Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Убытки, понесенные вами в прошлый сезон в филармонии, когда все мои сочинения, находившиеся у вас, не могли быть вами изданы, причинили мне сильное огорчение; но помочь я не мог, и даже в настоящее время нахожусь в недоумении. Намерения у вас прекрасные и надо надеяться, что мое имя, довольно известное, все же выручит меня. Что касается двух сонат ор. 102, для фортепиано и виолончели, то я желал бы получить скорее за них плату, так как имею известные предложения касательно их из Германии, принятие коих зависит исключительно от меня, но я не желал бы, издавая их здесь, потерять всю выгоду от них в Англии. Я довольствуюсь 10 гинеями, предложенными мне за издание трио, и прошу вас немедленно передать заголовок г-ну Берчелю, который ждет его с величайшим нетерпением. Прошу передать ему от моего имени: я был бы очень польщен написать несколько вещей для филармонии, например симфонию, ораторию или кантаты и т. п. Г. Берчель писал, что он как будто не прочь приобрести моего «Фиделио». Пожалуйста, переговорите с ним, хотя вы имеете на него виды для моего бенефисного концерта, что предоставляю главным образом вам и г. Георгу Смарту. Партитура оперы «Фиделио» еще не издана в Германии и вообще нигде. Разузнайте, что можно сделать с г. Берчелем или как найдете лучше. Меня очень огорчило известие о том, что мои все три увертюры не понравились в Лондоне. Все же считаю их лучшими моими произведениями и (что смело могу сказать также о симфонии в А) ими не пренебрегают здесь и в Пеште, где публика очень требовательна. Не исполнение ли причиною? Не было ли интриг? Итак, кончаю и шлю самые лучшие пожелания в вашей новой жизни.
Ваш истинный друг Людвиг ван Бетховен.
Вена, 19 апреля 1817 года.
Дорогой Нит!
Я сильно заболел 15 октября и до сих пор страдаю от последствий этой болезни, не покидающих меня. Вы знаете, что я живу только своими сочинениями, а после болезни я мог писать крайне мало, и следовательно, так же мало зарабатывать. Был бы особенно рад, если бы вы сделали что-нибудь для меня. Впрочем, полагаю, в результате из всего этого не выйдет ничего. В письме к Херингу вы упрекали меня, хотя в отношениях к вам я был корректен и совершенно не заслуживал этого. Во всяком случае, принужден привести следующее оправдание, а именно: опера «Фиделио» была написана уже много лет тому назад, но музыка и текст имели много недостатков. Надо было совершенно переделать текст, для чего пришлось некоторые музыкальные номера удлинить, другие сократить, а иные написать совсем заново. Так, например, увертюра совершенно новая, да и некоторые другие номера. Но, быть может, в Лондоне опера имеется в таком виде, какою была первоначально, в таком случае она украдена, что почти неизбежно в театральных делах. Что касается симфонии в А, то я должен был ее издать, так как вы не дали мне утешительного ответа. Готов был бы ждать 3 года, если бы вы мне написали, что филармоническое общество возьмет ее, но на все мои запросы не получаю ничего, ничего… Что же касается фортепианных сонат с виолончелью, то я дал вам для этого месяц времени и не получил никакого ответа, а потому издаю их в Германии. Так как относительно этого я имел от вас так же мало известий, как и о других вещах, то отдал их немецкому издателю, который настоятельно об этом просил. При этом было заключено письменное условие (Херинг читал это условие), по которому он издаст их здесь не раньше, чем вы продадите их в Лондоне. Я думал, что вы пристроите эти две сонаты, по крайней мере, за 70–80 дукатов золотом. Английский издатель может назначить день выхода; в тот же день они появятся также в Германии. На таких условиях Берчель купил у меня и получил большое трио и фортепианную сонату со скрипкой. Прошу вас, окажите последнюю услугу и ответьте мне, как можно скорее, относительно сонат. Г-жа Дженни клянется, что вы все сделали для меня. Я тоже, то есть, я тоже клянусь, что вы ничего для меня не сделали, ничего для меня не делаете и ничего не будете для меня делать. Summa summarum – ничего! ничего! ничего!!!
Уверяю вас в глубоком почтении и надеюсь, по крайней мере, на последнюю услугу, на скорый ответ
ваш преданный слуга и друг Л. в. Бетховен.
Мысль о поездке в Лондон не покидала Бетховена до самой смерти, а стремление продать там выгодно свои значительные произведения вызывало частые письма к Рису, настойчиво поддерживавшему мечты композитора. 9 июня 1817 года Рис писал ему, что лондонское филармоническое общество, членами и директорами которого он и Нит состояли, приглашает Бетховена приехать зимой в Лондон. «Общество наше предпочитает ваши композиции всем иным и желает выразить свое уважение и признательность за те многие минуты наслаждения, которые ему доставили ваши гениальные произведения. Вчера вечером опять была исполнена с блестящим успехом симфония A-dur. Друзья встретят вас с распростертыми объятиями. Общество предлагает вам 300 гиней за две новые симфонии, каковые должны быть написаны к январю 1818 года; из них 100 гиней можете получить вперед… Вы свободны относительно заключения условий с издателями… Смарт предлагает 100 гиней за ораторию в одном акте… Антрепренер итальянской оперы также намерен обратиться к вам с заказом. Ваш собственный концерт или, вернее, концерты принесут вам хорошую сумму, также разные иные приглашения из Англии. Нит и я радуемся, как дети, при мысли, что увидим вас здесь. Я постараюсь сделать все возможное, чтобы пребывание ваше здесь принесло вам удовольствие и пользу. Во всяком случае, я знаю Англию и совершенно уверен в успехе вашем. Нам нужен здесь человек, который встряхнул бы всех и подтянул бы гг. оркестровых музыкантов».
Под впечатлением таких известий композитор
