У зоны свои законы - Вячеслав Жуков

– Я понимаю, вы здесь не просто так.

– Какой ты догадливый. Стал бы я просто так тратить здесь время.

Цыганом овладело любопытство. Деньги лежали в барсетке, он взял ее в руки, но раскрыть не успел. Тютин остановил его:

– Не то, что ты думаешь.

Лицо Цыгана опять вытянулось от удивления.

– А что же? Что вам от меня нужно? Неужели девочку? – с сомнением спросил он.

Не отвечая, Тютин заглянул в один из пакетиков, достал немного порошка и попробовал на язык.

– Подделкой дураков малолетних травишь?

Цыган воспротивился такому обвинению.

– Обижаете, гражданин полковник! Высший сорт!

Но Тютин стоял на своем.

– Да факт, подделка!

Решив не раздражать мента, Цыган промолчал, печально вздохнул и уставился в лобовое стекло на снующих по улице людей, в душе проклиная Тютина.

– Ладно. Сейчас не об этом.

Лицо Цыгана просветлело. Он льстиво улыбнулся.

– А о чем? Вы только скажите.

– Я знаю, у тебя есть еще одна слабость. Смекаешь, что я имею в виду?

Цыган, не понимая, удивленно хлопал глазами.

– Я об оружии говорю. Сделай мне «макаров». Ну и патронов коробок пять.

Цыган округлил глаза, но ничего не сказал.

– Не сделаешь, – продолжил Тютин, – я тебе устрою массу неприятностей. Веришь?

– Верю, – подавленно ответил Цыган, опять уставившись в окно.

Тютин самодовольно кивнул.

– Ну, все. Я пошел. Завтра на этом месте. Примерно в это же время. Опоздаю, подождешь. А пакет с «дурью», – он показал пакет Цыгану, словно предлагал поглядеть в последний раз, – я пока заберу с собой.

Уже когда Тютин вылезал из машины, Цыган язвительно спросил:

– Зачем вам так много патронов? Уж не на охоту ли собрались, господин полковник?

– На охоту, на голубей. Вон их сколько развелось. Кто больше настреляет, Лужков премию пообещал дать. Говорят, голуби все памятники обгадили. Как думаешь?

Цыган засмеялся. Тютину он не поверил, хотя что-то слышал и про голубей, и про памятники.

– Не знаю, – сказал он, льстиво улыбаясь. – У меня пока нет памятника.

Свою машину Тютин оставил возле дома и теперь шел пешком. «Оружие у меня будет, – размышлял он. – Цыган не подведет. Он человек исполнительный. И можно будет их отстреливать… Бандюков». Но эта мысль не радовала его. Он, человек, который всю жизнь ловил бандитов и убийц, теперь должен сам стать одним из них.

Он вглядывался в лица людей и не мог избавиться от навязчивой мысли. А что, если убийца его дочери, зятя и Татьяны совсем рядом, идет за ним следом и посмеивается, будучи уверенным, что Тютин ничего ему не может сделать, потому что не знает его. Зато тот прекрасно осведомлен о бывшем полковнике.

Тютин инстинктивно огляделся, но очень скоро понял всю бессмысленность своих подозрений. Ну разве, не зная в лицо убийцу, возможно вычислить его в огромной толпе? Никакая интуиция здесь не помощник. Это только в книжках все легко, а в жизни по-другому.

– Ладно, – утешал себя Тютин, – мне бы только пистолет. Уж я сумею постоять за Наташку. Сам погибну, но и эту сволочь Наизова убью. Только бы добраться до него. – Здесь вся надежда была на Стелбина. А дальше уж Тютин сам.

После встречи с Цыганом Тютин поехал к жене капитана Баева, но, как и ожидал, она ничего не знала о связях мужа с бандитами. И, потратив два часа на пустые разговоры, он уехал домой, не получив никакой интересной информации.

Когда Тютин возвращался из Москвы, за ним увязалась черная «Волга». Странно… Не могли же бандиты знать, к кому он поехал в Москву, выследить его там и ехать за ним почти до самого дачного поселка… Да и зачем? Убить? Тогда почему не догоняют и не стреляют?

На всякий случай у развилки Тютин свернул вправо, заехал в мелкий сосняк и остановился так, что машина была не видна с дороги.

Как ни странно, но «Волга» тоже повернула с шоссе и, раскачиваясь из стороны в сторону на ухабах, словно катер, поплыла по лужам. Когда «Волга» углубилась в лес, Тютин завел мотор и быстро выскочил на дорогу. Выжимая из своего «жигуленка» все, что можно, полковник помчался к дачному поселку.

Наташа открыла ворота, вид у нее был озабоченный.

– Все в порядке, Наташа? – спросил ее Тютин.

– Вроде бы. Я не знаю… – неопределенно ответила девушка. И испуганно добавила: – Тут раза два проезжала черная «Волга»…

Тютин с деланым безразличием спросил:

– Ну и что? Да мало ли тут черных «Волг» ездит?

Наташа посмотрела на него печальными глазами. Выражение этих глаз Тютин запомнил на всю жизнь. В них как бы угадывалась неизбежность трагедии. Ему сделалось страшно за Наташу.

– Наташа…

– Последний раз эта «Волга» остановилась возле нашего дома. Вышел какой-то человек, подошел к нашим воротам, посмотрел, потом сел в машину, и они уехали. Я видела от соседей.

– Они?

– Да. В машине их было трое.

– Ты не узнала? Может, это были те, кто напал на тебя с Владиком в лесу?

– Не знаю. Я тогда очень испугалась. Все лица будто стерты. Не запомнила. Да и темно было.

– Ладно. Иди в дом. Я сейчас приду, – сказал Тютин и на всякий случай выглянул на улицу. «Видно, они проверяли, есть ли кто дома».

После смерти родителей Наташа изменилась: редко улыбалась и сделалась молчаливой, какой не была никогда. Она могла целый день просидеть в кресле, уставившись в одну точку. «Сидит, как неживая», – не раз думал Тютин, хотя какая тут жизнь после такого.

Один раз она спросила:

– Дед, а убийцу мамы и папы поймают?

И Тютин соврал, хотя, наверное, не имел на это права:

– Конечно, поймают. А как же иначе. Стелбин пообещал, значит, поймают.

Наташа по наивности верила. Или делала вид, что верила.

– Я бы очень хотела, – печально добавила внучка, – чтобы его поймали. Он должен ответить…

– Такой человек не имеет права жить, – проговорил полковник, как бы подведя итог их разговору.

В колонии, куда отправили Наизова после суда, он просидел всего лишь три года. И, наверное, мог бы хлебать казенную баланду и дальше, если бы не одно обстоятельство.

За все эти годы он получил от жены всего шесть писем. Верные друзья написали: жена спуталась с директором гостиницы «Восток». Искала легкой жизни. Отреклась от него, а вместе с ней ушла и всякая надежда на другую жизнь. Такую горечь нельзя было выплакать слезами. Было обидно за свою непутевую жизнь. За жену, за дочку. За дочку больше. Вырастет и отца знать не будет. И хотя говорят, что воры не плачут, Наизов плакал. Закусив до крови губы, чтобы никто не слышал его стонов, он прятал голову под подушку и тихо рыдал. Если в бараке увидят, уважать перестанут. Не поймут, что вор тоже человек. И так же по-тихому он зверел, за три года превратившись в существо, которое уже не могло не убивать. Он только и жил желанием отомстить тому, кто запрятал его сюда, менту Тютину. С этой мыслью Наизов ложился спать и с этой же мыслью вставал рано утром под лай собак.

Кое-кто из авторитетных зэков говорил ему, что за те двенадцать лет, которые ему осталось отсидеть, он будет думать совсем по-другому. Но Наизов верил, что скоро сумеет выйти на свободу.

Его сосед по нарам, рязанский авторитет Серега Щеголь, не удержался, как-то заговорил об этом, но Наизов ничего не ответил. Да и преждевременно было пока говорить об этом.

В зоне находились три цеха небольшой мебельной фабрики. Не сказать, чтобы эта фабрика завалила отечественный рынок своей продукцией, но хлеб зэки жрали не зря. На работу ходили все, и никакой поблажки авторитетам от начальства колонии не было. Порядок был железный. Если по какой-то причине свою норму не выполнил сегодня, то завтра выполнишь уже полторы, а то и две. Что и говорить, условия не санаторные. Есть претензии – пожалуйте в карцер. И собаки… Они были кругом. Под их злобный лай колония ложилась спать и вставала. Собаки и изнурительная, адская работа, на которой почему-то частенько случались несчастья с авторитетами и несговорчивыми зэками. Приезжали разные комиссии, ходили, глядели, но администрации все ничего. И скоро выяснилось, что Наизов не одинок в своих подозрениях по поводу происходящего.

Однажды они шли утром, как всегда, на работу, и вдруг Серега Щеголь, невысокий крепыш со шрамом во всю левую щеку, подбежал к похожему на цыгана капитану-оперу.

Шедшие рядом зэки тоже остановились. Что это со Щеголем? Наизов даже тронул Серегу за плечо.

– Ты чего, Щеголь? Кайф словить от формы хочешь?

– Погоди. – Упрямый Серега Щеголь подошел так близко к капитану, что тот поморщился от тошнотворного запаха, исходившего от зэка, но взгляда не отвел, смотрел прямо в глаза, чуть прищурившись.

Чувствуя, что намечается буза, Наизов попробовал увести Серегу.

– Брось, Серега. Пошли. Хватит тебе в бутылку лезть.

– Отвали, Наиз, – огрызнулся Щеголь, такого ничем не напугаешь, да и знает он, капитан без оружия, значит, пулю в лобак не словишь. А карцером Серегу не проймешь…