Роль грешницы на бис - Татьяна Гармаш-Роффе

– А что было? – осторожно поинтересовался Кис.

– Ну, увлекались ею разные. Она, может, тоже – не знаю. Видали ее иногда в обществе то того, то другого.

– А муж как же?

– А он какой-то отвлеченный был. Я тогда-то и слов таких не знала, а сейчас вот думаю, вспоминая: а не «голубой» ли был? То ли у него до другого места интерес имелся, то ли и впрямь в облаках витал, ничего не видел… Хотя Алкиных поклонников выдаивать он умел, ему всегда для кино условия создавали по первому классу. Только такая романтичная особа, как Алка Измайлова, могла влюбиться в такого хмыря, как Сергеевский.

– Хорошо, пусть не с вами лично, – упрямствовал Кис, – но могло ли быть что-то такое темное, что связывало всех этих людей между собой?

– Ты как скажешь, парень! Темное, оно всех связывало. Все чего-то где-то накрутили. Да я особо никогда не вникала, не в моих привычках в чужие дела соваться, в своих бы разобраться! Да ты чего имеешь в виду-то?

– Не знаю, какие-то грехи…

– Уж не на групповуху ли намекаешь?

– А что, была?

– А я над ними со свечкой не стояла, – захохотала Тучкина, и посуда в шкафчиках жалобным звоном снова запросила о пощаде. – У меня свои были… дела. Мы с ней мужиков никогда не делили. У ней – свои, у меня – свои. На нас спрос разный, дело вкуса. Кому посубтильней, как Аллочка, кому «визьмешь в руки, маешь вещь». Так что не скажу я тебе, как они там организовывались, коллективно или индивидуально… – И она снова залилась богатырским смехом.

И Олег Ларионов, которого Кис прозвал «Алка-Зельтцер», и Ольга Тучкина, и Алла Измайлова в один голос – или на разные голоса, но стройным хором – утверждали, что никаких сомнительных общих дел в их прошлом не было. Или, на худой конец, они им неизвестны. Тем не менее эти встречи почему-то укрепили у Алексея чувство, что он на верном пути и копать нужно именно в эту сторону. В сторону великой актрисы.

Во-первых, он решительно не желал согласиться с мыслью, что покушение – назовем его пока именно так, хоть это и не доказано, – на Измайлову было лишь случайным совпадением по времени с загадочными убийствами випов.

Во-вторых, встреча с актрисой оставила у него чувство недоговоренности с ее стороны. Она явно скрывала что-то, причем скрывала не только некие факты, но даже и саму себя, свою личность, умело пряча ее под сбивающими с толку масками. Она каскадом меняла роли, переходя от интеллигентной, утонченной женщины к капризной, взбалмошной красотке, от тщеславной комедийной актриски к надменной аристократке, которой благородное происхождение заменяют страницы в энциклопедиях и книгах по истории советского искусства. Где же она была истинная, эта женщина, и где она играла-наигрывала?

Как-то Александра сказала ему: «Ты все думаешь, Алеша, что есть человек настоящий, а есть его маска, и хочешь выковырять настоящего из-под маски. А дело в том, что это все – настоящее! И одновременно все – маски. Мы никогда не равны самим себе, мы разные с разными людьми, но это все мы, мы, самые что ни на есть подлинные. И равные самим себе только в сумме наших ипостасей…»

Помнится, он тогда еще буркнул: «Если я с одними бываю добрым, а с другими бываю злым – это вовсе не значит, что у меня маски! Я ничего никогда не играю!»

«Это неважно, играешь или нет, – ответила ему Александра. – Главное, ты разный. И посторонние люди могут гадать сколько угодно: каков же ты истинный? Добр ты или жесток? Расчетливый или бескорыстный? Простодушный или хитрый? А ты не тот или другой – ты все вместе!»

Он тогда с Сашей согласился. Но сейчас чувствовал, что есть все же разница между всякими там «ипостасями», то есть разными аспектами личности, и масками. Да, она все правильно сказала, эта умница: человек определяется в сумме своих разных сторон, и этих сторон может быть очень много… И чем сложнее душа, тем их, наверное, больше… Но… Но эта формулировка, будучи совершенно справедливой, просто неполна. Есть еще что-то другое…

Ага, вот он и нашел определение: маска – это когда тебе хотят всучить фальшивку. Ту сторону индивидуальности, которая вовсе не существует на самом деле. Но в наличии которой тебя хотят с какой-то целью убедить.

Вопрос только в том, в чем именно хотела его убедить актриса. Хотя нет, ответ на этот вопрос он, кажется, знает: Измайлова пыталась за каскадом своих ролей спрятать себя, истинную. А в подобных случаях в глубинах сыщицкого организма взыгрывал инстинкт охотника: убегают – значит, надо догонять!

Так что пора Кису влезать в сапоги-скороходы.

К Измайловой он буквально влетел, движимый скоростной энергией азарта. Чуть внутренне притормозил себя, когда оказался напротив актрисы в креслах гостиной, мысленно сбросил сапоги-скороходы, перевел дух и произнес спокойно, с выверенной долей напора и резкости:

– Алла Владимировна, если вы не расскажете правду мне, то вам придется иметь дело со «стадом в униформах», как вы выразились. Я связан обещанием информировать официальное следствие о всех найденных мною фактах, которые могут иметь отношение к убийствам. И я могу потянуть с докладом о вашем близком знакомстве со всеми жертвами, но только в том случае, если я продвигаюсь в темпе и приношу в зубах результат более-менее быстро. В противном случае я буду вынужден сообщить эту информацию официальным лицам. И тогда ждите гостей. Выбирайте.

Смех Измайловой звонко ударил в его жесткую фразу, словно бутылка шампанского в борт корабля. Отзвенел и рассыпался, посверкивая осколками в ее веселых глазах. Кис даже усомнился, поняла ли она его.

– Решили действовать шантажом, Алексей Андреевич? Взять меня на испуг?

– Можно и так назвать, – невозмутимо согласился Кис.

– Напрасно. Я не боюсь – никого и ничего. Даже смерти. В одиночестве человек находится с ней на дружеской ноге… У меня к вам имеется еще одно дело, Алексей Андреевич. – Ее лицо вдруг стало серьезным. – Я ведь уже искала хорошего детектива еще пару месяцев назад. Именно тогда мне и рекомендовали вас.

– Что произошло два месяца назад? На вас уже покушались раньше?

– Нет, другое: у меня пропал дневник.

Та-а-ак, вот только дневника ему и не хватало!

– Алла Владимировна, признайтесь, вы нарочно сменили тему? Решили таким невинным способом уйти от моего вопроса? Заговариваете мне зубы рассказами о пропавшем дневнике? А ведь я ничуть не пошутил – мне действительно придется сообщить о вашем знакомстве со всеми убитыми…

– Не повторяйтесь. Я все поняла. Только мне нечего вам рассказать, поверьте.

Но не хотел Кис верить, не хотел! Однако решил не показывать актрисе своего разочарования и недоверия. Глядишь, что-нибудь само выплывет, какая-нибудь мелкая рыбешка факта, а за ней и крупная рыбина истины обнаружится… Почему бы и нет? Такое уже случалось в его практике: незначительный, казалось бы, треп давал в руки ниточку, которая впоследствии разматывала все дело. О’кей, поговорим о пропавшем дневнике.

– Вы дневником дорожите? Вы упомянули, что собирались мемуары писать, – добавил Кис, – он вам нужен для работы?

– Да, безусловно. Это моя память, моя жизнь, и я действительно начала работу над книгой воспоминаний. Но дело не только в этом: в дневнике описано множество очень интимных вещей, названы известные лица, рассказаны мои и чужие тайны…

– Тайны? Какие?!

– Личные, – улыбнулась Алла. – Напрасно вы мне не верите, молодой человек. – Хм, сегодня Кис стал «молодым человеком» для разнообразия. – Я и в самом деле не была в курсе никаких историй – ни легальных, ни преступных. Меня чужие дела никогда не интересовали, меня интересовало только мое творчество. Кино, театр. Актерство. Карьера. И еще раз – творчество. Не знаю, можете ли вы это понять…

– Думаю, что да, – серьезно ответил Кис.

– В вашей работе тоже есть творческие элементы, не правда ли? – Кажется, актриса решила ему польстить.

– В некотором смысле. Но я, пожалуй, больше знаю это по некоторым… близким мне людям, – честно добавил он, подумав об Александре. – Так почему же вы ко мне не обратились, раз собирались?

– По тем же причинам: неприкосновенность моего одиночества. Желание избежать вторжения чужого человека в этот дом. И еще: если вы его найдете – вы непременно в него заглянете. А я не хочу, чтобы его читали посторонние.

– Похоже, однако, что его уже кто-то читает!

– Именно поэтому я все-таки решила вам о нем сказать. Тем более что вы уже все равно здесь.

– Вы связываете эти убийства с пропажей вашего дневника?

– Помилуйте, вовсе нет! Там много интимных подробностей, как я вам сказала, – но из моей личной жизни. Разумеется, в нем упомянуты разные люди… Этот дневник я вела для себя, рассчитывая, что он никогда не попадет в чужие руки. Теперь же он может натворить немало бед… Многие из описанных мною историй могут стать, к примеру, основой для шантажа! Или, если он попадет в лапы прессы, может разразиться крупный скандал, который затронет ныне живущих и вполне известных лиц, а также память об уже ушедших… Прошу вас, постарайтесь найти мой дневник как можно скорее!