Радужный кот - Виталий Олегович Лесков

тоже хакнули, понял? Только это не хакеры были.

Димка задумался.

– А кто же?

– Ну ведьмы какие-то, кто же ещё? А на фиг он им сдался, не пойму. Всю ночь голову ломал. Ничего не понимаю.

Димка посмотрел на сморщенный Лёхин лоб и улыбнулся: всё-таки, Пипеткин его настоящий друг.

– Ладно, – сказал он. – Проехали.

– Ты это… – Лёха посмотрел на него с беспокойством, достойным матери. – Будь осторожен, а?

– Да кому я нужен?! – ответил Коготков.

Вот только на душе у него стало отчего-то не по себе. В гардероб они спустились вместе, вместе оделись и вышли из школы. Оба были рады, что помирились, поэтому прощались долго. А потом взяли и разошлись. Лёха пошёл в одну сторону, а Димка – в другую.

Шёл и хрустел лужами: ледяная корка была тонкой и прозрачной, в ней точно мухи в янтаре, застыли осенние листья, и прятались отраженья. Удивительно, но он совсем не думал о ведьмах. Думал об Алёнке, Пипеткине, о коте и о том, что любая осень всегда ведёт к Новому году.

– Дима! – голос раздался совсем рядом и был знакомым.

Мальчик поднял голову и увидел Фёдора. Тот был непривычно опрятный, совсем без щетины и, вообще, выглядел великаном. «Даже выше папы, – подумал Димка. – Что это с ним?» Дядю Федю он отчего-то совсем не боялся. А вот Фёдор, напротив, казался смущённым.

– Что, Димас? Как оно, молодое? – пророкотал он громче обычного.

– Ничего, – улыбнулся мальчик.

– Из школы идёшь?

– Из школы.

– Молодец. Вот что, Димас, я тебе сто рублей принёс. Долг платежом красен. Слыхал? – Фёдор протянул ему аккуратно сложенную вдвое бумажку.

– Слыхал, – ответил Димка и не задумываясь взял деньги. – Ну я пошёл?

– Погоди, – Фёдор вздохнул. – Я тебе вот чего ещё сказать хотел, – он замялся, подбирая слова, – ты мне, Димка… ты меня из беды вытащил. Понял?

– Нет, – мальчик удивлённо уставился на Фёдора.

Тот вздохнул ещё тяжелее и покачал головой.

– Ты мне когда в субботу эти деньги-то дал, я будто… Я пить, короче, бросил. Вот.

Димка удивлённо заморгал.

– Да ты не моргай, – сказал Фёдор. – Бывает так. Во мне как будто щёлкнуло что, свет включился.

– Так ты снова с папкой работать будешь? – обрадовался мальчик.

Дядя Федя горько усмехнулся.

– Куда мне теперь. Я с дружбаном договорился, буду в зале рукопашный бой вести для пацанят. Ты, кстати, тоже приходи. Знаешь на Парковой спортзал?

Димка кивнул.

– Ну вот и молодец, – лицо Фёдора сделалось вдруг мягким и добрым, таким, каким Димка его никогда не видел. – Вот и славно.

Мальчик задумался. Всё это было хорошо, но…

– А не запьёшь? – спросил он как-то совсем по-взрослому и посмотрел Фёдору в глаза.

Дядя Федя опустил взгляд, хмыкнул: пацан очень напоминал отца.

– Нет, не запью.

И тут Димку окликнули. Мальчик обернулся и увидел своего дядю, одного из тех, которые давеча приходили к ним в гости.

– Здрасти, – сказал он удивлённо.

– Привет, герой!

– А что вы здесь делаете?

– За тобой пришёл. Мы обратно уезжаем, хотели проститься, посидеть. Торт вот купили. Мама попросила тебя встретить.

– Зачем?

– Чтобы ты не задерживался, конечно. Ну пошли?

Фёдор оглядел незнакомца. Тот был высокий, сильный, уверенный в себе мужик, но что-то в нём царапало. В его движениях и манере разговора было что-то странное, знакомое, едва уловимое.

– Дим? – спросил Фёдор. – Это родственник твой?

– Да, дядя Глеб.

– Гаврила, – поправил мужчина. – Мы с братом близнецы, все путают.

– Извините, – смутился мальчик.

– Ничего. Ну пойдём.

– Пойдём, – согласился Димка.

Махнул дяде Феде рукой, и они отправились вниз по улице. Он – кнопка и Гаврила.

И тут Фёдор вспомнил. Вспомнил лес, портал, грибника. Чёртова грибника, который говорил вот точно также, двигался также. Вспомнил кровь на руках, Галину… Чёрт! Картинки пролетели у него перед глазами за один миг – всё то, что он так хотел забыть.

– Погодите! – крикнул Фёдор.

В два шага он нагнал их, подмигнул Димке и сказал:

– Я с вами прогуляюсь, мне Варваре надо деньги отдать, в долг брал.

– Так отдай мальчонке, он передаст, – сказал Гаврила.

– Нельзя, – возразил Фёдор. – Деньги-то я занял, а сколько не помню. Так что придётся мне с вами идти.

– Потом отдашь, – процедил Гаврила и глянул на него с угрозой.

Но Фёдор будто и не заметил этого.

– Нет, потом нельзя. Потом забуду. Сейчас пойду, – и он взял Димку за руку.

– Отпусти, – велел Гаврила, в голосе его на этот раз послышалось рычание. – Отпусти и пошёл вон.

– Не зря, – вздохнул Фёдор. – Всё не зря.

И тотчас без замаха ударил Гаврилу в скулу.

– Беги! – крикнул он Димке. – В школу беги!

Мальчик опешил. Он отступил на шаг, непонимающе уставился на Фёдора, потом на дядьку и с ужасом увидел, что у Гаврилы из-под верхней разбитой губы торчат острые нечеловеческие клыки.

– Беги, твою мать! – крикнул Фёдор.

Упрашивать не пришлось. Димка развернулся и бросился к школе. Он не видел, как Фёдор преградил дорогу чудовищу. Не видел, как они сшиблись, как острые когти оборотня пропороли старую потрёпанную куртку дяди Феди и полоснули по животу. Как тот не чувствуя боли, бил и бил, стараясь попасть по ненавистной волчьей морде. Не видел, как Фёдор пропустил страшный удар и покачнулся. Но слышал крик. От крика Димка вздрогнул и заплакал, но он был уже у школы. Уже хватался за ручку двери и тянул её на себя. Дверь вспыхнула фиолетовым и пропустила его внутрь. И только тогда, когда она захлопнулась, дядя Федя упал на асфальт.

Глава XVIII

Олег Васильевич курил, стоя на крыльце полицейского участка. Рядом, похожий на паровоз, такой же кряжистый и усатый, пыхтел папиросой Пантелеич. Оба застыли в задумчивых позах и были похожи на мыслителей древней Греции, с тем лишь отличием, что последние не курили вовсе и вообще вели здоровый образ жизни.

– Грядёт что-то, Пантелеич, – произнёс майор и выпустил из лёгких облако сизого дыма.

– Точно! Десятое.

– Что? – переспросил Кошевой.

Пантелеич задумчиво уставился в пустоту, пошамкал губами, крякнул и со значением произнёс:

– Десятое, говорю, грядёт. Аванс.

Олег Васильевич поперхнулся дымом и закашлялся.

– Аванс, – передразнил он его. – Как бы мы от такого аванса кони не двинули.

Пантелеич вопросительно направил на майора усы.

– Каждый год, – продолжал Кошевой. – Каждый год, сколько я здесь работаю, на День Всех Святых случается какая-то хренотень. И до Нового года. До Нового года! Слышь, Пантелеич? Мы эту хренотень расхлёбываем.

– А! – махнул рукой старый шофёр. Мысли об авансе занимали его куда больше.

– Ты, Пантелеич, совсем другой философской школы, – заметил майор.

– Платон мне