Непопулярные животные - Упырь Лихой

Ухватила его барсучка за лапу и тащит в сортир, а там воды по колено.

– Понимаете, туалетная бумага сейчас дефицит, – говорит Барсучка. – Но мы с Еленой нашли выход из положения, нарезали писульки одного нацика. И такие это были говенные писульки, что унитаз засорился.

– А если б вы нарезали Гоголя и Ахматову, толчок бы не засорился? – спросил волк.

– У нас тут очередь из авторок, которые намного лучше Гоголя и Ахматовой, – строго сказала барсучка. – Не лезьте не в свое дело, займитесь уни тазом.

Сбегал волк за насосом, выкачал воду, вытащил из унитаза свой роман. Даже от денег отказался.

Купил он черную маску, оделся как ниндзя, приходит в редакцию на следующее утро. Заглянул в окно – а там никого, кроме росомахи Елены.

– Чего надо? – крикнула росомаха.

– Справедливости и равноправия, – ответил волк.

Забежал он в редакцию. Испугалась росомаха и ну махать когтями! Кричит:

– Убирайся, тупое мужло!

– Ты мою рукопись спустила в унитаз! – кричит волк. – Это лучший роман десятилетия!

Хохочет росомаха.

– Ты, – говорит, – обычный охуевший графоман, это ж надо быть таким идиотом, чтобы тащить в фем-журнал писульки о фашистах!

– Я же не знал, что у вас фем-журнал, – смутился волк.

А росомаха как даст ему когтями по яйцам!

Взвыл Бирюков. Схватил он стол вместе с чайником и врезал Елене по голове.

Лежит росомаха без движения. Испугался Бирюков, нашел на авито болгарку, купил большие мусорные мешки. Бежит обратно в редакцию, чтобы распилить Первозванную.

Видит, у дверей топчется гиена лет тридцати, в модном пальто и туфлях на шпильках, а под мышкой у нее папочка с распечатками.

– Вы, наверное, молодой автор? – спрашивает волк.

Приняла его гиена за редактора, обрадовалась, показала свои стихи. Хотела даже наизусть читать, но волк ее остановил.

– Вы, – говорит, – еще очень неопытная. К этим бабам из редакции нужен подход. Если придете с пустыми руками, вас пошлют в женский половой орган, а стихами подотрутся. Купите тортик, да побольше. Я знаю очень хорошую кондитерскую всего в пяти километрах отсюда.

– Вообще-то, главред моя подруга, она и так напечатает. Но тортик – это хорошая идея, – сказала гиена и побежала в кондитерскую.

Расстелил волк полиэтилен, раздел росомаху, включил болгарку. Уже собрался отпиливать голову. А вот и гиена с тортом, стучится в дверь. Испугался волк, открыл пошире пасть и проглотил Елену. Натянул ее безразмерный балахон и уселся в редакторское кресло.

– Елена, открывай! Это я, Полина! – кричит гиена.

– Не заперто, – пищит волк. – У нас тут небольшой беспорядок. Унитаз от мужской прозы засорился.

Впорхнула Полина в подвал, вытерла стул антибактериальной салфеточкой и села.

– Елена, ты что, беременна? – хохочет гиена.

– Беременна от тупого мужла? Ну уж нет! – пищит волк. – Я тут решила топить за бодипозитив, съедаю по три торта в день назло шовинистическим свиньям.

– А я как раз принесла тортик! – хохочет гиена. – Кстати, почему чайник валяется на полу?

– Так поставь его скорее, – пищит волк. – А я пока поищу заварку. У нас тут все вверх дном.

– А зачем тебе пила и полиэтилен? – хохочет гиена. – У вас что, ремонт?

– Ремонт для тупого мужла, – пищит волк. – А я использую болгарку, чтобы не лезли всякие графоманы со своими писульками про Третий рейх.

Вскипятила гиена чайник, нарезала торт. Сожрал волк целых шесть кусков, запил горячим чаем. Бурчит у волка в животе, ворочается росомаха.

– Ой, у тебя малыш пинается, – хохочет гиена. – А я чуть не поверила, что ты за бодипозитив.

– Нам, беременным, нужно усиленно питаться, – пищит волк.

– И не говори, – хохочет гиена. – А токсикоз не беспокоит?

Затошнило волка. Тут росомаха как ткнет его когтями! На пол кровь течет, воет Бирюков, как целая стая.

Решила гиена, что у Елены роды. Достала телефон, хотела вызвать скорую. Испугался волк! Поднатужился и проглотил Полину. Раздулся его живот, как цеппелин. Выбрался Бирюков на улицу и упал без сознания. Видят прохожие: валяется пузатый, в черном балахоне, на священника похож. Приехала скорая. Привезли волка в реанимацию, раздели. Видят: торчат из живота чьи-то когти. Разрубили хирурги волку живот, вылезли оттуда гиена с росомахой, перемазанные тортом. Обе злятся, рычат друг на друга.

Однако бригада хирургов совсем не удивилась. Им часто попадались извращенцы. Кто вилку проглотит, кто метровое дилдо в кишках потеряет, кто руки бабе отпилит, кто мужа по частям в машине постирает. В Питере все такие.

А пациент, когда поправился, издал роман за свой счет и подарил врачам Мариинской больницы.

Псина-туапсина

Жила в одном горном селе псина-туапсина. Звали ее Наташей, была она кавказской овчаркой и работала в службе такси. А также встречалась с пекинесом Владиком и копила на ремонт ходовой. Все лето и всю зиму возила она туристов на старом джипе, а в октябре отдыхала и бегала на пляж. Нелегкой была жизнь туапсины: то под гору, то в гору, то ямы, то серпантин. Мешали туапсине водилы из других регионов, которые все время тормозили. Часто Наташа рычала и кусалась. А тут еще ковид. Суши-бар пекинеса закрылся, туристов стало мало, а местные ездили на автобусе. Хорошо, что туапсина припрятала с прошлого года много вкусных косточек.

Пришло лето, потянулись на юг московские туристы. Страшно было псине их возить, первое время надевала она намордник, очки и перчатки и после каждого пассажира проветривала и вытирала салон. А солнце припекало, тридцать градусов в тени. И кондиционер у псины не был заправлен, это ж какие деньжищи! Стала псина ездить сперва без очков, потом без перчаток, а там и намордник надевать перестала.

Вызывают псину в аэропорт. Ждет ее на стоянке северный олень с огромным чемоданом, сам в перчатках, лыжных очках и новейшем строительном наморднике. Сам уткнулся в айфон и как бы не замечает Наташу.

– Так мы едем или платим за стоянку? – спрашивает псина.

Молчит олень, айфон ковыряет.

– Так мы едем? – гавкает псина.

– Никуда мы не поедем, пока вы не наденете намордник, – говорит олень.

Делать нечего, неохота псине ругаться и платить за стоянку. Надела она намордник и села за руль. А олень пихает чемодан в багажник. Чуть заднюю дверь не оторвал.

Поехали они по степям да по горам. Жарко псине, нечем дышать! Говорит она оленю:

– Между прочим, я не кусаюсь. Так что и намордник мне ни к чему. Это я только с виду кавказская очарка, а внутри французская пуделица.

– Уфуфу, – булькает олень.

– Если вы так боитесь ковида, могли бы остаться дома, – рычит псина. – Неужели самому не жарко? И вообще, это не мы вас заражали, а вы нас заражать приехали.

– Уфуфу, – булькает олень.

Тут псину подрезал какой-то водитель на нексии. Рычит она в окно:

– Куда прешь, блядь! Олень тупорогий! Это я не вам, молодой человек…

– Уфуфу! – булькает олень.

А псине совсем нечем дышать, опустила она все стекла – не помогает. Продувает ее раскаленный воздух, как будто она уже в аду. Не выдержала