Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все-таки они относительно безопасно шли на фордевинд в сторону Ла-Манша. Проуз уже вглядывался в нактоуз и отмечал курс на доске, затем по его приказу Оррок с матросом бросили лаг и замерили скорость. Вот и Буш поднялся на шканцы. Он широко улыбался, радуясь успешному маневру и опьяненный новой обстановкой.
— Курс норд-ост-тень-ост, сэр, — доложил Проуз. — Скорость больше семи узлов.
Теперь перед Хорнблауэром встала целая куча новых проблем. Впереди Ла-Манш с его мелями и мысами, с его приливно-отливными течениями — коварными течениями Ла-Манша. Все это надо учесть. Сам характер волн скоро изменится — как только атлантические валы войдут в более мелководный и узкий пролив. Более общая задача состояла в том, чтобы «Отчаянный» не вынесло на середину Ла-Манша, более частная — в том, чтобы попасть в Торский залив.
Все это требовало серьезных расчетов. Надо справиться с таблицами приливов, тем более что, идя на фордевинд, нельзя будет бросать лот.
— На этом курсе мы должны скоро увидеть Уэссан, сэр! — прокричал Проуз.
Это существенно облегчит им дело, даст надежное основание для последующих расчетов. Хорнблауэр прокричал приказ, и Оррок с подзорной трубой полез на фор-салинг в помощь впередсмотрящему. Теперь перед Хорнблауэром встали новые проблемы: во-первых, надо ли заставлять себя уйти с палубы и, во-вторых, стоит ли пригласить Проуза поучаствовать в расчетах. На оба вопроса он вынужден был ответить положительно. Буш — хороший моряк и вполне способен уследить за парусами и штурвалом; Проуз — хороший навигатор и по закону делит с Хорнблауэром ответственность за выбранный курс, а потому будет сильно огорчен, если с ним не посоветуются, как бы сильно ни хотелось Хорнблауэру избавиться от его общества.
Поэтому Проуз сидел с Хорнблауэром в штурманской рубке, воюя с таблицами приливов, когда Форман открыл дверь (стука они не расслышали) и впустил в каюту корабельные шумы.
— Мистер Буш передает, сэр. Уэссан виден справа на траверзе в семи или восьми милях, сэр.
— Спасибо, мистер Форман.
Это была удача, первая их удача. Теперь надо продумать, как дальше бороться с силами природы, как подчинить их своей воле. Да, это была борьба — для рулевых, которых из-за огромной физической нагрузки приходилось сменять каждые полчаса, и для Хорнблауэра, которому предстояло выдерживать предельную умственную нагрузку в продолжение следующих тридцати часов. Они попробовали осторожно повернуть руль, проверяя, нельзя ли изменить курс на пару румбов. Трижды пытались они и каждый раз поспешно поворачивали руль обратно, прежде чем волны и ветер сделали бы корабль неуправляемым. Четвертая попытка увенчалась успехом благодаря тому, что волны в Ла-Манше были ниже, а возле французского побережья прилив сменился отливом. Скорость и теперь не уменьшилась, несмотря на сопротивление руля. Рулевой боролся со штурвалом, а тот вырывался и брыкался, словно живое и злобное существо, а вся команда тянула брасы, разворачивая реи в точности так, чтобы судно не уваливалось под ветер.
По крайней мере, отпала опасность, что вода зальет и потопит судно. Оно не могло теперь зарыться носом в ленивую волну, да так и не вынырнуть из нее. Чтобы уравновесить действие фор-марселя, поставили крюйс-стаксель. Рулевым стало полегче, но «Отчаянный» накренился так, что пушечные порты с правой стороны оказались вровень с водой. Безумный полет продолжался целый час (Хорнблауэру казалось, что за все это время он ни разу не перевел дыхание), пока крюйс-стаксель не лопнул с таким грохотом, словно выстрелила двенадцатифунтовая пушка. Он разлетелся на длинные лоскутки, которые тут же захлопали на ветру, как бичи, а рулевые налегли на штурвал, борясь с вновь проснувшимся у «Отчаянного» желанием увалиться под ветер. Однако кратковременный успех подвиг Хорнблауэра на то, чтобы заменить порванный парус крюйс-стеньги-стакселем, подставив ветру совсем небольшую его часть (верхний и галсовый углы закрепили сезнями). Парус был новехонький и выдержал нагрузку, оправдав затраченные усилия.
Короткий темный день закончился, и теперь приходилось работать в ревущей ночи. Отупение и усталость, вызванные нестихающим ветром, усугубились недостатком сна, и Хорнблауэр не сразу заметил, что «Отчаянный» движется несколько по-иному. Во всяком случае, перемена была постепенная, но наконец Хорнблауэр почувствовал (увидеть он не мог), что волны стали короче и круче — то была ла-маншская зыбь, а не ровные атлантические валы.
«Отчаянный» качался быстрее и даже сильнее, чем прежде, — волны хотя и стали ниже, но ударяли чаще. Дно пролива постепенно поднималось — со ста морских саженей до сорока, и приходилось уже учитывать приливно-отливные движения, хотя западные ветры и могли нагнать воду в Ла-Манш, повысив его уровень. И пролив сужался — на волнах, прошедших между Уэссаном и островами Силли, это не могло не сказаться. «Отчаянный» набирал воду, и помпы работали без перерыва. Усталые, голодные, измученные жаждой и отсутствием сна, матросы бросались всем телом на рукояти, каждый раз не веря, что смогут еще раз повторить это усилие.
В четыре утра Хорнблауэр почувствовал, что ветер немного переменился. Можно изменить курс. Целый час они шли на север, пока ветер опять не переменился и им не пришлось лечь на прежний курс. За этот час они, по расчетам Хорнблауэра, значительно продвинулись к северу. Его это так порадовало, что он положил руки на стол, голову уронил на руки и неожиданно для себя заснул прямо в штурманской рубке. Проспал он несколько секунд, потом корабль подпрыгнул как-то по-особому, Хорнблауэр стукнулся головой о руки и проснулся. Он устало побрел на шканцы.
— Хорошо бы нам бросить лот, сэр, — крикнул Проуз.
— Да.
Даже сейчас, даже в темноте, Хорнблауэр чувствовал, что выигрыш в расстоянии и характер волнения позволяют ему на время лечь в дрейф. Он принудил себя просчитать снос и, скрепя сердце, приказал обессиленным матросам убрать фор-марсель, а сам стоял наготове, чтобы в нужный момент положить руль на борт и привести судно к ветру под крюйс-стеньги-стакселем, так чтобы оно встречало крутые волны носом. Движения корабля стали еще необузданнее, но все же удалось бросить глубоководный лот. Матросы выстроились вдоль палубы, каждый держал в руках свой отрезок линя. Тридцать восемь. Тридцать семь. Снова тридцать восемь саженей. Три броска заняли час, все промокли до нитки и выбились из сил. Однако это был еще кусочек необходимой информации, к тому же за час измотанные рулевые хоть немного передохнули. Нагрузка на швы снизилась настолько, что помпы откачали из трюма почти всю воду.
С первыми проблесками зари поставили взятый на гитовы за середину фор-марсель, и Хорнблауэр снова повернул корабль, стараясь не положить
