Сети соблазна - Мэри Бэлоу

– В действительности, – заметил он, – просто удивительно, что Доминик вступил в такой разумный брак, хотя не мог спросить у меня совета.

Графиня засмеялась.

– Эллен славная девочка, правда? Определенно она моя любимая невестка, так же как и Александра.

– А кто у нас есть для Мэдлин? – спросил сэр Седрик. – Теперь, когда я здесь и могу дать квалифицированный совет… Хакстэбль?

– Она любит его, – вздохнув, сказала графиня, – но какой-то искры здесь не хватает. Видите ли, Мэдлин такая же, как и все мы – Эдмунд, Доминик и я. Без искры она не может.

– Тогда это Парнелл? – спросил сэр Седрик после недолгого колебания.

– Джеймс? А вы тоже это заметили, да, Седрик? Уж тут определенно искра есть, верно? Я бы даже сказала – бушующий пламень. Хотя, вместо того чтобы сблизить, этот пламень отталкивает их друг от друга. Это странный молодой человек. В нем есть какое-то внутреннее напряжение. Он не очень-то ладит со своим отцом, но кто ладит с отцами? Опять я немилосердна. Меня просто в дрожь кидает при мысли, что Мэдлин остановится на Джеймсе. А если нет, я буду в отчаянии. И никогда не говорите мне, Седрик, что годы принесли мне спокойствие.

Он похлопал ее по руке и улыбнулся.

Мэдлин заговорила не сразу. В лице у нее не было ни кровинки, заметил Джеймс.

– Ничего особенного, – ответила она наконец. – Я только что отвергла хорошего человека, вот и все.

– Хакстэбля? – спросил он. – Почему? Мэдлин пожала плечами.

– Полагаю, я слишком увлечена прелестями лондонского сезона, – с горечью проговорила молодая женщина. – Если бы я должна была выйти за кого-то замуж, мне пришлось бы утратить право на восхищение всех остальных.

Джеймс смотрел на нее, сжав руки за спиной. Ее взгляд был устремлен куда-то мимо него.

– Я думал, вы его любите, – сказал он.

– Любила. – Мэдлин на мгновение закрыла глаза. – И люблю. Наверное, я слишком долго ждала. В восемнадцать лет я легко приспособилась бы к мужу. А я все ждала и ждала, и вот теперь подавайте мне и луну, и звезды, и всю вселенную в придачу. Обычные великодушие, доброта и преданность меня не удовлетворяют.

Он молча смотрел на нее.

– Иногда, – говорила Мэдлин, – человек чего-то жаждет. Абсолютного счастья. Я жажду этого и не знаю, где это можно найти. И еще я не знаю, узнаю ли это счастье, если встречу. И наверное, мы не можем вообще быть счастливы, не делая счастливым другого. – Она наконец устремила взгляд на него; глаза у нее были беспокойные и ярко-зеленые. – Зачем я говорю это вам?

– Полагаю, потому, что я здесь. – Джеймс так крепко сжимал в кулаки свои руки, что ногти впивались в ладони.

Мэдлин засмеялась.

– Во всяком случае, с вами очень хорошо разговаривать, – заметила она. – Вряд ли вы станете прерывать собеседника.

– Вы очень расстроены, – проговорил Джеймс. – Неужели он причинил вам боль?

– Нет! – Она быстро взглянула на него. – Нет, это я причинила боль. Просто я хорошенько рассмотрела себя, вот и все. И то, что я увидела, мне не понравилось. Полагаю, я не очень приятная особа.

– Много лет я ненавидел себя, – проговорил Джеймс. – То были мрачные, потерянные годы. Бесполезные годы. Не поступайте так с собой. Жизнь и без того слишком коротка.

Ему отчаянно хотелось помочь ей.

– Доброе слово от Джеймса Парнелла? – удивилась Мэдлин. – Это, наверное, впервые.

И вдруг его лицо расплылось у нее перед глазами, все ее чувства вытеснило невероятное изумление и унижение, резкая боль рванулась вверх из груди, и у нее перехватило дыхание.

А ему показалось, что в теле его повернули нож. Он был совершенно не в состоянии утешить ее. Это ведь Мэдлин.

– Я не совсем уж чудовище, – сказал он. – Не совсем дьявол, хотя вы, наверное, так полагаете.

Наконец руки его разжались.

Ее унижение стало полным, когда она почувствовала, как оба его больших пальца вытирают слезы, покатившиеся у нее из глаз. Эти прикосновения к ее лицу были очень легкими.

Мэдлин закрыла глаза и попыталась заставить себя размышлять логично.

Так ли уж сильно его поцелуй отличается от поцелуя Джейсона? Он обхватил ее лицо ладонями, в то время как Джейсон обнимал ее за талию. Но губы у него были сомкнуты так же, как и у Джейсона. И так же, как Джейсон, он не касался ее тела.

Никакой разницы. Совершенно никакой, если не считать того, что колени ее вдруг сделались ватными и она почувствовала, что губы дрожат под его губами и не слушаются ее. И ей хотелось плакать и плакать.

Губы у нее были прохладные, влажные и соленые от слез, и они дрожали под его губами. Губы, которые он целовал как-то раз – нет, два раза – давно, очень давно; губы, которые он продолжал целовать во сне. Губы, принадлежащие не какой-то другой женщине, хотя он в свое время целовал многих. Это были губы Мэдлин.

Когда Джеймс поцеловал ее во второй раз, Мэдлин наконец позволила его губам раскрыться. Она перестала размышлять и сравнивать. Она позволила себе просто отдаться чувству.

Джеймс! Джеймс!

Это все, чего ей когда-либо хотелось.

Но он не привлек ее к себе, и поцелуй его не стал глубже.

Мэдлин отодвинулась, отряхнула свою муслиновую юбку, разгладила складки и развязала ленты шляпки, чтобы завязать их заново.

– Пора пить чай, – сказала она. – Все будут удивляться, куда это мы с вами подевались.

Она хотела быстро удалиться, но Джеймс схватил ее сзади за плечо.

– Мэдлин, – спокойно проговорил он, – из этого ничего не выйдет. Мы пяти минут не можем пробыть вместе, чтобы не поссориться. Мы с вами в результате какого-то странного каприза судьбы испытываем друг к другу сильное влечение. И мы с вами принадлежим разным мирам. Ничего не выйдет.

– Да, не выйдет, – согласилась Мэдлин. – Но мне нужно было чье-то утешение. Теперь я чувствую себя лучше. Благодарю вас.

И они пошли назад в полном молчании. Мэдлин радостно улыбнулась матери, которая приветствовала их появление.

– Мы не опоздали? – весело спросила она. – Надеюсь, Домми не съел все пирожки с омарами?

Ее брат-близнец скорчил гримасу.

– Я просидел все это время в карете с Эллен и Чарльзом, разыгрывая роль нежного мужа и отца, – отозвался он. – Я до сих пор даже не заглянул в корзины с припасами.

– Тогда давайте посмотрим вместе. Я умираю с голоду.

Глава 7

В каком-то смысле это неплохо – когда тебе двадцать шесть лет и ты свободна, думала порой Мэдлин. Ты не обременена брюзгливым мужем и кучей шумных детей. Равно как тебя не касаются и всевозможные ограничения в общении, обязательные для очень молодых леди.

Есть определенные преимущества в том, чтобы миновать первый расцвет юности и при этом остаться незамужней. Конечно, есть в этом положении и недостатки. Отсутствие полной свободы, например. Если твоя семья решает уехать из Лондона еще до конца сезона, выбора у тебя нет – приходится присоединяться к кому-либо из членов семьи.