Убийца на экспорт. Охота за русской мафией - Эдуард Тополь

– Ебать твой список! Ты думаешь, если будешь держать нас голодными, так мы уйдем? Пиня Громов пригласил нас еще полгода назад. Позови его, он тебе скажет! – упрямо сказал Питер.

И теперь, когда уже весь ресторан, притихнув, вслушивался в этот разговор, потный Пиня Громов сам, без приглашения, подбежал к их столику.

– Пиня, если ты пригласил на свою парти полицию, так сам с ними разбирайся! – нервно сказал ему хозяин ресторана и тут же ушел.

– Ты нас узнаешь, Пиня? – спросил Питер.

– Конечно! Конечно! Сейчас все будет! Сейчас все будет! – суетливо запричитал Пиня Громов, и тут же как по волшебству перед столиком возникли сразу четыре официанта с чисто накрахмаленной скатертью, тяжелыми подносами с едой, водкой и шампанским.

– Боря! – позвал Громов своего сына. – Иди сюда, сынок! Это мистер Гриненко и мистер Мошелло. Они специально приехали из Манхэттена поздравить тебя с бармицвой!

И Громов налил Биллу и Питеру по полному фужеру водки.

Оркестр врубился с того такта, на котором прервался две минуты назад.

«Конфетки-бараночки! Словно лебеди – саночки! Ой вы, кони залетные!..» – пела-кричала на сцене голосистая Любка, а зал, прихлопывая, танцевал так, что посуда звенела на столах.

– Нет, я эти морды никогда не видел! – Хозяин ресторана внимательно разглядывал фото взломщиков-цыган. – Кто это?

– Их зовут Бакро и Граппа. Gipsy. Цыгане, – сказал Питер.

– Нет, никогда не слышал! – И хозяин ресторана почти неуловимым жестом убрал со стола пустую бутылку «Столичной» и заменил ее полной, запотевшей, холодной.

– Ты хочешь споить нас? – усмехнулся Питер.

– Да ты что! О чем ты говоришь! – деланно возмутился хозяин, снова наливая им по полному фужеру водки.

– Я же пью вместе с вами! А я на работе!

– Мы тоже…

– Shure! – И хозяин стукнул своим фужером о фужер Билла. – For friendship! You speak Russian? За дружбу! Ты говоришь по-русски?

– No. I don’t, – сказал Билл.

– Говоришь! Говоришь! – не поверил ему хозяин и снова чокнулся с ним: – For druzhba! Understand? Do dna! Drink to bottom! Po russki!

Они выпили – все трое и до дна.

– Are you okay? – спросил Питер партнера. – Ты в порядке?

– В порядке, не беспокойся! – хмельно сказал Билл и посмотрел на блондинку Аллу, которая танцевала неподалеку от них, но уже не с шарнирным парнем в замшевом пиджаке, а с кем-то другим. Впрочем, этот другой – широкоплечий, бородатый и с залысиной на макушке – тоже мощно вжимал ее в себя.

– Все в порядке, не беспокойся! – повторил Питеру хозяин ресторана, снова наливая всем по полному бокалу водки. – Just eat. Kushay! – И спросил Билла: – You like Russian women? (Тебе нравятся русские бабы?)

– Never have one (Никогда не имел ни одной), – ответил Билл.

– Хочешь? (You want one?)

– Shure. Why not? (Конечно. Почему нет?)

– Я тоже. How much? – сказал Питер и перевел себя на русский: – Сколько стоит?

Хозяин внимательно посмотрел на них обоих, потом улыбнулся:

– Shutka. Just jacking.

– Мы тоже, – сказал Питер и одним движением разломил жареную курицу. Хозяин подозвал Громова:

– Пиня! Посиди с гостями…

Громов тут же занял его место и поднял его бокал с водкой.

– For America! – произнес он с пафосом. – For Greatest country in world! За самую великую страну! Do dna!

Питер в упор посмотрел ему в глаза, но светлые глаза Пини Громова были чисты, как две фальшивые монеты.

– Fuck you! – сказал Питер и залпом выпил свою водку.

Громов в замешательстве глянул на Билла.

– То fuck значит yebat! Понимаешь? – трезво объяснил ему Билл. И чокнулся с его бокалом. – Drink! Do dna! То America!

Но еще через час, после третьей бутылки водки, они все-таки захмелели. И даже Биллу, который раньше чувствовал тут себя иностранцем и пришельцем с другой планеты, эти женщины, накрашенные, как проститутки, уже не казались вульгарными. И мужчины уже не выглядели неандертальцами, несмотря на их золотые и стальные фиксы.

Речка движется и не движется,Вся из лунного серебра… —

томительно выводила певица душещипательную русскую песню.

И в полумраке танцующего зала десятки хмельных голосов подпели ей:

Если б знали вы, как мне дорогиПодмосковные вечера!..

Тут какой-то ком шума и суеты вспучился посреди зала, там послышались громкий мат и визг женщин. Хозяин ресторана, Пиня Громов и верзила-вышибала сразу нырнули в толпу танцующих и поволокли к выходу двух вцепившихся друг в друга молодых мужчин. Один из них – тот самый шарнирный в замшевом пиджаке – кричал широкоплечему и бородатому:

– Это моя жена, бля! Хули ты ее лапаешь! Я тебя сделаю, сука! – С его разбитой губы на замшевый пиджак стекали капли крови.

– Закрой рот, мудак! – тихо бросил ему бородатый, которого в обхват держали его приятели – высокий молодой мужчина с пышной черной шевелюрой и Пиня Громов.

– Mudack значит «дурак»? – спросил Билл у Питера.

– Выйдем! Выйдем на улицу! Хули ты бздишь? – говорил своему противнику Аллин муж.

– Да пошел ты в жопу, сопляк! – отмахнулся от него бородатый и вернулся в зал.

Аллин муж порывался за ним, но хозяин ресторана и Громов удержали его:

– Саша, остынь, ты что – охуел? Тут полиция!

– Да ебал я полицию! Хули он мою жену лапает?!

– Ладно, иди умойся! Он больше не будет!

Саша ушел в туалет умываться, танцы возобновились, и Питер с Биллом изумленно смотрели, как бородатый снова стал танцевать с Аллой, прижимая ее к себе большими сильными руками. При этом одна его рука всеми пятью пальцами демонстративно лежала на Аллиной ягодице, и Алла не выказывала по этому поводу никакого беспокойства. Скорей наоборот, сама прижималась животом к паху бородача.

Через минуту из вестибюля появился Саша – умытый и с пластырем на разбитой губе. Остановившись в двери, он взглядом нашел в полумраке фигуру своей жены, танцующей в обнимку с бородачом. Саша молча следил за ними, темнея лицом и играя желваками на скулах. Потом резко повернулся и вышел из ресторана.

– О-о! – сказал Билл и посмотрел в окно.

За окном по освещенной уличным фонарем Первой Брайтон-стрит медленно проезжала дежурная полицейская машина с цифрой «60» на капоте.

Но Саша, не глядя по сторонам, решительным шагом пересек улицу прямо перед полицейским «фордом» и сунул ключ в багажник своего красного спортивного «понтиака». Однако то ли он спьяну выбрал не тот ключ, то ли замок заело, но багажник не открывался. Саша в остервенении стал стучать кулаком по замку и дергать ключ. Полицейские остановились рядом, заинтересованно наблюдая за ним из своей машины.

А Саша их не видел. Стукнув по багажнику еще раз, он повернул наконец ключ и рывком откинул крышку.

То, что увидели полицейские в багажнике красного «понтиака», заставило их обоих открыть рты от изумления. Потом один из них тихо отворил дверцу полицейского «форда», сполз со своего сиденья на мостовую и, прячась за машиной, медленно пополз вокруг нее, на ходу вынимая пистолет из кобуры.

Билл и Питер наблюдали за этим полицейским с искренним и хмельным любопытством.

А Саша тем временем копался в багажнике своего красного спортивного «понтиака». Сначала из груды оружия, которое было в этом багажнике, он выбрал «магнум»-3,57, потом, взвесив его в руке, решил, что для такой оказии «магнум» слабоват. И достал со дна багажника «кольт» 44-го калибра.

Но когда он выпрямился, то к обоим его вискам прикоснулись дула полицейских пистолетов калибра 38 мм, и один из полицейских приказал осипшим голосом:

– Брось это! Ты арестован!

– Отлично! – сказал, стоя у окна, Питер.

– Хорошая работа, – сказал Билл.

– Идиот! – сказал за их спинами Пиня Громов.

Надев Саше наручники, полицейские усадили его на заднее сиденье машины и вызвали по радио свой 60-й участок.

– Сколько он получит? Как ты думаешь? – спросил Питер у Громова. Громов с деланным безразличием пожал плечами.

– Оружие. От восьми до пяти лет! – оживленно сказал Билл.

А танцы тем временем продолжались как ни в чем не бывало, и бородатый продолжал обнимать блондинку Аллу за ее сочные ягодицы.

– Из-за этой пизды! – с досадой сказал Громов.

Билл выразительно посмотрел Питеру в глаза. Но Питер сделал вид, что не понял его. И сказал Громову:

– Давай же выпьем. За Америку.

– Пошел ты на хуй! – с досадой сказал Громов и ушел на кухню.

– I think he told you to go and fuck yourself. (Я думаю, он сказал тебе пойти и ебать себя), – сказал Билл. – Не так ли?

– Точно, – улыбнулся Питер. – А теперь можно и напиться. Рабочий день закончен.

На следующий день, к вечеру, они ехали в Бруклин, на угол Артиллерийской улицы и Флатбуш-авеню, в бруклинскую Central Booking – тюрьму предварительного заключения. Конечно, они могли приехать туда и утром, потому что Central Booking – это та оранжерея, где нежные фрукты зреют иногда быстрей, чем на самой плодородной почве Калифорнии. Но они решили действовать наверняка и дали себе несколько лишних часов…