Братство волка - Пьер Пело

Из рассказа словоохотливого крестьянина Грегуар узнал, что Мани ничего им не ответил. Он просто поднялся с земли и обвел взглядом этих людей. Болтушка же отвела в сторону подстрекателей, не переставая стрелять глазами в сторону Мани и издавать гортанные звуки. Блондин и Псих оставили его в покое, снова присоединившись к толпе «ополченцев», где Болтушка тоже некоторое время крутилась, пока ее, не церемонясь, не вытеснила оттуда одна из женщин банды «охотников на волков». Так и появился первый признак конфликта. Затем Болтушка попыталась отвлечь внимание Психа, который вновь прицепился к Мани, но тот довольно грубо оттолкнул ее, и девушка упала на спину. Ее юбка задралась до самых бедер, что вызвало бурю насмешек со стороны «ополченцев», многие из которых, впрочем, поспешили ей на помощь. Мани тоже направился в ее сторону, вероятно, чтобы помочь немой девушке, упавшей прямо в грязь, и, таким образом, все одновременно кинулись к ней. Так рассказывал крестьянин, стараясь не упустить ни малейшей подробности, чтобы объяснить, почему Блондин и Псих, а также еще один из их компании вмиг оказались на земле, как и эта немая, но только у них, в отличие от Болтушки, в грязи была не только спина, но и все лицо.

Пока мужчины, испачканные грязью, неподвижно лежали на земле, а потом с трудом поднимались, харкая землей и кровью, на Мани бросилась женщина.

Грегуар не слышал, о чем говорили индейцу эти задиры по поводу женщин «его островов», но он догадывался, что галантность здесь явно не в чести и что теперь могиканин не видел большой разницы между этой разъяренной гарпией, сжимающей в руках железный крюк, и ее дружками, которые пытались расправиться с ним.

От первого удара Мани увернулся. Но она продолжала размахивать крюком, и тогда индеец обошел ее, сделав шаг назад, затем развернул корпус и одновременно с этим движением выбросил руку, так что его кулак пришелся нападавшей прямо в солнечное сплетение. Это произошло мгновенно, как раз в тот момент, когда женщин вновь размахнулась крюком, пустив его на этот раз сверху вниз. И она действительно ударила, но в пустоту; к тому же в ее ударе не было силы. Резко выдохнув, она зарычала и снова пошла вперед нетвердой походкой. Мани нанес такой же удар в то же место. Вскрикнув, женщина согнулась пополам и рухнула.

Блондин, Псих и двое других, превозмогая боль и пошатываясь от слабости, в который раз попытались приблизиться к Мани, у которого, в отличие от них, были лишь запачканы ноги, и то не выше икр. Из толпы неожиданно вышли еще с полдюжины «ополченцев», вооруженных острыми крючьями и обитыми железом палками. Крики, издаваемые сотнями глоток, резко стихли – так на какое-то мгновение стихает грозовой ветер перед первой молнией и громом.

Однако грянул не гром, а выстрел. Грегуар вздрогнул, как вздрогнули остальные зрители и новые бойцы, выбежавшие на арену. Единственным человеком, который даже не шелохнулся, был Мани, скосивший глаза в ту сторону, откуда послышался выстрел. Даже не повернув головы, он просто замер в ожидании. Снова начался шум, усиленный лаем собак и эхом от выстрела, раскатившимся по горным склонам.

Все взгляды были прикованы к Жану-Франсуа де Моранжьясу, который держал пистолет в поднятой вверх единственной руке. От горячего, только что выстрелившего ствола, рассеиваясь, поднимался дым.

– Вы что, развлекаться сюда пришли? – крикнул он, обращаясь к толпе.

А граф, его отец, стоявший позади него, добавил:

– Если это так, то проваливайте туда, откуда пришли! А если не разойдетесь, то люди капитана вам помогут!

На выжженной солнцем поляне воцарилось гнетущее молчание и стали слышны только неясные шорохи. Собакам потребовалось чуть больше времени, чем людям и коням, чтобы успокоиться. «Ополченцы» оттащили к своей компании тех, кто лежал на земле без движения, и сгрудились вокруг них. Они не желали уходить прочь, а потому не стали продолжать выяснять отношения с «дикарем», подстрекая других людей. Казалось, они тут же забыли о случившемся и, смешавшись с толпой, стали смеяться и дурачиться как ни в чем не бывало.

Когда дым от выстрела улетучился, Жан-Франсуа де Моранжьяс ловко перезарядил свой пистолет одной рукой, почти не глядя на него. Он пристально смотрел на Грегуара, Тома и Мани, который спокойно присоединился к шевалье и молодому маркизу, пройдя через толпу, боязливо расступившуюся перед ним. Внимательный взгляд графа остановился на Грегуаре.

– Отличный бой, – приблизившись к нему, сказал Жан-Франсуа. – Ваш слуга замечательно умеет драться. Должен признать, что его манера ведения боя дьявольски эффективна. Если бы не задача, стоящая перед нами, я бы не стал вмешиваться, и ваш слуга, я уверен, вышел бы победителем.

– Это не слуга, – ответил Грегуар. – Это Мани. Он свободный человек и добровольно сопровождает меня. Но в одном вы правы: он здорово проучил этих наглых задир.

Шевалье посмотрел на оружие, с которым ловко управлялся Жан-Франсуа.

– Хорошее оружие, не правда ли? – улыбнулся граф. – Усовершенствованная модель «шарльвилля» Королевской мануфактуры, которую оружейник специально изготовил для меня. Обратите внимание на развернутый замок под стволом.

Он явно гордился своим оружием, которое вполне этого заслуживало, и стал объяснять действие замка и принцип стрельбы. Жан-Франсуа подробно рассказал, что порох взрывается от искры, исходящей от кремня, как только она попадает на полку замка, а его крышка отталкивается держателем кремня, «петушиным клювом».

На самом деле ни Грегуар, ни тем более Тома и остальные никогда не видели такого оружия, оснащенного развернутым замком, который, как разъяснил его владелец, обеспечивает лучшую сохранность пороха и защищает глаза стрелка при выстреле. Шевалье не часто видел пули такого калибра и формы, как та, которую Жан-Франсуа извлек из сумочки, висящей у него на плече, и с удовольствием продемонстрировал окружающим, прежде чем зарядить ее в пистолет, предварительно набив его порохом из бумажного патрона.

– Вы боитесь оборотней? – спросил Грегуар.

– Не особо, но мне больше нравится пользоваться серебряными пулями, да и к пистолету они подходят лучше. Я люблю ставить подпись под каждым своим выстрелом, в душе я охотник. Правда, эта страсть уже принесла мне много неприятностей.

– Но скажите, что с вами случилось?

– А вам обо мне еще не рассказывали?

Жан-Франсуа посмотрел на него лукаво, даже с некоторой хитрецой, но при этом сохранил на лице суровое выражение, и потому понять причину его веселья было трудно.

– А должны были рассказать? – спросил Грегуар.

И Тома д'Апше вдруг почувствовал вину, понимая, что ему следовало заранее объяснить шевалье, но он, как всегда, вечно все забывает, и в этом заключается его главное несчастье.

– Ну зачем же говорить о неприятностях? – сквозь зубы выдохнул Жан-Франсуа. И, закрепив положение «петушиного клюва» своего усовершенствованного «шарльвилля», он поднял глаза на Грегуара. – Чтобы рассчитывать на серьезную добычу, мне, как охотнику, понадобится еще одна серебряная пуля, и я уже записал ее в свои расходы. И что бы там ни говорили священники, наши или прочие, я являюсь живым доказательством того, что гангрена молитвами не лечится.

– В лесах Новой Франции я видел мужчину, который дрался с медведем гризли. И его… как вас…

– Не как меня, – перебил его молодой граф. – Я сражался со львом.

– Со львом? – прошептал Тома.

– Два года в Королевских морских силах. Вы не были в Африке, шевалье?

– Еще нет. Я мечтаю туда отправиться, и граф де Буффон не возражает. В течение шести месяцев я убеждаю короля профинансировать мое плавание…

– А вместо этого он отправляет вас в Жеводан? Боже праведный, вы, наверное, находитесь в опале! Эта страна такая скучная по сравнению с Кафрерией!

– Наша страна скучная? Вы находите? То есть ваше сердце осталось в Африке?

Жан-Франсуа вспыхнул и, не удержавшись, улыбнулся. Правда, на этот раз его улыбка наверняка была настоящей.

– Нет, Фронсак. В Африке осталась только моя рука. А что касается моего сердца, то оно никогда не покидало Жеводана и здесь останется до самой моей смерти.

Грегуар кивнул.

– Я понимаю вас, – со всей серьезностью произнес он. – Видите ли, после лесов Америки я все равно не могу назвать наши лысые горы скучными. Я бы сказал, что они… более спокойные, что ли… Если, конечно, можно так выразиться.

Он постепенно повышал голос и не заметил, как в конце концов перешел на крик, чем привлек внимание людей, находящихся от них в двадцати шагах.

– Спокойные… – задумчиво повторил Жан-Франсуа де Моранжьяс, качая головой.

Вертя в руках пистолет, он широким шагом направился в сторону нового скопления людей, и Грегуар поспешил присоединиться к нему, а Тома д'Апше и Мани, не сговариваясь, последовали за ними, оставаясь на некотором расстоянии от графа и шевалье.