Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту - Марк Цицерон

3. Если бы я не полагал, что тебе сообщают о положении в Риме и обо всем происшедшем, я сам написал бы об этом, хотя я и обременен важнейшими занятиями. Но об этом ты узнаешь от других, от меня же — кое-что и то в общих чертах. У нас стойкий сенат, консуляры — частью трусливые, частью злонамеренные. Большую утрату понесли мы в лице Сервия4357. Луций Цезарь — честнейшего образа мыслей, но так как он — дядя4358, он высказывает мнения не очень решительно. Консулы — выдающиеся; прекрасен Децим Брут; выдающийся мальчик Цезарь4359, на него я действительно надеюсь в будущем. Но считай несомненным следующее: если бы он не набрал быстро ветеранов, и два легиона из войска Антония4360 не перешли под его начало и Антонию не был противопоставлен тот ужас, то нет того преступления, нет той жестокости, от которой Антоний был бы готов удержаться4361. Хотя я и полагал, что ты слыхал об этом, я все-таки хотел, чтобы это было лучше известно тебе. Напишу подробнее, если у меня будет больше досуга.

DCCCXX. Луцию Папирию Пету, в Неаполь

[Fam., IX, 24]

Рим, начало февраля 43 г.

Цицерон Пету.

1. Этому Руфу4362, твоему другу, о котором ты пишешь мне уже второй раз, я помог бы, насколько могу, даже если бы я был им оскорблен, так как вижу, что ты так сильно стараешься в его пользу. Но так как и из твоего письма и из его письма, присланного мне, я понимаю и заключаю, что мое благо было для него предметом большой заботы, не могу не быть ему другом — и не только ввиду твоей рекомендации, которая, как и следует, имеет громадное значение в моих глазах, но и по моей собственной воле и суждению. Ведь я хочу, чтобы ты знал, мой Пет: для меня поводом для подозрения, настороженности и внимательности было твое письмо; с этим письмом впоследствии согласовались другие письма многих. Ведь и в Аквине и в Фабратерии были приняты решения насчет меня, о которых ты, вижу я, слыхал, и они4363, как бы угадывая, сколько неприятностей я им доставлю, стремились только к тому, чтобы раздавить меня. Не подозревая этого, я был бы менее осторожен, если бы не был предупрежден тобой. Поэтому этот твой друг не нуждается в рекомендации передо мной. О, если б судьба государства была такой, чтобы он мог узнать, что я — благодарнейший человек! Но об этом достаточно.

2. Что ты перестал посещать обеды, — меня огорчает; ведь ты лишил себя большого развлечения и удовольствия. Затем я даже опасаюсь (ведь можно говорить правду), как бы ты не разучился и не забыл кое-чего, привычного для тебя, — устраивать небольшие обеды. Ведь если тогда, когда у тебя было кому подражать, ты не делал больших успехов, что же ты будешь делать теперь. Спуринна4364, по крайней мере, когда я ему указал на положение дела и представил твою прошлую жизнь, указал на большую опасность для основ государства, если ты не вернешься к своим прошлым привычкам тогда, когда подует фавоний4365; по его словам, в настоящее время это можно переносить, если ты случайно не можешь переносить холод.

3. Но, клянусь, мой Пет, шутки в сторону, советую тебе — это, полагаю, имеет значение для счастливой жизни — жить среди честных, приятных, расположенных к тебе мужей; нет ничего более подходящего для жизни, ничего более приспособленного для счастливого образа жизни. И я отношу это не к удовольствию, не к общности жизни и времяпрепровождения и к успокоению духа, которое достигается более всего дружеской беседой, а она наиболее сладостна на пирах, как их — мудрее, чем греки, — называют наши; те говорят о симпосиях и синдейпнах, то есть о совместных попойках и совместных обедах; а мы — о совместном времяпрепровождении4366, так как тогда более всего проводят время вместе. Ты видишь, как я, философствуя, пытаюсь вернуть тебя назад к обедам. Береги здоровье. Ты этого достигнешь легче всего, часто обедая вне дома.

4. Но, если любишь меня, не подумай, будто я, оттого что пишу шутливо, отбросил заботу о государстве. Будь уверен, мой Пет, вот в чем: дни и ночи я делаю только одно, забочусь только об одном — чтобы мои сограждане были невредимы и свободны. Не упускаю случая советовать, действовать, принимать меры. Словом, я в таком настроении, что если в этой заботе и хлопотах мне нужно будет положить жизнь, я сочту свой конец прекрасным. Еще и еще будь здоров.

DCCCXXI. Гаю Кассию Лонгину, в провинцию Сирию

[Fam., XII, 5]

Рим, конец февраля 43 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Гаю Кассию.

1. Зима, полагаю я, до сего времени мешала получению нами от тебя достоверных известий о том, что ты делаешь, и особенно — где ты. Но все говорили (я думаю — потому, что этого хотели), что ты в Сирии и располагаешь войсками. Этому легче верили потому, что оно казалось правдоподобным. А наш Брут снискал исключительную похвалу4367; ведь он совершил столь важные и столь неожиданные действия, что они и сами по себе заслуживают благодарности и еще более ценны ввиду быстроты. Итак, если ты удерживаешь то, что мы предполагаем, то государство получило большую поддержку; ведь мы, начиная от ближайшего побережья Греции и вплоть до Египта, будем под прикрытием военной власти и военных сил честнейших граждан.

2. Впрочем, если не ошибаюсь, дело обстоит так, что весь исход войны в целом, по-видимому, зависит от Децима Брута; если он, как мы надеемся, вырвется из Мутины, от войны, по-видимому, ничего не останется. Ведь его теперь осаждают совсем малочисленные войска, так как большим гарнизоном Антоний удерживает Бононию. Но в Клатерне4368 наш Гирций, под Корнелиевым Форумом4369 — Цезарь, оба с сильным войском; а в Риме Панса собрал большие силы благодаря набору в Италии. Зима до сего времени мешала действиям. Гирций, как он мне намекает в частых письмах, по-видимому, будет действовать только обдуманно. За исключением Бононии, Регия Лепида, Пармы, мы удерживаем всю Галлию, чрезвычайно преданную государству. Твои клиенты транспаданцы4370 также оказались очень тесно связанными с нашим делом. Сенат очень стоек, исключая консуляров, из которых один Луций Цезарь стоек и справедлив.

3. Со смертью Сервия Сульпиция4371 мы лишились большой опоры. Остальные частью бездеятельны, частью бесчестны. Некоторые завидуют славе тех, кто, как они видят, пользуется одобрением в государстве. Но в римском народе и во всей Италии единодушие удивительное.

Вот приблизительно все, что тебе, по-моему, следовало бы знать. А теперь я желаю, чтобы светоч твоей доблести засветил от этих стран Востока. Будь здоров.

DCCCXXII. Гаю Кассию Лонгину, в провинцию Сирию

[Fam., XII, 7]

Рим, 6 или 7 марта 43 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Гаю Кассию.

1. Предпочитаю, чтобы ты узнал от своих, а не от меня, с каким рвением защищал я твое достоинство и в сенате4372 и перед народом. Это мое мнение легко одержало бы верх в сенате, если бы не сильное сопротивление Пансы. После того как я высказал это мнение, народный трибун Марк Сервилий вывел меня для речи перед народной сходкой4373. Я сказал о тебе, что мог, с таким усилием, чтобы разнеслось по всему форуму, при таких возгласах одобрения народа, что я никогда не видел ничего подобного. Прости мне, пожалуйста, что я сделал это против воли твоей тещи; робкая женщина опасалась, как бы Панса не обиделся. На народной сходке Панса, правда, сказал, что и твоя мать и брат4374 не хотели, чтобы я высказывал это мнение. Но это не волновало меня; я предпочитал другое. Я старался о деле государства, о котором я всегда старался, и о твоем достоинстве и славе.

2. Что касается того, что я изложил более подробно в сенате и сказал на народной сходке, то я хотел бы, чтобы в этом ты выполнил мое обещание. Ведь я обещал и почти утверждал, что ты не ждал и не будешь ждать наших постановлений, но сам будешь защищать государство по своему усмотрению. И хотя мы еще не слыхали, ни где ты, ни какими силами ты располагаешь, всё же я решил так: все средства и силы, которые находятся в тех областях, — твои. И я верил, что благодаря тебе провинция Азия уже возвращена государству. Постарайся в деле возвеличения своей славы превзойти самого себя. Будь здоров.

DCCCXXIII. От Гая Кассия Лонгина Цицерону, в Рим

[Fam., XII, 11]

Галилея, лагерь под Тарихеей, 7 марта 43 г.

Проконсул4375 Гай Кассий шлет большой привет Марку Туллию Цицерону.

1. Если ты здравствуешь, хорошо; я здравствую. Знай — я выехал в Сирию к императорам Луцию Мурку и Квинту Криспу4376. Храбрые мужи и честнейшие граждане, они, услыхав, что происходит в Риме, передали мне войска и сами вместе со мной с чрезвычайной твердостью духа устраивают дела государства. Знай, что и легион, который был в распоряжении Квинта Цецилия Басса, прибыл ко мне; знай также, что четыре легиона, которые Авл Аллиен4377 вывел из Египта, он передал мне.

2. Ты, я считаю, теперь не нуждаешься в советах защищать, насколько это в твоих силах, нас4378, отсутствующих, и государство. Хочу, чтобы ты знал, что вы и сенат не лишены надежного оплота, так что ты можешь защищать дело государства с наилучшей надеждой и величайшим присутствием духа. Об остальном с тобой будет говорить мой близкий Луций Картей. Будь здоров. Отправлено в мартовские ноны из лагеря под Тарихеей.