Грешная женщина - Анатолий Афанасьев

— Ну вот еще! — удивился я. — У меня же двадцать тысяч баксов.

— Не напрягайся. Ты для меня просто клиент, с которым сделка завершена. Чао!

Мы говорили громко, наверное, Армен все слышал в соседней комнате. Но вряд ли он или кто-то другой мог догадаться, как мало значил для нас прямой смысл слов. Я взял ее ладонь и потерся об нее губами.

— До вечера, хорошо?

— Катись отсюда, мерзавец!

Надо же, думал я в машине, уже выруливая на трассу, какая удача улыбнулась напоследок! Эта женщина — вздорная, вспыльчивая, продажная, развратная, прекрасная. Дитя погибающей эпохи, как и я.

Городская духота к полудню вступила в запредельную фазу и высасывала мозговые соки. Прохожие напоминали инопланетян, которые отчаялись установить контакт с враждебной цивилизацией. Даже собаки вели себя осмотрительно и больше не лаяли. Мясо им теперь, как и всем честным людям, перепадало редко, а питательная овсянка настраивала их философски, поэтому они боязливо жались к домам, но нужду справляли прямо на мостовой.

По пути домой я заглянул на Бауманский рынок. Одной из приятных несуразностей экономического тупика была рыночная (по сравнению с магазинами) дешевизна. Но дешево купить надо было уметь. Технология была простая: среди азартной одноликой толпы кавказцев надо было разыскать какого-нибудь затурканного подмосковного мужичка и быстро с ним сторговаться. Трудность заключалась как раз в этой быстроте. В случае заминки бесшабашного отечественного коробейника могли на ваших глазах изъять из торгового ряда и утащить на разборку. За сбивание цены чернобровые рыночные паханы карали беспощадно. После разборки мужичок если и возвращался для продолжения торговли, то покалеченный и невменяемый. На этот раз мне повезло: всего за двадцать тысяч урвал у бородатого крестьянина молочного поросенка, хотя не был уверен, что поступил правильно. Для родителей лучше было прикупить парной телятины, на котлетки, а поросенок мог их напугать. Но уж больно мне глянулся продавец: синеглазый, озорной и полупьяный. Он тоже меня сразу вычислил, подмигнул и негромко, склонившись, как к другу, пробасил:

— Порадуй родичей, земляк. Задаром отдаю. Двадцать бумажек.

— Чего так?

— Дак тороплюсь. Тут промедление подобно смерти.

— Ты же вроде уже похмелился?

— Вопрос не только в похмелке, он еще доверительнее ко мне пригнулся, поглаживая поросенка по розовому боку. — Темп жизни — секрет долголетия.

Я уже понял, какой это был не простой крестьянин, но не удивился. Знак времени: торгуй, чтобы выжить. Кто проматывал родительское наследство, кто подрабатывал сигаретами или поросятами, некоторые обменивали на гуманитарный кукиш собственных детей; только вот счастливых, беззаботных людей между нами не было. Даже те, кому подфартило, кто сколотил изрядное состояние, выглядели смертниками, пирующими во время чумы. У самого отпетого предпринимателя из бывших партдушителей на сытом челе легко угадывалась печать вырождения. Все мы были донорами сатаны, чему же тут радоваться.

Кроме поросенка, я купил банку гречишного меда, творога, грецких орехов, персиков, слив, пару кистей винограда, желто-прозрачного, спелого, вызывающего судороги вкусовых рецепторов, а также горбатую связку бананов на радость беззубой матушке, у которой вечный пластмассовый протез (одно к одному) минувшей осенью вдруг хрустнул сразу в четырех местах. Отец бананы не ел принципиально, относя их к категории «сникерсов» и «марсов», коими Пентагон улавливает хлипкие души россиян.

Потом я забрел в цветочный ряд и соблазнился изумительными черными тюльпанами, в чьих блестящих зрачках таилось сладостное обещание нирваны. Вот Танечка зарыдает, когда я преподнесу ей вечером невинный букетик. Соря деньгами направо и налево, я испытывал сложное чувство человека, в одиночку прорвавшегося в рыночный рай, куда всех остальных моих соплеменников еще только пинками загоняли Гайдар с Бурбулисом.

Нагруженный под завязку, я вернулся к машине и, не успев дососать сигарету, уже подъезжал к родному дому. Припарковав машину на обычном месте (из окна кухни она была видна), я обратил внимание на шоколадный «БМВ», который вписался в арку следом за мной и неуклюже развернулся возле мусорных баков. Из «БМВ» вылезли двое мужчин впечатляющей наружности, явные представители господствующей прослойки, я на них залюбовался. Статные, невозмутимо упакованные в «фирму», с неспешной повадкой, с презрительной уверенностью в своем избранничестве, проявляющейся даже в том, как один дал другому прикурить. Мир вокруг был бледен по сравнению с ними, и они были вынуждены со скукой властвовать в нем. С сигаретами в зубах мужчины скрылись в моем подъезде. Любопытно, чьи это гости?

На скамеечке отдыхал дядя Коля. С сумкой и цветами я подошел к нему.

— Никак, вышел из клинча, — утвердительно он спросил. — А цветы кому? Помер, что ли, кто?

Я поставил сумку рядом с ним, достал сигареты, протянул ему.

— Я же бросил, — обиделся дед. — Ну, хотя дай одну, подержу просто так за компанию.

Огонек зажигалки в ослепительном блеске солнца.

— Изжаримся этим летом, а, дядя Коля? Ты ведь на самом солнцепеке сидишь. Удара не будет?

— У меня не будет, — сообщил он с достоинством, машинально прикуривая. — Это у молодых вроде тебя бывают неполадки с перепою. А я по науке живу.

— По какой науке?

— Да ты все одно не поймешь. Слыхал про Шелтона?

— Кто такой?

— Кто такой, — передразнил дед. — Да уж поумнее нас с тобой человек. По бабам не рыщет, как козел.

— Из седьмого подъезда, что ль? К Нюрке ездит?

Кто видел ехидную ухмылку дяди Коли, тот, конечно, легко разгадает секрет Джоконды.

— Или у тебя от водки мозги спеклись? Шелтон-то из Америки. Пишет про здоровое питание. Я уж третий день читаю, не могу оторваться. По нему выходит, жрем мы неправильно, оттого подыхаем прежде срока. Допустим, ты белок с углеводом способен различить? То-то и оно. А пора бы различать.

— Ну, ладно, — признал я свое невежество, — а кто эти хмыри на «БМВ», не знаешь?

— Первый раз вижу… Шелтон-то чего говорит… Он ведь не советует, к примеру, мясной суп варить. В мясном супе, а также во многих других продуктах, которые мы жрем, самая погибель для здорового организма. Даже водку ты не имеешь права закусывать колбасой. Ты понял это?

— Чем же ее закусывать?

— Ни чем не надо. Проглотил и жди, пока приживется. Уж потом можешь кусочек яблочка пожевать…

— Непривычно как-то, дядя Коля.

Старик с наслаждением дотянул сигарету до фильтра и заботливо притушил окурок в ладони.

— Непривычно, конечно, — согласился он, — но надо привыкать. Или так и будем, как свиньи, помои хавать? Книжку-то дам тебе на денек, ежели желаешь.

— Премного буду благодарен. Уму поучиться никогда не грех.

Подходя к подъезду, я взглянул на небеса: небывалая, звонкая синева над Москвой.

Около лифта топтались господа из «БМВ», один обернулся ко мне.

— Сломался, кажется, механизм.

— С утра работал, — сказал я. — Дайте-ка я нажму, у нас кнопка хитрая.

Я поглубже вдавил обожженную черную пуговицу — и кабинка распахнулась. Я вошел первым, мужчины — за мной. В кабине сразу стало впритык от их накачанных туш.

— Вам на какой? — спросил я.

— На восьмой.

Оба повыше меня, со спокойными, загорелыми лицами. Кабина наполнилась свежим ароматом крепкого мужского лосьона.

Выйдя из лифта, я подошел к своей двери, вставил ключ в замок, держа в одной руке и сумку и тюльпаны.

— Давайте помогу, — сказал мужчина у меня за спиной, вам же неудобно отпирать.

— Вы бандиты? спросил я.

— Бандиты, бандиты, кто же еще, — засмеялись они. Деваться было некуда, ошибку я сделал внизу, когда сел с ними в лифт. А было предчувствие, был холодок у лопаток, когда их только увидел. Все же я рванулся назад, к лифту, но тут же, словно мячик, был вброшен в отворенную дверь. От толчка пролетел половину коридора, зацепился ногой за подставку для обуви и шлепнулся на пол. В сумке, которую я не выпустил из рук, в боковом карманчике, лежал газовый баллончик: я его попытался достать, но, как на грех — заклинило «молнию». И ведь сколько раз собирался починить.

Один из мужчин набросил на дверь цепочку, а второй как-то лениво приблизился и саданул в грудь ногой, отчего я переместился почти на кухню.

— Не суетись, дядя, — посоветовал он. — Чем меньше будешь суетиться, тем для тебя лучше. Что в сумке?

Кряхтя я поднялся.

— Фрукты, овощи, мясцо. Если голодны, прошу к столу.

— Пойдем в комнату, там поговорим.

В комнате усадили меня на кровать, а сами стояли передо мной, как часовые. Вся эта сцена ничуть не походила на ограбление или, возможно, убийство, а напоминала кадр из какого-то старого фантастического фильма, но, к сожалению, я не мог вспомнить, из какого.

— У меня ничего такого нет, чтобы вам пригодилось, — сказал я. — Деньги вон в ящике стола, но их немного. А так… Сами видите…