Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

— Не знаю.

— Ты с ним встречался?

— Нет.

— Ты когда-нибудь встречался с кем-либо из его агентов?

— Да… ух-хн-н! Больно!

— Грегор! — воскликнула Креция.

— Рано! Тарл, кто был его агентом?

— Женщина. Псайкер. Она прибыла, чтобы установить нам имплантированные личности перед рейдом.

— Она лично имплантировала их?

— Да.

— Как ее звали?

— Она называла себя Марла. Марла Таррай.

— Представь ее, Тарл! — приказал я.

Мне удалось получить краткий, но отчетливый образ женщины с острыми чертами лица и длинными прямыми черными волосами. Лучше всего мне запомнились ее глаза. Подведенные темной краской, огромные и зеленые, словно нефрит. Казалось, она вглядывается прямо в мою душу. Я даже отшатнулся назад.

— С тобой все в порядке? — обеспокоенно спросила Креция.

— Да, все хорошо.

— Мы прекращаем немедленно, — твердо сказала она. — Прямо сейчас.

— Прямо сейчас?

— Именно.

Янычар повалился на кровать. Кожа на его лице вздулась и покрылась капельками пота. Он закрыл глаза и застонал.

— Действие препарата заканчивается. Теперь он чувствует, как ты вторгаешься в его разум.

Тело пилота сотрясалось в конвульсиях. Похоже, Креции тоже немного досталось.

— Один последний вопрос.

— Я сказала, мы прекращаем немедленно, ты меня слышишь? Мне необходимо стабилизировать его состояние. — Доктор шагнула вперед.

Я предостерегающе поднял руку.

— Еще один. Пока он открыт. Если мы вернемся к этому позже или завтра, его сознание закроется. Ты ведь не хочешь проходить через все это снова?

— Нет, — смягчилась она.

— Тарл? Тарл?

— Отвали.

— Как звали вашего клиента? Как звали босса Марлы Таррей?

Вессоринец что-то пробормотал.

— Что он сказал? — прошептала Креция. — Я не расслышала.

А я расслышал. Не слова, но сообщение на ментальном уровне. Нечто, что он не был способен сказать, даже если бы захотел. Когда он обмяк от психического истощения, последние лоскуты имплантированного прикрытия сползли с его сознания и наружу вышло последнее имя.

— Он сказал — Ханджар, — произнес я. — Ханджар Острый.

Глава 11

АДЕПТ КИЕЛО

УВЕДОМЛЕНИЯ О СМЕРТИ

ОПАСНОСТЬ ДОБРОТЫ

Проснулся я под утро. В комнате стояли предрассветные сумерки. Прохладный ветерок покачивал занавески. Я оделся и спустился вниз. А по пути зашел проверить Тарла. Он беспробудно спал, свернувшись калачиком на кровати. Накануне вечером, удостоверившись, что с пленником все в порядке, Креция ввела ему небольшую дозу обезболивающего и накрыла одеялом. Он пребывал в отключке уже без малого четырнадцать часов. Креция чуть с ума не сошла от страха, когда узнала, что человек в ее чулане — вессоринский янычар.

Я откинул одеяло и проверил веревки на руках и ногах Тарла. Он тихо застонал.

Эмос тоже уже проснулся. Сидя в кабинете Креции, он пил собственноручно приготовленный кофеин и прослушивал первые утренние вокс-передачи.

— Не спится? — спросил я.

— Отнюдь. Я отлично выспался, Грегор. Просто я никогда не сплю долго.

Я достал еще одну кружку и налил кофеина из его кофейника.

— О нас ни слова, — сказал Эмос, указывая на вокс.

— Ничего?

— Это все очень странно. Ни слова, даже на частоте арбитров.

— Кто сумел нанять восемьсот вессоринских убийц, Убер, тот наверняка обладает достаточным влиянием. Либо новостные агентства сознательно умалчивают о произошедшем, либо были подвергнуты цензуре.

— Остальные должны догадаться.

— О ком ты?

— О Фишиге, Нейле. Не получив ответа из Спаэтон-хауса, они поймут, что что-то произошло.

— Надеюсь. Что тебе удалось узнать из татуировок нашего друга?

— Как и предполагалось, базовый футу. Я перепроверил это по разным источникам, с помощью кодифера доктора. — Он вынул планшет и подрегулировал свои очки. — Это клеймо свидетельствует о том, что Ваммеко Тарл, янычар, принадлежит клану Этрика, и за его репатриацию будет заплачено десять тысяч зкелл. Из плоти он сделан, и плоть говорит за него.

Эмос посмотрел на меня над стеклами очков.

— Странная практика.

— И полностью соответствует ментальности вессоринцев. Янычары — всего лишь вещи. Материальные ценности. Имущество. С таким же успехом вы могли бы захватить в качестве трофея пушку или танк. У них нет ни политических убеждений, ни привязанностей в тех конфликтах, в которые они оказываются вовлечены. Они бесполезны в качестве заложников. Эта запись просто и доходчиво объясняет это всем. Она предлагает в качестве решения проблемы некоторую сумму, достаточную, чтобы пленника не убивали.

— И сколько же это будет — десять тысяч зкелл?

— Думаю, достаточно.

— И что нам с ним делать, когда мы уедем?

Это был сложный вопрос.

Я отправился на кухню, чтобы сварить себе еще кофеина и разжиться хлебом. Там я нашел Крецию. Она выжимала сок из плойнов и горных ягод тар в хромированном прессе. Ее пшеничные волосы рассыпались по плечам, а короткий домашний халатик из кремового шелка едва доходил до середины бедра.

— Ой! — смутилась она, когда я вошел.

— Прости. — Я уже собрался ретироваться, но она остановила меня:

— О, не стоит беспокоиться, Грегор. Ты видел меня и… более раздетой.

— Да, точно.

— Конечно. Хочешь фруктового сока?

— На самом деле я искал кофеин.

— Как я могла забыть? Завтраки на террасе… я со своими фруктами и зерновым хлебом, и ты с кофеином, яичницей и беконом.

Я наполнил кастрюлю водой из-под крана и включил плиту. Затем ополоснул кофейник.

— Думаю, теперь ты можешь снова сказать мне: «Я ведь тебе уже говорила», — произнес я.

— О чем это ты?

— Ты всегда говорила, что фрукты и зерновой хлеб — путь к здоровой жизни, помнишь? Потом обычно начинала рассуждать о пользе диеты, клетчатке и всем таком прочем. Говорила, что употребление кофеина, алкоголя и красного мяса убьет меня.

— Беру свои слова обратно.

— В самом деле?

— Тебя убьет не твоя диета, Грегор. — Она сунула палец в рот и начала грызть ноготь.

— И, тем не менее, ты была права. Ты только посмотри на себя.

— Лучше не буду, — сказала она, с силой раздавливая очередной плойн.

— Ты столь же прекрасна, как и в тот день, когда я впервые увидел тебя.

— В тот день, когда мы встретились в первый раз, Грегор Эйзенхорн, ты был в полукоматозном состоянии после анестезии, а на мне была хирургическая маска.

— Ах! И как я мог забыть?

В ответ она одарила меня испепеляющим взглядом.

— Однако, — продолжал я, — это не ложь. И я действительно ужасно обошелся с тобой тогда. Впрочем, как и сейчас. Ты не заслуживаешь такого обращения.

Она попробовала свой сок.

— Не стану спорить. Но… отрадно слышать, что ты осознаешь это.

— Осознаю. Как и тот факт, что ты по-прежнему прекрасна.

Креция вздохнула.

— Омолаживающие программы стали довольно доступны. Я выгляжу так благодаря имперской науке, а не фруктовому соку.

— Я все еще верю во фруктовый сок.

— Да и ты выглядишь не так уж плохо, — усмехнулась она, — так что красное мясо и кофеин тоже вполне годятся.

Вода в кастрюле начинала закипать.

— Рядом с тобой я ощущаю себя тысячелетним стариком. Со мной жизнь обошлась не столь любезно.

— Даже не знаю. В твоих шрамах есть некое благородство. Нечто мужественное в том, как ты выглядишь в этом возрасте.

Я начал заглядывать в буфеты в поисках кофеина.

— Вон та банка, — показала она. — Смесь с цикорием. Как ты любишь. Я никогда не забывала об этом.

Я взял оловянную банку и бросил несколько ложек ее содержимого в кофейник.

— Креция, — я помедлил, собираясь с мыслями, — тебе давным-давно стоило забыть меня. Я не принес тебе ничего хорошего. По правде сказать, я никому не принес добра.

— Понимаю. — Она пожала плечами. — Но не могу. Такие вот дела.

Мы помолчали. Я влил кипящую воду в кофейник и оставил напиток настаиваться.

— Как поживает Елизавета? — вдруг спросила Креция.

Честно говоря, я ждал этого вопроса. В конце концов, я ведь разорвал наши отношения с доктором Бершильд именно из-за Биквин. Хоть мы и договорились с Елизаветой оставаться только друзьями, но у меня не получалось отказаться от своей любви. Она всегда стояла бы у нас на пути, и это было бы нечестно по отношению к Креции.

Об этом я и сказал ей двадцать пять лет назад, в этом самом доме. И ушел.

— Она умирает, — произнес я.

Креция поставила свой бокал на стол.

— Умирает?

— Или уже мертва.

Я рассказал обо всем, что случилось на Дюрере.