Ужасный век. Том I (СИ) - Миллер Андрей

— Находишь её прекрасной? Правда?

— Нахожу прекрасными доходы, которые она принесёт.

Прожект Амори на деле казался маркизе довольно бестолковым, зато поводом покинуть его замок стал отличным. И увы: чрезмерные увеселения Ламберта действительно немало помешали беседам, которые балеарский канцлер велел с кронпринцем вести.

Эбигейл старалась действовать тонко. Нельзя же просто заявить: ах! Вот тот да этот пэры хотели бы видеть королём не вас, а Бернарда! Даже если симпатии пэров вполне очевидны. Юнцам свойственно быть впечатлительными через меру. Укажешь на врагов прямо — кронпринц может и дров наломать, а этого маркизе не хотелось.

Тонко строить беседы Эбигейл умела, однако они хороши с трезвыми людьми. И думающими при том головой, а в охотничьем домике у Ламберта кровь порядком оттекла к иному месту. Больно много порхало кругом всяких пигалиц…

Маркиза, глядя в зеркало, поправила платье на груди — и в очередной раз задумалась о том, что давно уже приходило на ум.

Может ли она соблазнить Ламберта? О, ещё как может. Кронпринц поглядывал на неё, бывало… Не совсем так, как прочие мужчины при дворе. Те впустую мечтали, а Ламберт-то знал, что может получить всё, чего захочет.

Слишком хорошо знал. Потому боялся. Он не так уж умён — но лишь потому, что ещё молод. Всё-таки не обделён способностью соображать. Маркиз Бомонт — могучий оплот королевской власти над югом страны. Ламберт должен был понимать: риск хоть немного испортить с ним отношения едва ли стоит любых удовольствий. Можно ли подтолкнуть Ламберта к глупому поступку? Ха… Какой только глупости мужчина ради красивой женщины не сделает — спросить хоть Амори Бомонта, заключившего неравный брак к бесконечному неудовольствию всей родни.

Вопрос — стоит ли оно того? Не факт. Настал ли удачный момент? Вряд ли. Представляет ли себе маркиза все возможные последствия и опасности? Недостаточно чётко. Нет-нет-нет, этот козырь лучше попридержать. Хотя отрицать бессмысленно: Эбигейл было бы приятно его использовать.

Законный супруг, понятно, не идёт ни в какое сравнение с канцлером Сантьяго. Но Сантьяго, при всех его достоинствах — тоже далеко не мальчик, почти полвека разменял. Зрелые мужчины, что спорить, имеют свои преимущества. Однако юные имеют их тоже. Занятно было маркизе иной раз представить себя в руках кронпринца… или кого-то вроде. Уж точно не Бернарда, разумеется! Этот военные байки старого барона Гаскойна всю ночь травить станет, наверное. Или чего похуже.

Если не Ламберт, то кто-то вроде. Молодой, сильный, решительный — и полезный, потому как нет смысла размениваться ради одного только удовольствия. Да, было бы здорово… Эбигейл от таких мыслей сделалось жарковато. Надо успокоиться. Не время и не место.

Нельзя самой себе позволять то, благодаря чему вертишь другими.

— Дорогая, пора!

Карета давно ждала их с Амори. Прекрасный крытый экипаж с целой четвёркой лошадей, хоть в городе вполне достаточно двух. Слуга отворил дверцу, супруг галантно помог Эбигейл забраться внутрь — пусть ему самому, пожалуй, скорее требовалась помощь.

По дороге Амори всё болтал о чём-то, крепко держа Эбигейл за руку, но она почти не слушала: глядела в окно, обмахиваясь веером.

Лето даже на юге Стирлинга выдалось посредственным, но нынче погода радовала — и столица под ярким, но не слишком палящим солнцем смотрелась чудесно. Припомнилось, как будущая маркиза впервые посетила её: тридцать лет минуло. Эбигейл была совсем юной, только-только фигура приобрела положенные формы. До того дня она не знала ничего, кроме нищих родовых земель на склонах северных гор. Кроме обветшалого замка, где из миллиона щелей вечно противно задувало. Мать, быстро оценив расцветающую красоту Эбигейл, сочла необходимым попытаться найти ей мужа получше, чем унылые северные лорды, которые мерялись меж собой стадами овец.

Едва увидев Кортланк, Эбигейл сразу твёрдо решила: ну нет! Не ждёт её судьба провинциальной леди, пьющей вместо вина эль и носящей шерстяное. Всё будет по-другому.

Карета остановилась неожиданно — и сразу стало понятно, что встала она надолго.

На узкой улочке, примыкающей к Благодатной площади, пала чья-то запряжная лошадь — так что образовался знатный в прямом и переносном смыслах слова затор. Кучеры ругались, выясняя, кому с этим возиться и в чьей карете господин важнее. Не желая эту брать слушать, Эбигейл вышла из кареты, предпочтя пока полюбоваться собором Благостной Девы. Однако она сразу заметила нечто более любопытное.

Человека, вышедшего из дверей собора.

Это был не священник, не славный рыцарь и даже не какой-нибудь пэр, решивший накануне попойки с Балдуином прикоснуться к духовному. Из собора показался человек, одежды которого больше напоминали моду враждебных Стирлингу земель, нежели местную — как и его трость, совершенно не требующаяся сильным ногам. Лишённая даже единого волоска голова блестела в лучах разыгравшегося солнца.

Люка сел на холёного вороного коня, направил его лёгкой рысью в сторону замка — но тут сам заметил Эбигейл. Тотчас перед ней спешился, как велели приличия.

— Ах, прекрасная маркиза! — воскликнул Люка с обыкновенным для него переигрыванием, что так напоминало канцлера Сантьяго. — Какое же неприятное, однако, происшествие… Как видите, поездки верхом имеют свои преимущества!

Люка вечно приезжал верхом туда, куда все являлись в экипажах. На этот раз такая привычка и правда оказалась кстати: он-то легко мог проехать к замку, не дожидаясь, пока труп несчастного животного оттащат с середины улицы. И проехал бы, не случись такая встреча.

— Увы, господин Люка: седло не по мне.

— Ну конечно! Такое сокровище, как вы, пристало возить лишь в самой прекрасной карете: ваша, замечу, вполне своей драгоценной ноши достойна. Не беспокойтесь! Я уверен, что это досадное недоразумение устранят быстро. А даже если вы чуть опоздаете — так пусть в замке Бламарингов скучают по прекраснейшей жемчужине Стирлинга!

— Только бы не превратиться мне к тому времени из жемчужины в изюмину… Однако, Люка, вы в очередной раз меня поражаете. Ожидала бы встречи где угодно, но собор? Непохоже на того Люку, которого я знаю.

Люку маркиза знала плохо — вряд ли его вообще кто-то в Кортланке знал по-настоящему хорошо. Даже о том, откуда он родом, говорили совершенно разное. Одно было понятно каждому: Люка — из тех людей, секреты которых могут оказаться весьма неприятным и опасным открытием. Сам же он, безусловно, знает множество чужих секретов.

— Помилуйте, любезная маркиза! Ужели неуместным стало посетить полуденное служение? Это всякому доброму почитателю Творца Небесного прилично. Посещай вы богослужения почаще — уверен, собор ломился бы от прихожан! Хотя Благостной Деве тогда пришлось бы ревновать.

— О, я бы не хотела вынуждать святую Беллу испытывать это ужасное чувство. Но всё-таки: собор, служба… Это так на вас не похоже, буквально не могу поверить! Скорее представлю, что вы вели какую-то очень занимательную беседу с архиепископом… или с Корнелием, быть может. А то и с обоими?

Маркиза подмигнула — будто пыталась сейчас угадать любовниц Люки, а не сильных мира сего, с коими он имел неизменно тайные и неизменно важные дела. Действительно: встреча с Флавием или Корнелием — куда более логичный ответ на вопрос «какого Нечистого понадобилось Люке в церкви». Очень можно быть, что этот загадочный и опасный человек с Церковью нынче связан. А точнее — и с Церковью тоже.

— Вот вечно так… — театрально вздохнул Люка. — Вечно меня подозревают в чём-то! И может, иной раз не зря. Но ведь служение Творцу Небесному — душевный приют для каждого! Почему бы ему не служить?

— Как раз это мне давно интересно… — маркиза подступила на ещё приличную, однако уже доверительную дистанцию, и хитро улыбнулась. — Кому же вы, Люка, всё-таки служите?

— Разным людям. Если сложится — почту за честь, а также за удовольствие послужить и вам.

Ну-ну. Никто в высшем свете Стирлинга не дал бы на такой вопрос о Люке более однозначного ответа. Люка — из людей, близкое знакомство с которыми все предпочитают отрицать. И каждый при том подозревает в таковом знакомстве другого. Быть может, на деле Люка верен лишь кому-то одному. А возможно — напротив, тайком работает с многими. Если так, то большой вопрос, чьи интересы в итоге выигрывают более.