Следы трав индейских - Сергей Мейен

Рис. 12. Океан Тетис до распадения Гондваны; слева — реконструкция расположения гондванских материков до их расхождения, по Э. Д. Баррону, К. Г. Харрисону и В. В. Хэю

Между тем палеонтология заслуживает большего внимания. Ее прошлые заслуги в решении геотектонических проблем достаточно велики, чтобы признать за ней способность сообщать сведения, которыми сообразительный геолог пренебрегать не будет. Начнем с того, что без данных палеонтологии не было бы и представлений о Гондване. Если же из нынешних глобальных тектонических схем выбросить Гондвану, то оставшееся сойдет разве что за карикатуру. Ведь Гондване принадлежит не менее трети нынешней суши, а раньше доля Гондваны могла быть и еще более значительной.

В цитате из учебника по биологии, к которому я придирался в предыдущей главе, гондванский материал нашел такое же отражение, как и ангарский. Иными словами, он не нашел никакого отражения. А ведь именно Гондвана еще раньше, чем Ангарида, ниспровергла миф о повсеместной сухости климата в перми и о планетарном влажном и жарком климате карбона. Еще в прошлом веке в верхнем палеозое Гондваны были найдены толщи, настолько похожие на оставленные отступившим ледником, что в их ледниковой природе с тех пор мало кто сомневался. Следы верхнепалеозойского оледенения нашли почти сто лет назад на всех гондванских материках, кроме Антарктиды, а теперь они известны и на ней. История гондванского оледенения еще довольно темна, но ясно, что оно было крупным, неоднократным, длительным.

Растения, которые встречаются в прослоях между ледниковыми отложениями и выше их, тоже не свидетельствуют о жарком и влажном климате, Гондванскую флору обычно считают умеренной или даже холодно-умеренной. В перми гондванский климат не был сухим, поскольку по всему материку после ухода ледников в большем или меньшем количестве откладывались угленосные толщи, причем пласты угля бывают мощнейшими. И все это, к сведению авторов злополучного учебника, было известно чуть ли не сто лет назад.

В проникновении на страницы палеоботанических руководств гондванским растениям повезло больше, чем ангарским. Впрочем, и история их изучения более почтенна, да и до гондванских стран европейским исследователям было больше дела, нежели до недосягаемой Сибири. Первые ископаемые растения, собранные в Индии и Австралии, попали в руки европейских палеоботаников в начале прошлого века. В 1828 г. Адольф Броньяр опубликовал описание рода Glossopteris (рис. 13), который каждому геологу, работающему южнее экватора и в Индии, знаком не меньше, чем нам всем мамонт.

Рис. 13. Наиболее характерные гондванские растения: слева — лист гангамоптериса (Gangamopteris), справа — лист глоссоптериса (Glossopteris) и его сечение вблизи основания

Глоссоптериевые листья имеют разную форму, но чаще всего они языковидные, обратнояйцевидные или овальные, с острой или притупленной верхушкой. От суженного основания к верхушке идет довольно толстая средняя жилка, от которой отходят боковые жилки, соединяющиеся перемычками-анастомозами.

В 1875 г. Г. Ф. Блэнфорд обобщил сведения о геологическом строении южных материков и Индии и впервые обратил внимание на общность их верхнепалеозойской флоры, которую назвал «глоссоптериевой». Блэнфорд предположил, что от начала перми и до середины третичного периода существовал Индо-Океанский континент. Он соединил нынешние материки, прилежащие к Индийскому океану. Следом за ним М. Неймайр предположил существование Бразильско-Эфиопского континента на месте нынешней Атлантики. Оставалось соединить оба гипотетических материка, что и сделал в 1885 г. Эдуард Зюсс, предложивший термин «Гондвана».

Гондванская флора давно привлекала внимание палеоботаников, занимавшихся ангарской флорой. В Гондване известны листья кордаитового типа, внешне больше похожие на сибирские, чем на европейские. В 1912 г. М. Д. Залесский отнес такие листья из Ангариды к гондванскому роду Noeggerathiopsis. На обоих материках встречаются членистостебельные с листьями, сросшимися в воронку. Сначала их нашли в Австралии и Индии, а в 1879 г. И. Ф. Шмальгаузен отнес к этому же роду ангарские образцы. Постепенно список общих родов рос. В 1897 г. В. П. Амалицкий нашел в верхней перми Среднего Поволжья раковины моллюсков примерно такие же, какие были раньше встречены в Южной Африке вместе с многочисленными скелетами рептилий и амфибий. Амалицкий решил поискать скелеты таких же животных в пермских отложениях Европейской России. Он действительно нашел их, а с ними отпечатки листьев, внешне очень сходных с глоссоптериевыми. Это было уже сенсацией. По-видимому, именно эта находка подстегнула решение Залесского отнести к одним и тем же родам не только кордаиты Ангариды и Гондваны, но и ряд других растений.

Вывод Залесского о близком родстве флор Ангариды и Гондваны получил широкую известность и признание. Геологи и палеонтологи обсуждали пути, по которым могли растения пересекать Тетис. Строились гипотезы о времени соединения и разъединения этих материков. Сам Залесский считал, что сибирская флора приобрела самостоятельность от гондванской только в мезозое.

Первые трещины в гипотезе Залесского появились в 30-х годах. На XVII Международный геологический конгресс, состоявшийся в Москве в 1937 г., приехали палеоботаники, знакомые с гондванской флорой. Они осмотрели ангарские коллекции и заключили, что общность флор есть, но гораздо меньше, чем считал Залесский. Потом последовала война, и палеоботаникам стало не до этого. Залесский, живший в Орле, был насильно вывезен оккупантами в Германию.

Известный палеоботаник, член-корреспондент АН СССР последние дни перед приходом наших войск жил в полуразрушенном доме, в комнате с вывалившейся наружной стеной и добывал средства для пропитания, таская воду в дома с разрушенным водопроводом. Рассудок его помутился, и он не узнавал старых друзей. Вернувшись на родину, он вскоре умер.

В 1954 г. к вопросу о соотношении ангарской и гондванской флор вновь обратилась М. Ф. Нейбург, которая сократила список общих родов и указала, что за этой общностью не обязательно видеть близкое родство флор. Но в ее списке еще оставались такие роды, как Noeggerathiopsis, Phyllotheca и Gondwanidium, считавшиеся весьма характерными для обеих флор. Когда я пришел работать к Нейбург, она продолжала интересоваться этим вопросом и сетовала, что ей вряд ли удастся побывать в какой-нибудь из гондванских стран и самой покопаться в коллекциях.

Разумеется, меня этот вопрос интересовал не меньше. Особенно хотелось посмотреть листья гондванских кордаитов и их микроструктуру. Вскоре после кончины Нейбург я убедился в том, что наши кордаитовые листья относятся к двум родам и что род Noeggerathiopsis должен быть упразднен. Литературные данные о микроструктуре гондванских кордаитов были, но слишком скудные. Надо было смотреть коллекции.

В 1966 г. такая возможность совершенно неожиданно представилась. Я получил командировку в Индию, смог посетить главные палеоботанические лаборатории этой страны и посидеть с коллекциями. К этому времени я уже трудился над картами палеофлористического районирования, о которых шла речь во второй главе, и поэтому мог на месте прояснить множество вопросов, связанных с Индией.

В Индии есть единственный в мире специальный Палеоботанический институт, названный именем его основателя, известного палеоботаника Бирбала Сахни. Сотрудники этого института, находящегося в столице штата Уттар-Прадеш городе Лакхнау, гордятся тем, что основанием института они обязаны Джавахарлалу Неру. Они не скрывают, что поддержка Неру не была просто данью уважения к палеоботанике. Неру и Сахни вместе учились в Англии и были близкими друзьями.

Я плохо представлял себе индийские палеоботанические лаборатории, где какие коллекции можно посмотреть, и рассудил, что больше всего времени надо провести в Лакхнау. Это было ошибкой, поскольку классические коллекции верхнепалеозойских растений Индии, описанные чешским палеоботаником О. Фейстмантелем, современником И. Ф. Шмальгаузена, хранятся не в Лакхнау, а в Калькутте. Там я тоже побывал, но времени было в обрез. Неделю я провел в лаборатории профессора Д. Д. Панта в Аллахабадском университете, работающего с небольшой группой учеников, настоящих энтузиастов.

О результатах своей поездки в Индию я уже подробно писал в популярной книжке «Из истории растительных династий», вышедшей в 1971 г., и боюсь, что читавшие ее коллеги осудят меня за повторение. Поэтому остановлюсь только на главных результатах, чтобы подробнее рассказать о последующих исследованиях. Результаты эти были для меня неожиданными. Индийские коллеги показали мне все те растения, которые считались общими, ангаро-гондванскими. Вся эта общность стала рассыпаться, как только я начал класть образцы под бинокуляр и изучать тонкие, неважные детали жилкования, микроструктуру и другие не отмеченные в описаниях признаки. У некоторых листьев кордаитов можно было подозревать присутствие желобков между жилками, как у ангарских руфлорий. Оказалось, что такая картина наблюдается только в основании листа, где устьичные желобки имитируются узкими междужильными промежутками. Так называемые кордаитовые листья сопровождаются в Индии совсем другими семенами, и, кроме того, можно видеть переходные формы между этими листьями и теми, которые относят к роду Gangamopteris. Возникло подозрение, кордаиты ли это вообще. Иными оказались и членистостебельные, относимые к роду Phyllotheca.