Загадка Красной вдовы - Джон Карр

— Что вы хотите узнать о ней?

— Не о ней. О ее будущем муже. Его звали Гордон Беттисон. Кем он был?

Вопрос определенно удивил Изабеллу. Она даже оторвала взгляд от узора на столе.

— Да, это мне известно. Он был очень успешным ювелиром. Их любовь привела к весьма трагическому финалу. После того как Мэри умерла, он забросил работу, его дело пришло в упадок. В конце концов он исчез. А что?

— Не все сразу. Не могли бы вы передать мне тот свиток пергамента? Спасибо. Мастерс, дайте мне карту.

Он тяжело поднялся с кровати, переваливаясь, подошел к столу и неожиданно быстрым движением расправил пергамент на его поверхности.

— Видели это когда-нибудь?

— Нет. Латынь? Я давно забыла то немногое, что знала по-латыни. Что это значит? Где вы это нашли?

— Не волнуйтесь так. Кто-то положил пергамент на грудь Бендера. — Г. М. говорил беззаботно, но его маленькие глазки ни на секунду не отрывались от лица Изабеллы. Он вытащил карту. — Видели это?

— Но здесь только… Что это за карта? Дайте мне посмотреть! Наверное, эта карта досталась кому-нибудь во время игры. Я помню! Да, девятка пик! Кто-то ее вытянул. Вы ее тоже на нем нашли?

— Успокойтесь, мисс Бриксгем. Вы путаете. Ваш племянник Алан вытащил девятку треф; возможно, о ней вы и подумали. Спасибо, мадам. У меня все.

— И я могу идти?

— Да. И если вам не трудно, позовите сюда Гая. Нам нужно задать ему несколько весьма важных вопросов.

Насвистывая, Г. М. вернулся на свое насиженное место на кровати. Изабелла встала, но не сдвинулась с места. Невысказанное мучило ее, подобно физической боли. Она несколько раз облизнула губы, каждый раз пытаясь заговорить. Затем единым духом, так, будто это было признание, выпалила:

— Пожалуйста, выслушайте меня. Вы должны сказать мне! Я ответила на ваши вопросы, и теперь у меня есть право знать. — Она неожиданно указала подбородком на заржавленные стальные ставни на окнах. — Алан сказал… но я должна знать точно. Ставни надежно закрыты изнутри?

— Да, надежно. Более того, болты заржавели, и, чтобы открыть их, нужна ацетиленовая горелка. Мастерс, только не вздумай сказать: «Почему вам нужно это знать?» Вы свободны, мадам.

После ухода Изабеллы Г. М. достал табакерку и начал, наконец, набивать трубку. Во время этого занятия он насмешливо поглядывал на старшего инспектора.

— Ставни очень крепкие, Мастерс. Впору вспомнить старый-престарый кошмар всех старших инспекторов, чудище с тринадцатью хвостами. О-хо-хо. Сынок, у тебя когда-нибудь бывали кошмарные дела при невозможных обстоятельствах? Ну ладно, я совсем другое сейчас хотел обсудить. Помнишь, я упомянул в разговоре шкатулку Калиостро?

— Да, сэр.

— В комнате находится шкатулка, очень похожая на ту… Черт побери, Мастерс, не подпрыгивайте так! У меня и так нервы ни к черту. До того похожая, что обе они могли быть сделаны одним человеком. Может, и были сделаны.

— Но вы сказали, что в комнате нет ничего подозрительного! — почти завопил Мастерс.

Вздыхая, Г. М. снова встал и прошагал к туалетному столику в левом углу комнаты. Посмотрелся в засиженное мухами зеркало, потрогал мраморную столешницу и принялся за выдвижные ящики, двумя золочеными колонками возвышавшиеся по обеим сторонам зеркала. Он потянул на себя верхний правый ящик. Раздался громкий скрип, будто вытаскивали гвоздь из дерева, и ящик выдвинулся.

Тяжелая шкатулка из черненого серебра, девять-десять дюймов в длину, четыре-пять в ширину. Короткие гнутые ножки, из-за которых полная высота шкатулки составляла не меньше четырех дюймов. Когда Г. М. водрузил ее посередине стола, стало видно, что ее пузатые бока украшены чеканкой — аркадские фигурки танцуют под аккомпанемент свирелей. По верхнему краю шкатулки, через все четыре стенки, бежал выгравированный розеточный пояс, прерываясь лишь в одном месте, за полдюйма перед замочной скважиной; узор продолжался через полдюйма с другой стороны. Крышка была выполнена в виде четырех невысоких скатов, полностью покрытых розеточными узорами, за исключением ровного места, находящегося прямо над замочной скважиной. В замке торчал маленький ключ.

— Вот и она, — сказал Г. М. и вытащил ключ. — Она не заперта. Мастерс, откройте ее.

Мастерс потер подбородок.

— Но, сэр…

— Что, духу не хватает? Попробуйте вы, Терлейн. Шкатулка безопасна, даю вам слово. Хотите рискнуть?

Терлейн почувствовал, как в висках и горле забился пульс. Он вспомнил, как однажды в зоологической лаборатории кто-то предложил ему просунуть палку сквозь ячейки сетки, ограждавшей вольер, и загнать в коробку гремучую змею. Тогда у него было похожее чувство. Он хорошо знал, с какой скоростью прыгает гремучая змея, но не смог противостоять искушению — как и сейчас. Протянув руку, он осторожно коснулся указательным пальцем выступа над замочной скважиной, зацепил крышку и потянул вверх. Ничего не произошло. Он потянул сильнее. Ближний к нему край шкатулки оторвался от стола, а крышка так и не открылась.

— Осторожнее, черт возьми, — сказал Джордж.

Терлейн придержал шкатулку другой рукой и, не убирая пальца из-под выступа на крышке, снова потянул. Крышка немного подалась. Когда под ней образовалась щель достаточной ширины, он засунул под крышку большой палец и стал работать им как рычагом.

Что-то щелкнуло, и крышка резко откинулась.

Терлейн почувствовал, что вспотел от страха. Его дыхание стало частым и неглубоким. Но опять ничего не произошло, кроме того, что шкатулка выплюнула клуб пыли.

— Теперь понимаете, в чем тут трюк? — спросил Г. М. — Вы действовали совершенно так же, как действовала бы жертва, если бы шкатулка была снабжена устройством с ядовитой иглой. Крышка заедает потому, что она так сконструирована. Ее можно открыть, только если вы засунете большой палец под этот выступ. Когда крышка немного подается, вы проталкиваете палец дальше, и ноготь оказывается на одной линии с вот этим маленьким отверстием. Вы надавливаете сильнее; крышка распахивается. В этот момент из отверстия — видите, оно расположено в верхней половине той части замка, что вмонтирована в крышку, — выскакивает стальная игла длиной около одной восьмой дюйма, глубоко прокалывает вам палец под ногтем и исчезает до того, как крышка полностью откинется. Никаких следов.

Мастерс с шумом выдохнул. Терлейн, который еще не пришел в себя, тупо, не моргая, смотрел внутрь шкатулки. Изнутри она была обита выцветшим сукном, и в центре лежал большой медальон; больше ничего не было. Терлейн опустил шкатулку на стол.

— Да, неплохо. — Он старался говорить спокойным голосом. — Игла находит жертву, и — никаких следов. Но в данной шкатулке нет ничего подобного. Или, может быть, я просто не почувствовал…

— Ну, ну! Вы это бросьте! Со шкатулкой все в порядке; я сам ее проверил. В ней нет никаких игл с ядом и никогда не было. Зато в ней имеется кое-что другое: на крышке с внутренней стороны выбиты инициалы мастера, сделавшего ее. М. Л. Я кое-что знаю о мастерах того времени. Пришлось выяснить, когда разбирался со шкатулкой Калиостро. Одним из них был француз, делавший, кроме всего прочего, шкатулки и мебель. Никто о нем ничего не знает, кроме имени, которое он ставил на своих изделиях.

— И как его звали, сэр? — спросил Мастерс.

— Сынок, — сказал Г. М., — его звали Мартин Лонгваль. И сейчас в доме находится кое-кто, чьи первые два имени звучат в точности так же. Как вы думаете, не связывают ли того мастера и нашего друга Равеля родственные отношения?

Никто не успел дать ответ. Яростно хлопнула дверь. Голос, обратившийся к ним, выражал такой гнев, что даже Г. М. круто повернулся на звук.

— Какого черта! — крикнул Гай Бриксгем. — Что вы делаете с этой шкатулкой?

Глава 7

СНОВА ПИКОВЫЙ ТУЗ

Как стало понятно позже, Гаю хватило проницательности, чтобы по растерянному выражению по меньшей мере двух лиц понять, что ничего непоправимого пока что не произошло — что бы, по его мнению, ни являлось непоправимым. Но, несмотря на то что ему почти сразу удалось взять себя в руки, он был бледен и дрожал, как в лихорадке. Он, мягко ступая, пересек комнату, успев вынуть из кармана платок и отереть выступившие на верхней губе капли пота.

Терлейн бессознательно подался назад. При виде Гая он испытал шок, как при неожиданной встрече с ядовитой змеей. Если бы Гай в тот момент протянул ему руку, он не смог бы ее пожать. Да, в нем было что-то змеиное: слишком узкая, слишком медленно двигающаяся голова со слишком высоким лбом; слишком глубокие и подвижные морщины. Даже улыбка — и та была змеиной.

— Простите мою несдержанность, господа, — сказал он, убирая платок. — У меня сложились странные представления о некоторых предметах. Например, если люди, не принадлежащие к моей семье, трогают вещи моих предков, я считаю их поведение чуть ли не богохульством. Ха-ха. — Все время, пока он говорил, его глаза не переставали двигаться за темными стеклами очков. — Так вот она, наконец, — та самая комната. Э… Джудит, входи.