лезло в голову.

— Альфа. Ты не против?

— Нет, человек.

— Меня ты можешь называть: Инга.

— Инга… — с сомнением говорит Альфа.

— Я хотел спросить… по поводу твоего тела. Что с тобой случилось?

Альфа принялся разглядывать меня, искал что-то в моих глаза, пробовал заглянуть в душу, но всё это время молчал как партизан. А потом резко отвернул морду, словно увидел что-то гадкое и противное. Лег на землю и свернулся калачиком. Вот и весь разговор! Да и не это было важно. Наше главное достижение — сегодня мы могли позволить себе сон. Спокойный, мирный сон, не боясь, что ночью тебе перегрызут глотку. Мужчина, тот, что с кольцом в ухе, захрапел первым, но меч продолжал держать в руке. Дэру перевязали все раны; ему повезло, что они были не такими глубокими, но, если бы мы прошли мимо — до утра бы он не дотянул. Из толстых веток смастерили ему носилки, а он, чтобы не так тяжко было его тащить, играл нам песни. Лучше бы он просто лежал и смотрел в небо, а то его жуткая музыка, испорченная стонами от боли только жути наводила. Осси дала ему попить воды, после чего он сразу же заснул. Пич давно посапывал у моих ног, протяжно пердя как жирный мужик в сортире фастфуда. Но один человек всё никак не унимался. Борис продолжал бодрствовать, почёсывая спину о кору дуба, словно огромный медведь. Свой меч он не держал в руке, но его взгляд держался не хуже бетонного моста над черным морем, улавливая каждое движение зверей. Не знаю, сколько он еще провёл времени в режиме постоянного сканирования, мои глаза сомкнулись раньше.

Утро выдалось влажным. Холодные капли росы выступили на лице как пот. Костёр давно потух, скинув с меня уютное одеяло тепла. Было одно желание — принять душ. Встать под напор горячей воды и простоять так весь день. Сейчас бы еще женскими руками вымыть мою грязную голову… ммм… И даже не смотря на весь этот лесной дискомфорт, я мог бы спать и дальше. Дрых бы на голой земле,