Нюрнбергский процесс, сборник материалов - Константин Горшенин

Несмотря на то, что через несколько месяцев союзные военно-воздушные силы сделали невозможным для подводных лодок в большинстве районов всплывать после торпедирования и этот вопрос стал менее актуальным, все же интересно отметить, что, когда 7 октября следующего года вышел приказ, направленный против спасательных лодок, в нем снова встречалась фраза «уничтожение команд судов».

Несмотря на опровержение капитан-лейтенанта Экк, не может быть никаких сомнений в том, что, будучи проинструктирован Хэле, он осуществил намерения вышестоящих начальников. Почему следует предполагать, что у человека, который через месяц безропотно принял приказ Гитлера о «командос», не хватило духу приказать уничтожать моряков, находящихся на плотах или на обломках, оставшихся после крушения, после того как Гитлер объяснил военную необходимость этого мероприятия?

Экк, который выполнял приказы Редера и Деница, заплатил за это высшей мерой.

Неужели эти люди понесут меньшую кару?

Я перехожу теперь к рассмотрению еще одного военного преступления — использованию рабского труда. Еще задолго до начала военных действий подсудимые оценили значение его для германской военной машины. Гитлер упомянул об этом в «Майн кампф» и подчеркнул значение этого фактора на совещании в мае 1939 года.

Несколько недель спустя в июне имперский совет обороны (Геринг, Функ, фрик и Редер и представители всех остальных министерств) планировал использовать в будущей войне 20 тысяч заключенных концентрационных лагерей и сотни тысяч рабочих из протектората.

План Гитлера в отношении Польши, раскрытый им Шираху и Франку, гласил:

«Идеальная картина такова: поляк может владеть лишь незначительным имуществом в генерал-губернаторстве, которое до некоторой степени снабдит его и его семью пищей. Деньги, которые ему нужны для приобретения одежды и еды, он должен заработать в Германии. Генерал-губернаторство должно стать центром снабжения нас неквалифицированной рабочей силой, в особенности сельскохозяйственными рабочими. Этим рабочим при всех условиях будут гарантированы средства к существованию, так как они всегда могут быть использованы там» где требуется дешевый труд».

Эта политика была, конечно, рассчитана на короткий срок, а конечной ее целью фактически было уничтожение восточных народов. Заукель был назначен генеральным уполномоченным, и перед ним была поставлена задача дать замену двум миллионам немецких рабочих, которые были призваны на военную службу. Он сам говорит, что после того как Гитлер подчеркнул, что такие мероприятия являются военной необходимостью, он не стал стесняться в средствах и спустя месяц после своего назначения направил Розенбергу свою первую программу мобилизации рабочей силы.

Я цитирую: «Если мы не сумеем обеспечить нужное количество рабочей силы на добровольных началах, нам придется немедленно ввести насильственную трудовую мобилизацию... огромное количество новых иностранных рабов — мужчин и женщин — является несомненной необходимостью».

Эту программу он сам вызвался провести в жизнь «путем всевозможного давления и безжалостного использования всех имеющихся в нашем распоряжении средств».

Нет необходимости приводить доказательства, показывающие ход выполнения этой политики мобилизации рабочей силы. Достаточно будет привести цитату из обращения Заукеля к управлению по центральному планированию в марте 1944 года:

«...Специально обученные агенты — мужчины и женщины — насильственно угоняли мужчин на работу в Германию... Из 5 миллионов иностранных рабочих, которые прибыли в Германию, даже 200 тысяч не приехали добровольно».

Методы, которые применялись при насильственном угоне, отвратительны по своей жестокости; и каждый из этих подсудимых должен был знать о них. 3 апреля 1941 г. Гиммлер в своей речи перед офицерами СС лейбштандарта «Адольф Гитлер» сказал:

«Очень часто военнослужащие войск СС задумываются над угоном этих людей сюда. Эти мысли возникли у меня сегодня, когда я наблюдал эту крайне трудную работу, которую выполняет полиция безопасно -сти при помощи ваших людей. То же самое случилось в Париже, где мы должны были отправлять десятки и сотни тысяч людей при сорокаградусном морозе».

И дальше:

«Умрут или не умрут от изнеможения 10 тысяч русских баб при рытье противотанковых рвов — интересует меня лишь постольку, поскольку этот противотанковый ров, нужный Германии, будет закончен...

Когда кто-либо обращается ко мне и говорит: «Я не могу допустить, чтобы этот ров рыли женщины и дети: это их убьет», я отвечаю: вы — убийца собственной крови, потому что если этот ров не будет вырыт, погибнут немецкие солдаты, а они — сыновья немецких матерей...

Мы должны помнить, что в Германии имеется шесть-семь миллионов иностранцев... Число пленных в Германии, возможно, достигает восьми миллионов. Они безопасны для нас до тех пор, пока мы будем принимать жесточайшие меры в связи с пустяковыми преступлениями».

В августе 1943 года потребность в рабочей силе еще больше возросла. Гиммлер приказал:

«Все молодые трудоспособные женщины должны быть отправлены в Германию на работу через агентства имперского генерального уполномоченного Заукеля. Дети, пожилые женщины и старики должны быть собраны вместе и использованы в женских или детских лагерях».

Приказы, отданные группенфюрерам СД, действовавшим на Украине, содержали такие же настоятельные требования:

«Деятельность министерства труда... должна быть поддержана в наибольшей степени. Временами нельзя будет воздержаться от применения силы. При обыске деревень, в особенности в тех случаях, когда явится необходимость сжечь целую деревню, местное население должно быть принудительно передано в распоряжение уполномоченного. Как правило, детей расстреливать более не следует. Если мы временно ограничиваем наши строгие меры на основании вышеприведенного приказа, это делается из следующих соображений: нашей важнейшей целью является мобилизация рабочей силы».[40]

Шпеер признал, и как мог он отрицать это, что он знал и одобрял порядок мобилизации и доставки рабочих в Германию против их воли.

Кальтенбруннер писал своему другу Блашке:

«Между тем по специальным соображениям я приказал отправить несколько транспортов с эвакуированными в Вену, в ближайшее время должны быть отправлены около 12 тысяч евреев. Они должны прибыть в Вену через несколько дней... Нетрудоспособные женщины и дети этих евреев, предназначенные для специального обращения и подлежащие дальнейшему перемещению, должны содержаться в охраняющемся лагере и в дневное время».

Опять мы встречаем эту зловещую фразу, значение которой они так хорошо знали, — «специальное обращение», «специальное действие».

Убийство остается убийством независимо от того, каким эвфемизмом убийцы вздумают его прикрыть.

Нужда в рабочей силе стала такой острой, что не только евреев не отправляли в газовые камеры, пока они были трудоспособны, но даже хватали детей и их заставляли работать.

Это все, что относится к их угону в Германию. Какая участь ожидала их по прибытии?

Еще в марте 1941 года районные объединения крестьян получили инструкции о том, как обращаться с польскими сельскохозяйственными рабочими, которых они должны были получить. Рабочим не предоставлялось права подавать жалобы; религиозным людям запрещалось посещать церковь; запрещались все виды развлечения, пользование общественными транспортными средствами. Их наниматели получали право применять телесные наказания и ни в коем случае «не могли быть привлечены к ответственности официальными учреждениями». В конце приказывалось (я цитирую):

«Сельскохозяйственные рабочие польской национальности должны жить вне села и не в домах; их можно поместить в конюшни и т.д. Чувство жалости не должно помешать проведению таких мероприятий».

Обращение с теми, кто был занят в промышленности, было еще хуже. Я напомню показания польского врача в Эссене, который по мере сил пытался обслуживать русских военнопленных:

«Эти люди содержались в таких страшных условиях, что нельзя было оказать им медицинской помощи. Мне кажется, что держать людей в таких условиях было ниже человеческого достоинства. Каждый день ко мне приводили по крайней мере 10 человек с синяками от постоянных избиений резиновыми шлангами, стальными прутьями или палками. Люди часто корчились от боли, и я не мог им оказать ни малейшей медицинской помощи. Мне тяжело было смотреть, как могли заставлять людей, которые так мучились, производить такие тяжелые работы. Мертвые тела оставались лежать на соломенных тюфяках по два или три дня, пока они не начинали издавать такое зловоние, что их соседи по заключению выносили их и где-нибудь закапывали. В беседе с некоторыми русскими женщинами они мне лично говорили, что они работали на заводе Круппа и что их ежедневно зверски избивали. Избиения были в порядке вещей».