Сицилиец - Марио Пьюзо

Но сейчас у Тури не было никакого желания проливать кровь. Это были всего лишь размышления. К тому же ему хотелось посмотреть, как покажет себя фельдфебель в действии, поскольку этому человеку предстояло быть его главным противником в будущем.

В этот момент отец Гильяно приоткрыл дверь; фельдфебель грубо схватил старика за локоть и вытащил на улицу, приказав ждать там.

Фельдфебель итальянских карабинеров — самый высокий чин среднего начальствующего состава национальной полиции, и обычно он командует небольшим отрядом в маленьком городке. Он важная персона в местной общине, и к нему относятся с таким же уважением, как и к мэру, и к приходскому священнику. Поэтому он никак не ожидал, что мать Гильяно загородит ему дорогу и плюнет на пол, показывая свое презрение.

Ему и его трем солдатам пришлось силой проникнуть в дом и произвести там обыск под градом ругательств и проклятий, которыми сыпала мать Гильяно. Всех вывели на улицу для допроса; из соседних домов вытащили женщин и мужчин, которые тоже на все корки ругали полицию.

Когда обыск ничего не дал, фельдфебель попытался допрашивать обитателей дома. Отец Гильяно возмутился:

— Ты что же думаешь, я буду доносить на собственного сына? — спросил он фельдфебеля, и толпа на улице ответила ревом одобрения.

Фельдфебель приказал семье Гильяно вернуться в дом.

В тени переулка Пишотта сказал Гильяно:

— Их счастье, что у матушки нет твоего оружия.

Тури промолчал. Вся кровь прилила у него к голове. Он изо всех сил старался держать себя в руках. Фельдфебель размахнулся дубинкой и ударил человека из толпы, который посмел протестовать против грубого обращения с родителями Гильяно. Двое других карабинеров начали хватать жителей Монтелепре и бросать в грузовик, подгоняя пинками и дубинками, не обращая внимания на испуганные, протестующие крики.

Внезапно на пути карабинеров оказался одиноко стоявший мужчина. Он кинулся к фельдфебелю. Прозвучал выстрел, и мужчина упал на брусчатку. В одном из домов заголосила женщина, затем она выбежала и бросилась на тело убитого мужа. Тури Гильяно узнал ее — это была давняя приятельница их семьи, которая всегда приносила матери пасхальный кулич.

Тури тронул Пишотту за плечо и прошептал:

— Следуй за мной, — и побежал по узким извилистым улочкам к центральной площади городка, на другой конец виа Белла.

— Какого черта ты задумал? — закричал Пишотта и тут же умолк. Внезапно он понял замысел Тури. Грузовик с арестованными должен проехать до конца виа Белла, затем развернуться и проследовать в казармы Беллампо.

Пока Тури Гильяно бежал по параллельной улице, он чувствовал себя невидимкой. Он знал, что противнику никогда не додуматься, даже не представить себе, что он замыслил, — они считают, что он бежит в укрытие в горы. Его охватило дикое ликование. Пусть знают, что нельзя безнаказанно совершить налет на дом его матери, в следующий раз дважды подумают, прежде чем решиться на такое. И не посмеют они больше вот так хладнокровно убить человека. Он заставит их уважать его соседей и его родителей.

Он достиг дальней стороны площади и при свете единственного фонаря увидел полицейский фургон, перегораживающий въезд на виа Белла… Он свернул в другую боковую улочку, которая привела к Заднему входу в возвышавшуюся на площади церковь.

Пишотта следовал за ним. Внутри они перепрыгнули через алтарную ограду и на долю секунды остановились на возвышении, где когда-то прислуживали священнику. Держа оружие наготове, они преклонили колени и неуклюже перекрестились. Затем пробежали по короткому проходу между рядами к большой дубовой двери, откуда открывался хороший обзор площади. И там снова встали на колени, чтобы зарядить оружие.

Фургон, загораживавший виа Белла, попятился, пропуская грузовик с арестованными на площадь, где он сделает круг и поедет назад по той же улице. В этот момент Тури Гильяно распахнул церковную дверь и приказал Пишотте:

— Стреляй поверх голов.

А сам разрядил свой пистолет-автомат в фургон, целясь в покрышки и мотор. Внезапно на площади стало светло — мотор взорвался и фургон охватило пламя. Двое карабинеров в панике вывалились с переднего сиденья, точно куклы с болтающимися руками и ногами.

Пишотта стрелял по кабине грузовика с арестованными. Тури Гильяно видел, как выпрыгнул водитель и остался лежать. Выскочили вооруженные карабинеры, и Пишотта снова выстрелил. Второй полицейский упал. Тури повернулся к Пишотте, чтобы обругать его, но внезапно пулеметная очередь вспорола витражи, и на церковном полу, подобно рубинам, рассыпались цветные стекла. Тури понял, что ни о каком помиловании теперь уже и речи быть не может. Аспану прав. Либо они будут убивать, либо будут убиты.

Гильяно потянул Пишотту за рукав и побежал назад через церковь, затем на улицу через заднюю дверь и по темным извилистым проулкам Монтелепре. Он понимал, что сегодня им не удастся вызволить арестованных. Они перебрались через наружную стену города в открытое поле и продолжали бежать, пока не оказались в безопасности, на склоне горы, среди огромных белых камней. Когда они достигли вершины Монте д’Оро в горах Каммараты, уже брезжил рассвет.

Более тысячи лет назад здесь скрывались восставшие рабы, которые вели борьбу с римскими легионами. И стоя сейчас на вершине Монте д’Оро, глядя на встающее сияющее солнце, Тури Гильяно ликовал, словно мальчишка, что ушел от врагов. Никогда больше он не станет повиноваться другому человеческому существу. Он будет решать, кому жить, а кому умереть, и все его действия — в этом он не сомневался — будут способствовать славе и свободе Сицилии, он будет совершать их во имя добра, а не зла. Разить он будет только во имя справедливости, чтобы помочь бедным. И будет побеждать в сражениях и заслужит любовь угнетенных.

Ему тогда было двадцать лет.

Глава 7

Дон Кроче Мало родился в городке Виллаба, грязной дыре, которую он собирался обогатить и прославить на всю Сицилию. Никакой иронии — по крайней мере для сицилийцев — не было в том, что он происходил из религиозной семьи, которая готовила его в католические священники; что его имя первоначально было Крочефиссо — такое имя дают только очень набожные родители. И правда, когда он был худеньким юношей, его заставляли играть Христа в религиозных представлениях, устраиваемых на Пасху, и шумно аплодировали ему за благостный вид.

Когда же в начале века Кроче Мало стал взрослым мужчиной, выяснилось, что он признает только собственную власть. Он занимался контрабандой, вымогательством, воровством и, наконец, — самое скверное — опозорил молоденькую девушку из своего городка — ту, что играла Магдалину. Он отказался жениться на ней, заявив, что во время представления они поддались религиозному экстазу, и потому он заслуживает прощения.

Семья девушки нашла это объяснение чересчур уж хитроумным и потребовала: женитьба или смерть. Кроче Мало был человек гордый — не станет он жениться на обесчещенной девушке — и скрылся в горах. Прожив год разбоем, он сумел установить контакт с мафией.

Для сицилийца нет более тяжкого преступления, чем сообщить властям о какой-либо акции мафии. Поэтому люди молчат. И это молчание стало называться omerta.

На протяжении столетий мафия правила Сицилией, присутствие ее столь призрачно и неразличимо, что власти никогда не могли до конца понять размах ее влияния. Вплоть до второй мировой войны слово «мафия» на Сицилии не произносилось вслух.

Через пять лет после бегства дона Кроче в горы он уже стал известен как «компетентный человек». То есть такой, которому можно поручить убрать кого-нибудь без особого шума. Он стал «уважаемым» и после того, как были предприняты определенные шаги, сумел вернуться в свой родной городок Виллаба, примерно в сорока километрах от Палермо. Одним из условий его возвращения была выплата компенсации семье обесчещенной им девушки. Чтобы скрыть позор, беременную давно уже переправили к родственникам в Америку под видом молодой вдовушки. Но семья все помнила. В конце концов, это же были сицилийцы. Дон Кроче, опасный убийца, жестокий вымогатель, член внушающей страх организации «Друзья друзей», не мог рассчитывать на то, что эти качества уберегут его от опозоренной семьи. Была затронута их честь, и, если бы не компенсация, они вынуждены были бы убить его независимо от последствий.

Действуя щедро и расчетливо, Кроче Мало сумел приобрести титул «дона». Ко времени, когда ему исполнилось сорок лет, он считался самым выдающимся другом «Друзей» и его призывали разрешать самые неразрешимые споры между соперничающими семьями мафии, улаживать наиболее кровавые вендетты. Он был рассудителен, умен, был прирожденный дипломат, но — что важнее всего — не падал в обморок при виде крови. В сицилийской мафии он получил известность как «дон мира»; сомневавшиеся были умело убраны с пути, и дон Кроче стал богатым человеком. А его брат Беньямино стал секретарем у кардинала Палермо. Но кровь гуще, чем святая вода, и предан он был прежде всего дону Кроче.