Пёрышко (СИ) - Иванова Ксюша

Вот они остановились возле ткачихи, что рубахами, рушниками, да сарафанами разными торговала. Он на рубаху указал. Ткачиха подала ему. И тут он свою рубаху, кровью от раны испачканную снимать стал. А Ясна помогать ему! А он еще нарочно хмурится, якобы больно ему, чтобы она, значит, рубаху ту с плеч его стягивала! Потемнело в глазах от ярости! Забыв обо всем на свете, к ним кинулся!

***

Какая же красота на базарной площади! Сколько товаров всяких! Монетки карман жгут! Бабушка с дедом щедро мне насыпали. Вон - рушники расшитые красно-черной нитью, петухами по краю! 

- Стой, Бажен! Купить хочу!

- Только быстро, не то отстанем!

Соскочила с повозки. Откуда ни возьмись, Милорад рядом оказался. 

- Ясна, куда ты? 

- Рушник купить хочу.

- А мне рубаха нужна новая, я с тобой пойду.

Ох, чувствовала, что не нужно соглашаться. Да только в ту минуту подумала, что людей вокруг много, ничего страшного в том нет, что он со мной пойдет. Да, ведь, ранен он, может, ему помочь нужно будет! Оглянулась кругом - Богдана не видно, и согласилась. А когда Милорад рубаху выбрал, свою стягивать стал. Вижу больно ему - рана болит. Стала за край рубаху вверх тянуть.

- Давай, помогу тебе!

- Что как Богдан увидит?

... - Уже увидел!

Ох, испугалась я, голос Богдана услышав, чуть сердце из груди не выпрыгнуло! Развернулась на пятках, а он за спиной моей стоит! Никогда не видела, чтобы так глаза могли молнии метать! Зубы сжаты, руки - в кулаки! На Милорада смотрит так, будто убить его хочет! А у того - рана!

Не раздумывая, заслонила Милорада собой, руки вперед выставила:

- Богдан, не надо, прошу тебя!

Только Милорад обошел меня кругом и встал прямо перед Богданом.

- Нет, Ясна, не нужно меня защищать! Честно, воевода, говорю, что это я виноват, сам за ней пошел. Только... случайно ты на ней женился. Моя она должна быть!

Тут Богдан размахнулся и ударил Милораду кулаком в лицо! Тот стал подниматься. Богдан его взял за шиворот и зарычал, в глаза глядя:

- Опоздал ты, Милорад, моя она. Еще раз увижу тебя рядом с ней - пожалеешь!

А потом развернулся, схватил меня за руку и потащил за собой, больно сжимая запястье. 

- Богдан, Богдан, стой, мне больно!

Но он шел вперед, не обращая внимания на мои слова. Люди, встречавшиеся на пути, в страхе отступали в стороны, наверное, вида его пугаясь. Так тащил он меня долго. Уже и площадь закончилась. Людей стало меньше. Что он со мной делать собирается? Неужто бить будет? Вдруг Богдан свернул в небольшой проулок между домами, толкнул меня к стене. Спиной к ней прижалась и стою, не дыша. А он руки по обе стороны от головы моей поставил и смотрит в глаза. А взгляд его злой, страшный! Что мне делать-то нужно, чтобы злобу его успокоить? Объяснить ему все? Да, не станет слушать оправданий моих! И тут догадка на ум пришла. Обхватила лицо его ладонями и поцеловала. 

Думала, оттолкнет, отодвинется, но он наоборот, замер, даже дышать, кажется, перестал. Осмелела я, раз не сопротивляется он, значит можно и прижаться поближе. Всем телом к нему прильнула, вжалась в грудь его твердую. Не думала, как и что дальше делать - само собой получалось. Вместо того, чтобы просто губами к его губам прижиматься, языком по его нижней губе провела, а потом зубами ее прикусила. Он звук какой-то издал, как если бы больно ему было. Хотела было отодвинуться, чтобы посмотреть на него, только он руками схватил за ягодицы и к своему телу прижал. Да так, что низом живота твердую плоть его почувствовала. 

Значит, нравится ему, когда я так делаю! Оторвалась от губ, чуть в бок голову его повернула и языком от уха вниз по шее провела. Где-то внутри в глубине тела затрепетало, заискрилось что-то. Вкус его кожи чуть солоноватый на губах оставался. И теперь уже сама застонала так же, как Богдан за минуту до этого. Руки под рубаху его полезли. Только коснулась голого живота его, вздрогнула. И его ответную дрожь ощутила.

Не понимала, не думала, что на улице чужого города нахожусь, что любой, проходящий мимо увидеть может. Да, и как тут подумаешь, если он ушко покусывает и языком обводит... А руками ту часть моего тела мнет, что ниже спины находится. Горячим шепотом на ухо:

- Ясна, останови меня...

Ни за что! Рот снова поцелуем закрыла. Я так мечтала об этом, пока в повозке с Баженом ехала! Потрогала языком его губы, потом по краю зубов провела, потом вглубь рта скользнула, встретилась там с его языком и застонала вновь прямо в губы Богдана. 

Ничего не слышала вокруг. Очнулась только тогда, когда где-то совсем рядом молния ударила. Да ведь только что солнце светило, а тут вдруг буря поднялась - вот-вот дождь вольет! Смотрю в лицо Богдану и вижу взгляд его растерянный. 

- Неужто снова Мира?

Он вновь схватил за руку, только теперь ласково - пальцы наши переплёл и сказал: 

- Побежали!

17. В Изборске

Богдан несется впереди и, чтобы не отставать, мне приходится постараться: подол платья путается в ногах, то и дело заносит на резких поворотах. И если бы он не придерживал меня, уже давно бы упала прямо в пыль. Сердце стучит уже где-то в районе горла, когда, наконец-то, мужчина втягивает меня на высокое крыльцо чудного терема с небывалой красоты резными наличниками на слюдяных окнах. В тот самый момент тяжелые капли начинают стучать по деревянной крыше над нашими головами. Богдан поворачивает лицо ко мне, и вижу я его совсем другим, каким не видела и не знала еще: он улыбается задорно, весело, как мальчишка, сумевший обмануть, убежать от преследователей, и теперь празднующий свою победу над воображаемым врагом. У меня перехватывает дыхание теперь уже не от быстрого бега, а от красоты его. Рука сама тянется погладить мужчину по этой улыбке, убрать прядь волос, упавших на высокий лоб. Он на секунду только притягивает меня к себе, притрагивается губами к моим губам, а затем распахивает дверь, и я оказываюсь в огромном помещении, забитом людьми. 

Для деревни, где я жила, гроза - обычное весеннее явление, страшное, но не вызывающее панику. А вот здесь, в большом зале, где собрались в основном мужчины, гроза, как ни странно, пугает. Все громко разговаривают, я многое сразу понять не могу, но, в общем, ясно, что эти люди переживают из-за двух вещей: их страшит тот факт, что гроза в этом году вдруг случилась в августе и многие вспоминают такую же, из-за которой пару лет назад выгорела половина деревянного Изборска.

Богдан шагает через толпу  к широкому помосту, где стоит стол. За ним сидят богато одетые люди. Одного из мужчин я узнаю - Ратибор, который встречал нас. В центре, видимо, князь Ярослав - темноволосый, с широкой длинной бородой и неожиданно красивыми большими синими глазами. Рядом с ним - два пустующих места. И я не сразу понимаю, что они предназначены для моего мужа и меня.  А по левую руку от князя сидят две женщины, которые снисходительно осматривают мой наряд и меня саму. Причем та, что помоложе, то и дело, склонившись к уху второй, что-то шепчет, прикрыв рот ладонью. Их платья поражают меня своей красотой, не иначе, это - жена и дочь самого князя! Чуть дальше за другими столами рассаживаются дружинники Богдана и другие, незнакомые мне воины. Князь говорит, обращаясь в Богдану:

- Рад видеть тебя в своём доме, воевода! 

Богдан, прижав руку к груди, слегка наклоняет голову и практически повторяет слова князя:

- Рад видеть тебя, князь!

Понимаю, что радости не испытывают оба, потому что один пришел за данью и во всем видит подвох, а другой вынужден отдавать свое, кровное! Но каждый вынужден играть свою роль.  

- Богдан, вижу, знаю, что ты привёл в мой дом жену. Как зовут тебя, красавица?

- Ясна.

- Ясна, - повторил князь, - садись, Ясна, рядом с мужем!

***

После ничего не значащих разговоров об урожае, здоровье нашего князя и всех его родственников, Ярослав вдруг особо выделяет из их общего числа, одного. И, когда из его уст звучит имя Бажена, я уже понимаю, к чему клонит князь и о чем пойдет речь. Не зря, ох, не зря сегодня за столом сидит его дочь!