Тысяча и один день. Первый из могикан. Властелин пустоты - Александр Громов

Парис говорил бы и еще, но ему помешали. По главной улице с радостным визгом неслась ребятня. Следом осторожно ступал Линдор, статный высокий мужчина с пропыленным лицом. Он пятился задом, осторожно прощупывая ногой почву, иногда оглядывался, чтобы не споткнуться, глаза его были полузакрыты, губы шевелились, а в пяти шагах за ним, нависая над шептуном кошмарной пятнистой мордой, тяжко переваливался на задних лапах громадный – Леону еще не доводилось таких видеть – дракон-самец. Короткие передние лапы зверя были сложены на груди, роскошный фиолетовый гребень едва подергивался, свисающий из пасти язык достигал земли. Дракон спал на ходу. Мощный, одетый в несокрушимую броню лесной гигант, способный одним махом разрушить деревню, предназначался для вечернего праздника и покорно следовал за человеком. Длинный голый хвост чудовища, похожий на крысиный, только в тысячи раз больше, чертил в пыли улицы глубокую борозду. За хвостом шла толпа.

Дойдя до площади, процессия остановилась.

– Тише, вы! – надсаживаясь, закричал на малышню Парис, мгновенно потеряв интерес к Леону. – Разбудите!

Дракон открыл один глаз и злобно посмотрел на Париса. То же самое сделал и Линдор. Толпа попятилась. Стало слышно, как на другом конце деревни мяукает кошка. Две девушки, чинно ведущие к площади Хранительницу, пискнув, увлекли ее в проулок.

Линдор закрыл глаза и зашептал с удвоенной силой. Его пропыленный лоб покрылся потом. Дракон подобрал язык, сделал шаг вперед, обнюхал Линдора, попытался потереться о него мордой и вдруг рухнул на бок. Мерное дыхание вздымало бронированную грудь – дракон спал и был счастлив. В ноздри ему сунули сонного лишайника, чтобы не проснулся до часа состязания, и только тогда раздались ликующие крики. Линдор утер пот и попросил пить. Тут же человек двадцать побежали к ручью. Всем было ясно, что первый этап состязания шептунов Линдор уже выиграл: от Ациса и Фавония, ушедших в лес одновременно с ним, пока не было ни слуху ни духу.

На Леона обращали внимание. Несколько раз он без всякого удовольствия ловил на себе любопытные или сочувствующие взгляды. Было ясно: не отвлеки Линдор людей драконом, каждый житель деревни не преминул бы именно сейчас выразить Леону свое живейшее сочувствие. Будто от этого легче.

КТО? КАК? ДЛЯ ЧЕГО?

Ответа не было. Нарочно выбрав самый безлюдный путь, чтобы не напороться на Хлою, Леон брел домой задами и терялся в догадках. За плетнем из дрын-травы тянулись огороды. Урожай в этом году выдался из рук вон: самый мелкий огурец перерос Леона ростом, торчал криво и без подпорок неминуемо завалился бы под собственным весом; хлебные лианы пухли от сока и выбросили вторые побеги; на Злачной поляне, к ликованию любителей Тихой Радости, забил новый родник и вот-вот готовы были вскрыться еще два; повсюду вылезло не только то, что сажали, но и то, что само попряталось в землю в прошлую засуху; дынные кусты, как всегда, ломились под весом плодов; на одних только землероек напала непонятная хворь – но когда это еще скажется!.. В деревне давно уже шли толки о том, что в нынешнем году Праздник Закапывания Излишков Урожая, пожалуй, не состоится – какой тут праздник, когда умучаешься закапывать! – и Парис еще весной всенародно объявил это знамением. Растолковать заинтересовавшимся, что означает это слово, он отказался, сам, наверное, не знал, за что и получил от недопонявшей текущего момента Хранительницы отповедь: не знамение, а затмение на него нашло, с шептуна станется, а с землеройками надо потолковать: хворь хворью, а землю рыхлить надо, не людям же огороды копать, в самом деле… Парис был посрамлен, но не переубежден – похоже, и впрямь мнил себя мудрецом.

Великий Нимб! КТО РАЗБИЛ? И – КАК?

Ответа не было. Леон чувствовал, что голова его тупеет. Кто мог пустить камень с такой силой, что он застрял в стене? Кем была раскручена праща? Откуда? Следов-то не обнаружилось. По деревьям он скакал, что ли? И главное – ЗАЧЕМ? Что он хотел этим сказать, драконий хвост?!

Может, Парис не столь уж глуп и это вправду дело полиции?

Позади с площади доносились крики и смех – в кухонной яме острили новый кол. От деревенских собак, возвращавшихся после ритуала облаивания сонного дракона, Леон избавился, добыв из плетня дрын. Эманация Тихой Радости возвестила о присутствии Кирейна, одного из младших сказителей, знаменитого тем, что однажды он ухитрился заблудиться в лесу, – уединившись на задах, пьяница репетировал замшелую Быль о том, как люди жили прежде на Великом Нимбе, нынешнем приюте отлетевших душ, и по чьему злому умыслу они спустились оттуда в Простор. Пальцы сказителя путались в струнах думбалы и часто промахивались, затуманенные глаза были устремлены в пространство, нос опух. Тыквенная бутыль валялась в ногах. Леона он не заметил.

Мало ли кого еще могло занести в проулок. Леон ускорил шаги, свернул у последнего поворота на главную улицу и на переброшенном через ручей одногорбом мостике второй раз за это утро столкнулся с Филисой. Нос к носу.

Разумеется, теперь она знала всё и немедленно принялась утешать. Ее голосок, обычно щебечущий, подобно пению лесной бабочки, теперь звучал глубже и проникновенней. Ожерелье из свежих цветов лианы, только что украшавшее ее шею, на глазах Леона было разорвано и полетело в ручей. Сопереживать она умела не хуже других.

– Ну… – отмахнулся Леон и вдруг, неожиданно для себя улыбнувшись, выпалил: – Да я уже забыл об этом окне!

Сейчас это было правдой.

Опомнившись, он укусил себя за язык: Филиса могла подумать, что он никудышный хозяин. Хуже того – Филиса могла передать его слова Хлое, и тогда уж вовсе покоя в доме не жди. Леону захотелось немедленно, не сходя с шаткого мостика, схватить Филису за плечи и трясти, трясти, пока она не поймет, какая на его долю выпала пытка – жить с Хлоей; пока она не перестанет сочувствовать ему из-за глупого битого стекла… кстати, о битье: с Хлоей надо что-то делать, сил нет терпеть, пусть потом Хранительница против него хоть всю деревню поднимет…

– А я замуж выхожу, – вдруг сообщила Филиса.

Полыхнуло. Разверзлось, рухнуло небо. С покореженного Великого Нимба упал душный мрак. И во мраке звенел, звенел под стать журчанию ручья голосок лесной бабочки.

– За кого? – спросил кто-то чужой голосом Леона.

– За Линдора. А с окном тебе вся деревня поможет, ты не сомневайся. Хранительница так и сказала: пошлем гонца в Город, будет тебе новое…

Голосок доносился уже из-за спины – Леон шел, не видя куда, деревянный мостик кончился, а земля расползалась под ногами, как тесто, готовила предательские ловушки, он шел прямо в пропасть, и не было сил остановиться. Колючие грибы в Трескучем лесу выскакивали из земли, норовили ужалить в пятку, на голову сыпались сучья, – с уханьем падало дерево, а за деревом оказывался разъяренный дракон, и Леон никак не мог его зашептать; тогда из земли, как гриб, выскакивал Линдор и зашептывал дракона, который вдруг оказывался Филисой, и Линдор вел ее на площадь к сонному лишайнику…