Белая Россия. Народ без отечества - Эссад Бей

Первые месяцы революции, впрочем, не причинили особых волнений. Русские войска и советники исчезли, и посему во многие районы эмирата ворвались хищные соседи. Однако в начале соседский бандитизм удалось сдержать старым методом: эмир без долгих слов переженил агрессоров с принцессами из своего гарема и назвал их принцами. Оперевшись на эту новую аристократию, он думал безмятежно продолжать свою жизнь в своем дворце, теперь преимущественно на азиатской половине.

Но завистливые соседи оказались не единственной угрозой для эмира. В желтых пустынях поднимался красный Туркестан, которого поддерживала новая Россия. Некоторые подданные эмира, непонятным образом прежде избежавшие декапитации, объявили своего правителя вампиром и вассалом белогвардейцев. Ко вратам Бухары вновь пришли русские.

Так закатилась власть тимуридов в Бухаре[36]. «Вампир и вассал белогвардейцев» бесславно бежал, в сопровождении некоторых придворных, в Афганистан. Там он сразу устроил «белую русскую Бухару». Сам эмир имел чин царского генерала[37], и вокруг него собрались также бывшие царские офицеры, «белые» бухарцы и искатели приключений всех мастей. «Белая Бухара» стала называться движением басмачей, но в целом ничем не отличалась от других «белых» на Дону, Кубани и в Сибири. Полководцем басмачей стал некий Энвер-паша, в прошлом турецкий офицер[38]. Ему удалось выковать из своих подчиненных реальную военную силу, но и она не смогла сделать большего, чем другие «белые» воины.

Большевики разбили Энвер-пашу и его басмачей, и десять лет тому назад сто тысяч туркестанских аборигенов покинули родные песчаные пустыни ради пустынь Афганистана, не менее пустынных. Беглый народ собрался вокруг беглого эмира.

Резиденцией тимурида стал Херат, старинный город на севере Афганистана, где старые мечети и пошарпанные дворцы свидетельствуют о великом прошлом. Любезный Аманвлах дал убежище коллеге-эмигранту, положив ему годичную ренту, которую, впрочем, отпускала британская казна. Таким образом было обеспечено материальное благополучие наследника Тамерлана.

Образовать бухарский двор с полагающимися удовольствиями взялись подданные эмира, также эмигранты.

В южных бухарских краях обитают кочевники, привыкшие повиноваться своему государю. Когда в пустынях распространилось известие о победе «красных», они ушли в Афганистан, но не для того, чтобы стать подданными афганского государя. Они хотели продолжать службу своему эмиру, что в Афганистане не вызвало никакого удивления: здесь, на территории одного государства, издавна существовало множество государств.

В Херате, среди диких степей, теперь раскинут великолепный шатер эмира. У шатра разбит огромный лагерь, где поселились придворные эмира, бухарская знать, хищные соседи, ставшие принцами, и другие «белоэмигранты». Тон задает, кроме эмира, хивинский хан, получивший титул «великого героя» и командование эмигрантской армией. Хан постоянно совершает набеги на бухарских коммунистов, нещадно их режет, крадет деньги, овец и девушек. По возвращению в лагерь трофеи справедливо делят между эмигрантами.

Советы платят басмачам той же монетой: весь бухарский край теперь разорен. Бухарская «белая» война, возвещают в Херате, закончится лишь с водружением золотого трона эмира там, где он стоял — в азиатской половине его бухарского дворца.

Война с Советами — всего лишь часть деятельности эмира. Он деятельно ведет переговоры со всеми державами Востока, шлет свои посольства персидскому шаху и афганскому королю, обсуждает меры по обороне своего будущего царства, обещает горы золота, конспирирует заодно со всеми князьями Туркестана, выброшенными, как и он, из родного места[39].

Конспирация уже достигла дипломатического успеха: бывший хан хиванцев и бывший князь узбеков отдали свои бывшие земли бывшему эмиру — за пожизненную ренту. Если Советы уйдут из этих его новых «владений», то они станут по размерам не меньше всей Европы.

После «аннексии» новых земель эмир выпустил прокламацию: «Наше Величество, сын великого Сеид Бахадура, Божией милостью господин всех земель от Иссык-Куля до Балхаша, объявляем, во имя радости наших верных подданных и страха наших врагов о войну. Подлые враги, захватившие наши земли, должны быть разбиты. Мы приказали нашим храбрым полководцам — хану Хивинскому и Ибрагим Беку, князю узбекскому, повести наше войско на разгром врагов и на освобождение наших земель. Мы вновь будем там править, по заветам наших отцов, ради блага наших народов. Мы же, в городе Херат, в нашей временной резиденции, смиренно просим Аллаха о помощи нашему правому делу».

Однако эмир понимал, что судьба его земель зависит не только от прошений к Аллаху и от побед его «храбрых полководцев», и обратил свои взоры в сторону Европы.

Надежды, как будто, его не обманули. В русле своей европейской политики он выпустил особую прокламацию, где разъяснил, что все неверные делятся на две группы.

Первая — это та, что поддерживает его требования, вторая — что их отвергает. К первой группе подданные эмира должны были питать любовь, вторую — ненавидеть. Кроме того, эмир лелеял мечту устроить в Европе процесс против Советов, обвинив их в краже сокровищ и в убийстве князей. Его сокровища, действительно, стоили много, а жизнь князей была и вовсе бесценной, и эмир рассчитывал хорошенько проучить советское правительство.

Прошли года, но он не выиграл ни войну, ни процесс. Отчаявшийся эмир пустился на трюк, не вполне соотносимый с его благородным происхождением: он задумал непосредственно снестись с Советами. Его верный министр иностранных дел был послан с соответствующей тайной миссией в Кабул.

Министр надлежащим тайным образом встретился с советскими послами в Кабуле и передал им щедрые предложения эмира: он был готов заключить мир с Советами и приказать своим подданным вернуться в бухарские края. В компенсацию он просил у коммунистов четверть, или хотя бы осьмушку прежнего царства. На этой территории он обещал сохранять лишь видимость монархического правления и слушаться приказов Москвы, уж больно он соскучился по родине и по венцу. В любом случае он хотел получать из Москвы годовую ренту. Кабульские послы, отправив депешу в Кремль, получили твердый ответ: «никаких договоренностей с бывшим бухарским вампиром».

Узнав это, верный министр эмира спросил: «Значит, московское правительство не желает знать моего господина?» Получив положительный ответ, министр заявил, что готов отравить своего господина — если Советы пообещают вернуть ему добро, ведь и его тоже замучила тоска по родине.

Красные послы послали новую депешу в Москву. Ответ гласил, что советское правительство не возражает, если министр отравит своего эмира, но добро ему не вернет.

Эмир остался жить. Однако Советы решили обратить особое внимание на Херат и заслали туда своих агентов-провокаторов. В Херате пышным цветом расцвели поджоги, отравления и удушения. Таким образом, достигалась главная цель — возрождение старых добрых традиций эмирского двора и ликвидация его ненужной ностальгии по золотому трону в Бухаре.

Отношения между «красной» Бухарой и «белой» стали оживленными.