Свистопляска - Иоанна Хмелевская

Мне, напротив, уже давно ни один разговор не доставлял такого удовлетворения. Я даже успокоилась, ярость мою как рукой сняло.

— Тогда, пан сержант, послушайте меня. Я от швейцара кое-что все-таки узнала, да и кроме этого...

И я рассказала сержанту обо всем, что узнала в ходе своего частного расследования. Сержант слушал внимательно и с некоторыми моими выводами согласился. Например, что размашистый недоумок и в самом деле является подозреваемым номер один и его непременно следует искать. Одобрил также мою эпопею с отпечатками пальцев, осудив одновременно её техническое несовершенство. Тут же извлек из шкафа чемоданчик, видимо, непременную принадлежность следователя, раскрыл, и я с величайшим удовлетворением констатировала наличие в чемоданчике большого количества специального порошка для закрепления и снятия отпечатков пальцев.

Напоследок я преподнесла сержанту ещё один сюрприз.

— Если вы думаете, что это все, то глубоко ошибаетесь, — заявила я, не поднимаясь с места и заставив и сержанта сесть. — Тут такое дело... Вторая афера. Сейчас я пана с ней познакомлю, и только тогда вы поймете, какая же каша здесь заварилась...

* * *

С нетерпением поджидала я Болека на автовокзале. Время шло, а его не было видно. Но вот подъехал автобус из Песков, из автобуса выскочил Болек и сразу увидел меня. Молодец, не задерживаясь развернулся и целеустремленно направился к почте. Под мышкой он нес мой матрас, надеюсь, с подушкой в середине.

Вздохнув с облегчением — до встречи с сержантом оставалось совсем немного времени, — я двинулась вслед за Болеком.

Надо признать, сержант оказался хорошим помощником, и ещё до ужина я смогла подбросить обратно похищенные из столовой «Пеликана» предметы сервировки. Вдобавок были профессионально обработаны три стула из той же столовой-ресторана, так что в настоящий момент ничто не мешало целиком переключиться на Болека с его наркотиками.

Ни с того ни с сего я вдруг изменила мнение относительно необходимости соблюдать конспирацию — думаю, просто терпения не хватило, ну не могла я ждать, пока мы с ним доберемся до почты!

— Эй, проше пана! — заорала я на всю улицу, высунувшись из окошечка автомашины.

Мужчины на улице все, как один человек, обернулись в мою сторону, в том числе и Болек. Я энергично принялась махать ему рукой, продолжая кричать:

— Проше пана, я за матрасом! Он у пана, большое спасибо, теперь я могу его взять!

Болек остановился, немного поколебался и неуверенно направился ко мне. Остальные, поняв, что мои крики к ним не относятся, отправились по своим делам, происшествие не было из ряда вон выходящим. А я продолжала орать на всю улицу — на всякий случай, кто знает?..

— Спасибо, огромное спасибо, я так пану признательна! Могу подбросить вас, куда надо! Не стесняйтесь, прошу, прошу!

Мои вопли гремели по всей округе и наверняка неслись по водной глади залива до государственной границы. Болек понял, что следует подчиниться. Деревянным шагом, не сгибая коленей, он перешел мостовую и влез в машину со своей ношей.

— Так и помереть недолго, — убежденно заявил он, — вон как сердце колотится! Не хотелось бы обижать вас, но, честно признаюсь, я подумал, уж не спятила ли пани. И не знал, что делать — притвориться глухим или бежать куда глаза глядят.

— А что, по-твоему, плохо получилось?

— Нет, не очень плохо, средне...

— А почему? Я плохо притворилась? Хотела, чтобы все поняли — мы незнакомы.

— Думаю, все так и поняли, что я у незнакомой дамы свистнул матрас, а она за мной на машине погналась. Уж и не знаю, как лучше...

— Неважно, главное, побыстрее нам пообщаться. Ты почему приехал на автобусе? Ездил в Лесничувку?

— Нет, просто сел в автобус и ездил до Песков и обратно, чтобы они не могли меня поймать, ведь пани сама велела, а ничего лучшего мне не пришло в голову. И видите, в самом деле не поймали.

— А как тебе удалось отвязаться от Зигмуся? — спросила я с любопытством, испытывая легкие угрызения совести: ведь бросила парня на съедение этому зануде кузену.

Озабоченное выражение вмиг покинуло лицо Болека, чело его разгладилось, и я с удивлением услышала, как он удовлетворенно захихикал.

— А я и не отвязывался, он ездил со мной в автобусе.

От неожиданности я нажала на тормоз на самом повороте.

— Ты шутишь?!

— Помереть мне на этом месте! Ну, не все время, проехался два раза, а потом у него подошло время ужина, пришлось ему меня покинуть, и в третий раз я поехал один.

Забыв, где стою, слушала я захватывающий отчет Болека об автобусном общении с Зигмусем.

— Его жутко заинтересовал наш фамильный склеп в Молдзях, я подумал — чего скупиться? И расписал его так, что у бедняги глаза на лоб полезли. Еще бы: часовня в готическом стиле, позолоченный купол с медным крестом. Чтобы грабители не забрались, запирается на особый электронный замок. И тут я принялся описывать этот замок во всех технических подробностях, уж в этом я разбираюсь, одного замка мне хватило на весь маршрут туда и обратно. Немного не дотянул, пришлось подбросить освещение на фотоэлементах. Я уж готов был ещё добавить и микроволновую печь в гробнице, установленную специально для безутешных родственников, когда они съезжаются поминать покойников. А что было делать? Чуть только я вылезал из склепа, он сразу начинал разоряться о нашем безумно выгодном совместном предприятии, а я напрочь забыл, что за предприятие, вот и держался за склеп. Сразу вспоминал об очередном удобстве. Вот, к примеру, там ещё и кран есть.

— Кран? Зачем?

— А как поддерживать чистоту в помещении, где установлены гробы?

Ну все, пропала я. Зигмусь непременно распишет чудо-склеп всем родичам, и на меня смертельно обидятся и наша тетка, и сестра Зигмуся, ну да что теперь поделаешь? С трудом различая дорогу сквозь слезы, выступившие от смеха, я наконец включила газ и освободила поворот. Хорошо, что в Крынице движение не очень оживленное.

По дороге я рассказала парню о подключении к делу сержанта полиции.

Болек поначалу обрадовался.

— Здорово! Второй свидетель, к тому же полицейский.

Однако, немного подумав, встревожился.

— А что, если он с ними снюхался? Знаете ведь, как бывает, кто-то из секции наркотиков получает взятки...

— Наверняка получает, — успокоила я парня, — иначе у нас так буйно не процветал бы этот наркобизнес. Но не волнуйся, в Морской Крынице нет секции наркотиков.

— Ну тогда другое дело, — утешился Болек. — И очень хорошо получается, поднимем шум снизу, наверху не так просто будет его приглушить. Неплохо, неплохо... Если ещё мне повезет, может, и выйду сухим из воды, жив останусь. При благоприятных обстоятельствах...

— Благоприятные обстоятельства мы потом обсудим общими силами.

Сержант появился сразу же, не заставил себя ждать. Очень тактичным оказался этот молодой человек, не стал приставать к Болеку с бестактными расспросами об его участии в контрабанде наркотиков, а сразу перешел к медведю.

— Времени у меня в обрез, — как-то загадочно обронил он, — действую я неофициально и потому прошу не предавать огласке мое участие. А ну, быстренько!

Игрушечный медвежонок панда был так прекрасен, что рука не поднималась его распарывать. Болек успокоил меня — собственноручно зашьет так, что и следа не останется. И все равно в разрушительной работе я не стала принимать непосредственного участия, лишь наблюдала с любопытством за действиями сообщников. Они вспарывали игрушечный живот так аккуратно, с такой деловой сосредоточенностью, словно производили сложную хирургическую операцию на живом человеке, осторожно, по кусочку раздвигая в стороны мех и обнажая внутренности медвежонка.

Под меховым покрытием в медведе обнаружилось множество кубиков эластичной губки, и ничего больше.

Удар обухом по головам не произвел бы такого впечатления, как вышеприведенное открытие. Мы самым внимательнейшим образом рассмотрели через мою филателистскую лупу каждый кубик, нюхали их, лизали и даже пытались пожевать, подвергая риску собственное здоровье, если бы в кубиках оказался наркотик. Нет, не оказался, самая обычная губка без каких-либо посторонних примесей.

Вся операция заняла у нас около часа. Закончив её, мы переглянулись. Естественно, первой вопрос задала я:

— Ну и что бы это значило?

— Сплошное надувательство, — подумав, ответил сержант. — И какая-то грандиозная махинация.

А на меня в который уже раз снизошло озарение, причем теперь соизволило задержаться в голове, а не промелькнуть неуловимой мыслью. И передо мной вдруг предстала настолько странная, ни на что не похожая картина, что я не сразу сумела её выразить в словах. Покопавшись в наитии, я выловила из него самые четкие фрагменты, самые логичные, и попыталась облечь их в слова.

— Сдается мне, — запинаясь, ещё не очень уверенно произнесла я, — сдается мне, я не настаиваю на этом, но, похоже, кому-то понадобился козел отпущения. Тебя хотят подставить, мой милый! Развернуть кормой к ветру.