Архив Буресвета. Книга 1 : Путь королей - Брендон Сандерсон

У Амарама внезапно сделался виноватый вид, как будто он знал, что юноша прав. Он отвернулся и махнул бурестражу, который вытащил из жаровни то, что грел там на углях. Небольшое железное тавро.

— Так это все спектакль? Честный светлорд, который заботится о своих людях? Ложь? От начала до конца?

— Я это делаю ради своих людей. — Амарам взял осколочный клинок с ткани, взвесил его в руке. Самосвет на головке эфеса полыхнул белым светом. — Тебе невдомек, какой тяжкий груз мне достался. — Голос Амарама постепенно утрачивал спокойный и рассудительный тон. Теперь светлорд как будто оправдывался. — Я не могу переживать о жизнях нескольких темноглазых копейщиков, когда от моего решения зависит спасение многих тысяч людей.

Бурестраж подошел к Каладину и поднял тавро. Перевернутые глифы гласили: «сас нан». Клеймо раба.

— Ты бросился мне на помощь, — сказал Амарам, хромая к двери и обходя труп Риша. — За то, что ты спас мне жизнь, я дарую тебе­ пощаду. Пятерым, рассказавшим одну и ту же историю, поверили бы, но на одного раба не обратят внимания. В военном лагере расскажут, что ты не помог своим товарищам, но и не попытался их остановить. Ты бежал, и тебя поймали мои охранники.

У двери Амарам задержался, положив украденный осколочный клинок тупой стороной на плечо. Чувство вины все еще светилось в его глазах, но светлорд ожесточился и скрыл его.

— Ты разжалован как дезертир и заклеймен как раб. Но от смерти тебя уберегла моя милость.

Он открыл дверь и вышел.

Тавро обрушилось на Каладина, впечатывая судьбу в кожу, и он, испустив хриплый вопль, затих.

Баксиль торопливо шагал по роскошному дворцовому коридору, прижимая к груди громоздкую сумку с инструментами. Позади раздался легкий топот, и он, подпрыгнув, резко повернулся. Ничего не увидел. Коридор был пуст, пол устилал золотой ковер, на стенах висели зеркала, а сводчатый потолок украшала искусная мозаика.

— Может, прекратишь? — одернул его Эв, семенящий рядом. — Каждый раз, когда ты так подпрыгиваешь, мне от неожиданности хочется дать тебе затрещину.

— Ничего не могу с собой поделать. Неужели нам и впрямь следует заниматься этим ночью?

— Хозяйке видней. — Как и Баксиль, Эв был эмули, с темной кожей и волосами. Но выше ростом и намного увереннее в себе. Он неторопливо шел по коридорам, словно был гостем во дворце, и за его спиной висел широкий меч в ножнах.

«Если Кадасиксу Изначальному будет угодно, — подумал Баксиль, — я бы предпочел, чтобы Эву не пришлось обнажать это оружие. Спасибо».

Их хозяйка шла впереди; больше в коридоре никого не было. Она не из эмули и даже вроде бы не из макабаки, хотя обладала темной кожей и длинными, красивыми черными волосами. Глаза ее напоминали шинские, но при этом она была высокой и стройной, как алети. Эв считал, что она полукровка. Это он говорил, когда им хватало смелости обсуждать такие вещи. У хозяйки был чуткий слух. На удивление чуткий.

На следующем перекрестке она остановилась. Баксиль против собственной воли опять оглянулся. Эв ткнул его локтем, но тот не мог ничего с собой поделать. Да, хозяйка заявляла, что дворцовые слуги будут заняты подготовкой нового гостевого крыла, но это ведь дом самого Мудреца Ашно. Одного из богатейших и почитаемых жителей всего Эмула. У него сотни слуг. Что, если один случайно зайдет в этот коридор?

Двое мужчин присоединились к своей хозяйке на перекрестке. Баксиль вынудил себя перестать озираться и опустил взгляд, но в какой-то момент понял, что пялится на хозяйку. Опасное дело — работать на такую красивую даму. Она никогда не носила подобающего женщине одеяния, ну хотя бы платья или юбки. Всегда в штанах, обычно облегающих, с узким мечом на бедре. Ее глаза были такими бледно-фиолетовыми, что казались почти белыми.

Удивительная женщина. Чудесная, дурманящая, сводящая с ума.

Эв опять ткнул его локтем в ребра. Баксиль подпрыгнул, потом сердито уставился на кузена, потирая живот.

— Баксиль, мои инструменты, — скомандовала хозяйка.

Он открыл сумку и вручил ей сложенный пояс с инструментами. Тот звякнул, когда она его не глядя взяла. Потом она стремительно направилась по левому коридору.

Баксиль в тревоге следил за ней. Это был Святой зал, где богачи помещали изображения своих Кадасиксов, чтобы чтить их. Хозяйка подошла к первому произведению искусства. С картины на них взирала Ипан, Госпожа снов. Красивый портрет, настоящий шедевр из золотой фольги на черном холсте.

Она вытащила нож из чехла на поясе и вспорола картину точно посредине. Баксиль дернулся, но промолчал. Он почти привык к тому, как небрежно хозяйка уничтожает произведения искусства, хотя по-прежнему недоумевал. Так или иначе, кузены получали неплохие деньги.

Эв прислонился к стене, ковыряясь ногтем в зубах. Баксиль попытался принять такую же расслабленную позу. Большой длинный зал освещали топазовые светосколки в красивых канделябрах, но они даже не пытались их забрать. Хозяйка не одобряла воровства.

— Я тут подумываю о том, чтобы обратиться к Старой магии, — бросил Баксиль, отчасти желая отвлечься от мучительного наблюдения за тем, как хозяйка принялась выдалбливать глаза красивому бюсту.

Эв фыркнул:

— С чего вдруг?

— Сам не знаю. Но мне что-то надо сделать со своей жизнью. Я ведь еще не пытался, знаешь, а люди говорят, каждому дается всего один шанс. У Ночехранительницы можно попросить лишь одно благодеяние. Ты пробовал?

— Не-а, — протянул Эв. — Мне лень переться до самой Долины. Кроме того, мой братец там побывал. Вернулся с онемелыми руками. Больше ничего ими никогда не чувствовал.

— А что она ему даровала? — спросил Баксиль.

Хозяйка в это время обернула вазу тканью, положила на пол, тихонько разбила и растоптала осколки.

— Не знаю. Он не рассказывал. Но был недоволен. Наверное, какую-нибудь глупость попросил, вроде хорошей прически. — Эв ухмыльнулся.

— Я хотел бы приносить больше пользы. Ну, ты понимаешь — попросить о храбрости...

— Если ты и впрямь этого хочешь, — заметил Эв, — то, по-мо­ему, есть способы получше Старой магии. Никогда не знаешь, каким проклятием она тебя наградит.

— Я бы попросил правильно.

— Это не так работает. Это не игра, и не важно, что там люди болтают. Ночехранительница не пытается тебя обдурить или вывернуть твои слова наизнанку. Ты просишь о благодеянии. Она дает то, чего ты, по ее мнению, заслуживаешь, а потом прибавляет к дару проклятие. Иногда они связаны, иногда нет.

— Ты-то откуда все знаешь? — спросил Баксиль. Хозяйка резала очередную картину. — Сам ведь сказал, что не был там.

— Не был, — подтвердил Эв. — Зато мой отец был, моя мать и все мои братья. Лишь немногие получили то, что хотели. Большинство сокрушались из-за проклятий, исключая моего папашу. Он получил уйму хорошей ткани и продал ее, чтобы мы не померли во время лурнипового голода несколько десятилетий назад.

— А какое у него было проклятие? — спросил Баксиль.

— Стал видеть мир вверх тормашками.

— Серьезно?

— Ага. Все перевернутое. Люди ходят по потолку, небо под ногами и так далее. Но он говорил, что быстро привык, и к концу жизни вовсе не считал это проклятием.

Баксилю от одной мысли о таком проклятии стало дурно. Он посмотрел на мешок с инструментами. Вот если бы не был таким трусом, хватило бы ему сил — осмелился бы он? — сделать так, чтобы хозяйка увидела в нем не только наемные мышцы?

«Если Кадасиксу Изначальному будет угодно, — подумал он, — меня бы порадовал намек на то, как следует поступать. Спасибо».

Хозяйка вернулась к ним, слегка растрепанная, и протянула руку:­

— Баксиль, колотушку, подбитую войлоком. Там сзади большая статуя.

Он тотчас же вытащил колотушку из мешка и отдал ей.

— Мне, видимо, стоит раздобыть осколочный клинок... — рассеянно проговорила она, вскидывая инструмент на плечо. — Но тогда все станет слишком просто.

— Хозяйка, я бы не возражал, стань все слишком просто, — заметил Баксиль.

Она фыркнула и вернулась в дальнюю часть зала, где вскоре начала лупить по статуе, первым делом отбив руки. Баксиль скри­вился:

— Нас обязательно услышат.

— Ага, — согласился Эв. — Потому, наверное, она приберегла это напоследок.

По крайней мере, войлок приглушал удары. Вероятно, они трое были единственными ворами, которые забирались в дома богачей, но ничего при этом не крали.

— Зачем ей все это? — вдруг поинтересовался Баксиль.

— Чтоб я знал. Может, стоит ее спросить.

— Ты же говорил, чтобы я этого не делал!

— Есть одна тонкость. Ты привязан к своим конечностям?

— Да, довольно крепко.

— Ну так вот, если захочешь перемен, начинай лезть к хозяйке в душу с вопросами. А до тех пор держи язык за зубами.

Баксиль ничего на это не ответил.

«Старая магия, — мелькнула мысль. — Вот что меня изменит. И я к ней обращусь».