Дорога к себе - Александр Бромов

— Искусительница, — недовольно буркнул ашурт, подавая ей руку.

Радужный дракон нетерпеливо начал рыскать на месте:

— Полетели-побежали. Вах, какая закуска киснет! А вино? Вах! Вино богов тухнет! Риа мечет громы и молнии.

— А вот это серьезно, — усмехнулся ашурт. — Пошли, пока мы и без дома не остались. Следующий ремонт я точно не переживу.

В голубой лагуне у причала стояла юбилейная, десятая по счету яхта, для разнообразия — нежно-голубая. Демон мрачно оглядел ее издалека, решительно развернулся к дому и машинально сделал еще несколько шагов.

Она поднялась со ступеней террасы и несмело пошла к нему, придерживая непослушную прядь, бьющуюся на ветру. Его любовь. Его боль. Легкая, воздушная, в развевающихся одеждах.

Гнусные друзья, обогнув ашурта, как утес, отошли в сторону, делая вид, что ничего необычного не произошло. Ведь знали, гады! Знали и молчали. Поэтому и бросились его искать, чего раньше никогда не делали. Сантилли с трудом проглотил ком в горле:

— Ты надолго? Как там высшие сферы?

Девушка остановилась перед ним и виновато улыбнулась:

— Нормально. Ничего, что я без подарка? Я не знала. В смысле, не знала год. То есть… да, календаря же не было.

Ашурт мог бы сказать, что она сама, как подарок, но это было бы ложью. Если бы она вернулась и больше никуда не уходила….

— Останешься на праздник?

Девушка потерянно кивнула и опустила голову.

— Пойдем, — он взял ее прохладные пальцы, но остался стоять.

Почему именно сегодня? Зачем она пришла? Показаться и снова исчезнуть? Конечно, Непоседа она и есть Непоседа, и ничего с этим нельзя поделать. Ее всегда манили другие миры, а он не может бросить начатое. Нельзя оставлять за спиной недоделанные дела. Нельзя терять себя.

Грохот, раздавшийся на внутреннем дворе, запланирован не был и поэтому заставил вздрогнуть всех. Испуганная Элерин бросилась к дому, обгоняя брата. Ашурт остался философски следить за разноцветным столбом дыма, потихоньку дрейфующим к лесу.

— Фейерверк? — поблизости остановился оборотень, прищурил глаза, прикидывая траекторию, и выдал любимую фразу Глеба, уже давно ставшую расхожей. — В Багдаде все спокойно, да? Красивый город, кстати.

— Что опять сгорело? — сзади вышел из портала Таамир, мельком глянул на девушку рядом с демоном и легонько похлопал его по плечу объемным фолиантом. — С днем рождения.

— Понятия не имею, — ашурт, не глядя, поднял к плечу раскрытую ладонь, и дракон вложил в нее подарок. — Спасибо.

— Твой или мой? — Ин Чу упорно игнорировал гостью, но и не уходил.

Есть у бывшего короля такое свойство — действовать на нервы. Таамир не хочет признаваться, но, как и все из его племени, страдает неизлечимой болезнью — чрезмерным любопытством, поэтому и топчет песок рядом с демонами и Мишелем, недалеко от него ушедшим. Оба понимают, что мешают, однако удаляться не торопятся, надеясь, что про них забудут. Любопытство, как якорь, надежно удерживает их на месте.

— Оба, скорее всего, — Сантилли соизволил обратить на книгу внимание и удивленно хмыкнул. — И как тебя жаба не задавила?

— Отдай обратно! — рассердился дракон, но ашурт, не удержавшись от пакостной ухмылки, сунул книгу подмышку.

Пока они препирались, шторы вопреки закону притяжения встали почти параллельно полу, а из дверей спиной вперед вывалился смуглый семилетний мальчишка в нарядном светло-коричневом таки. Он пулей пролетел через террасу и едва успел притормозить о колонну у ступеней, заметив Сантилли, многозначительно постукивающего кулаком по ладони. Пути к бегству были перекрыты с обеих сторон. Беглец стрельнул черными глазами по сторонам, оценивая расстановку сил, и знакомо зачастил:

— Па, ты же не станешь злиться? Мы не подумали, что он на автоматике. Там только дым и розы…. Так, немного. И у Ли платье… в общем, не страшно. Инес сказала, Шон нечего не….

Сзади грозно прозвенели хрустальные шарики, маленький ашурт неуверенно оглянулся на выходящую следом суровую Элерин и сглотнул слюну.

— Состав не изменился, — подвел итог Таамир, — мой, твой и младшая пакостница Шона.

Элерин поймала хулигана за шиворот и развернула к себе, начав шепотом выговаривать наболевшее. Мальчишка шмыгал сухим носом и обреченно кивал, косясь на отца.

— У тебя сын? — растерялась девушка, снова заправляя прядь за ухо. — Сколько меня не было?

Ашурт, стараясь оставаться безразличным, пожал плечами:

— Немного, даже сотни не прошло. Пошли или эти деятели еще что-нибудь взорвут. Рино, оставь Оби, потом разберемся, — он пересилил себя и взял гостью под локоть. — Идем выручать второго шалопая, или Таамир лишится внука, а Арвин — наследника.

Мальчик пристроился рядом с отцом, подальше от рассерженной матери, вцепился в его руку и громко прошептал.

— Па, это Непоседа, да? Она останется навсегда?

И что ответить, если он даже посмотреть в ее сторону боится, чтобы не взвыть?

— Сан, — принцесса остановилась, когда до двери в гостиную оставалось несколько шагов. — Один вопрос. Можно?

Его потерявшаяся девочка. Что же она делает с ним?

Таамир с видимым сожалением, не останавливаясь, подхватил замешкавшуюся Элерин под руку, Мишель на ходу забрал книгу и присвистнул, прочитав заголовок. Никому ничего объяснять не надо — все прекрасно понимают, что сейчас произойдет. Зачем она пришла?

Ашурт подтолкнул сына вглубь дома и махнул идущему к ним Андрею: «Сейчас буду». Друг возвратился, на ходу давая знак, что юбиляр уже на пороге и надо бы поторопиться, а Сантилли повернулся к нежданной гостье и застыл в ожидании продолжения.

Что ему сказать? Как объяснить свою ошибку? Она всю жизнь мечтала о других мирах, и, уходя, считала, что это и есть ее путь, что он приведет ее к пониманию того, что происходит с ними и вокруг них. Она была уверена, что поступает правильно, что чем-то надо жертвовать ради одной единственной цели, что он ее поймет и простит, потому что рядом с ним остаются друзья, любимая, сыновья, что от нее только проблемы и хаос, что она все путает. А оказалось, что запуталась сама в себе, и дорога, так манившая когда-то, оказалась не ее дорогой. Ложный путь, ведущий в тупик.

Нет, там красиво, необычно, интересно…. Но одиноко. Он был тысячи раз прав, когда убеждал ее остаться. А Ласайента была уверена, что в нем говорит собственник, привыкший к беспрекословному подчинению женщины, и только там в очередной раз и уже бесповоротно поняла, что подчинялся он. Всегда. Подчинялся, уступал, прощал, оправдывал. А она его бросила. Оставила за спиной. Расчетливо, хладнокровно, безжалостно. И нечего сказать.