Косьбище - В. Бирюк

Из дверей поварни нам навстречу вылетает Светана и орёт. Гениально орёт — шёпотом.

– Тама! Домна! Хохрякович!

Глаза у Светаны демонстративно закатываются, и она по столбику сползает на ступеньку крыльца. Мои действия? — Полный аларм! Ольбег у Сухана на руках. Услышал ор — вцепился в моего зомби намертво. Этому — стоять, Ивашко с Ноготком, железо обнажить — побежали. Стук-грюк, одна дверь, вторая. Дверь в каморку Домны заперта. Ивашко матюкнулся и плечом. Влетаем, сзади Николай с огарком свечи в руках.

Картина… помесь Рубенса с Босхом. В постели — голая Домна с голым же Хохряковичем подмышкой. Понятно почему Светанка так орала. То её одну, «беленькую и пушистенькую», по усадьбе всякими словами называют, а тут… И понятно почему шёпотом — чтобы не разбудить. А то бы мы не смогли насладиться всей полнотой и экспрессивностью сего скандального зрелища.

Утром, когда я обнаружил брошенную всеми Домну, и Светанке «ума вложили» путём «окормления» кормовой части «берёзовой кашей», кто-то обмолвился насчёт того, что пленника тоже, поди, не кормили. А в пленниках у нас вот это голое… недоразумение. Сын «хряка», носившего кличку «дядюшка Хо». Носившего, пока не вздумал меня убивать. «Вот сабля просвистела. И — ага». Третий сын. Старшего, который меня под волхвов подвёл — медведь задрал. Второго — я сам зарезал. Самого Хохряка — только Ивашкина гурда остановила. Семейство…

Но я — гумнонист и дерьмократ. «Сын за отца…». Бить-убивать не буду. Сидит — и пусть сидит. Раз сидит — надо кормить. Я тогда выразился по-боярски: в смысле — выявленные недочёты исправить. Не исправившим — «берёзовой каши» без ограничений. Эти лентяи, Светанка с Хотеном, вместо того, чтобы отнести пленнику еду в погреб, притащили его самого на кухню. И приспособили на роль посудомойки и «прислуги за всё». Оголодавший и запуганный парень с восторгом вкусил наших объедков и безропотно принялся исполнять все поручения из набора «злая мачеха для Золушки».

Последнее в сказке пожелание мачехи, обращённое к падчерице, при убытии хозяйки дома на королевский бал, есть, как известно, глубоко экзистенциалистская формула: «И познай самое себя». Ну, до таких вершин философии Светанка не взлетает, поэтому нашла более уместный отечественный аналог — послала беднягу помыть Домну. Два, впервые нормально поевших за три дня, персонажа, достаточно синхронно впали в сонливость, усиленную затухающим светом туманного заката, с трудом пробивающегося через давно немытое волоконное окошечко.

Домна сначала перестала изображать стыдливость. А чего стыдится уважаемой свободной женщине перед сопливым новоявленным господским холопом? Потом вообще начала похрапывать. Парень, дорвавшийся до тёплой воды после отсидки в подземелье, немедленно воспользовался остатками. И пока обсыхал — полотенец же для него нет — как-то случайно, как-то прилёг на краешек, как-то задремал… Во сне как-то закатился под одеяло, под одеялом — под горячий бок Домны…

– А я не понял спросонок. А она меня на себя затащила. Затащила! Вот те крест! Силой! А я чё? Да я же против неё… Да вы гляньте — какая она здоровая. А я ни чё. Она сама всё! И своей рукой запихнула. Всё — сама! А я сплю — ничего не понимаю. Господине! Не виноват я, она сама меня затащила! Господине! Прости Христа ради! Не буду я больше! И не подойду к коровище этой! Смил-у-уйся!

Библейская классика — дочери праотца Ноя напоили батюшку виноградным вином до бесчувствия и совокупились с ним, дабы понести от него и приумножить народы земные. Ибо род людской сильно приуменьшился в ходе нештатной ситуации при эксплуатации божественной канализации. «Всемирный потоп» — называется. У сантехника — приступ раздражения, у выживших — приступ размножения. Ни сам акт кровосмешения, ни факт достижения предполагаемых девушками результатов в части «приумножения» — сомнений не вызывает. Но уже несколько тысячелетий богословы всего мира спорят: можно ли провести неоднократную дефлорацию, будучи в состоянии тяжёлого алкогольного опьянения, или девушки были, всё-таки, не девушками.

Здесь ни вина, ни потопа — просто плотно поели с голодухи.

Парня голым поставили на колени. Очень удачно его Ивашка держит — можно горло перерезать и кровь в бадейку из-под воды слить. Грязи не будет. А парень боится меня страшно: я у него на глазах брата зарезал. Так, мимоходом. Потом его собственный отец сыночка на плаху отправил. Я что-то такое непонятное сказал, и его батя меня рубить кинулся. И сам откинулся. А юноше вместо плахи — снова погреб. Только поел нормально, помылся и снова… у этого же под ножом. Одно слово — «малолеток плешивый убивающий». С шашечкой. «Такси смерти».

Парень лепечет, плачет, умоляет, а Домна лежит неподвижно. Абсолютно голая, только лицо локтем прикрыто. Как раньше у Марьяшки было. Только здесь ничего нигде не брито. Кудри торчат. С проседью. А ей же едва за тридцать. Большая женщина. Эх, был бы я в своём прежнем теле, а не в этом… маломерно-плоскодонном… Да и то… Нет, не люблю я фламандцев. Даже Кустодиев для меня — чересчур. Я как-то к арийской классике тяготею. Не к немецкой со всякими девами-воинами — у них явно гормональный баланс сбит. Как у гедеэровских пловчих. Я арийскую индийскую классику предпочитаю. Чтоб всё было и выпирало. Но без фанатизма. Загляделся я, задумался…

– Долго пялиться будете? Выйдите все, одеться надо. И глисту эту тощую заберите.

Локоть не убирает, но говорит вполне внятно и спокойно. Извини, Домна, но опыт показывает, что голый человек более правдив, чем одетый.

– Парень говорит, что ты его на себя затащила. Это правда?

Молчит. Ну, это уже ответ.

– Значится так. Или этот «паучок» тебя силой взял. Тогда… У меня там, у ворот на перекладине, кузнец мёртвый висит. Запороли до смерти. Подвешиваем этого… насильника глистообразного рядом. Десяток плетей — и он ляжет со своими отцом и братом в баньке. Для обмывки. Там ещё кузнецовый подмастерье, мной зарезанный лежит. И кузнечиха с плодом своим. Для насильника, обидчика, оскорбителя — самая компания.

Парень и рот закрыть не может, и сказать ничего не может. Такое… беспорядочное шевеление. С подвыванием. Хорошо, Ивашко его за волосы крепко держит.

– Либо ты, красавица, ведёшь эту «глисту тощую» под венец. И зовёшь его своим мужем. Потому как позволить всяким «паучкам» на наших бабах кататься… Тогда Ноготку уже не кнут, а топор свой брать придётся. И не ему одному. Дать слабину я не могу — много крови прольётся. Или ему — с отцом — в землю, или — с тобой — под венец. Тебе решать.

Насчёт «не могу позволить» — правда. Киевское граффити со слоганом: «вот так мы, суздальские, ваших, киевских» было просто ещё одним напоминанием. Доминирование среди самцов прежде всего выражается в осеменении чужих самочек. Кто чьих имеет, тот теми и владеет.

Стереотип очень прочный. Когда Обаму в американские президенты выбрали — вся Восточная Африка неделю плясала. Ещё бы: наш «суахилиец» этой, не на что негодной «поваляшке хипатой», вдул, и все эти богатые, образованные, упакованные и вооружённые «снежки» сами «результат» признали наилучшим. У них своего равного нет. А почему? А потому что Барак — наша кровь. А мы в мире — самые-самые. Значит, брюхатить беленьких самочек — правильно. Это — прогресс и процветание всего человечества. А кто против — давить и указать место. Подобающее второму сорту. Мнение самочек в ходе возвеличивания национально-племенного имиджа — интереса не представляет. «Помолчи, женщина, когда джигиты разговаривают».

Но у меня тут никаких «суахилийских» вариантов быть не должно. Никаких иллюзий не то что доминантности, а просто своеволия и независимости у «пауков» — допустить нельзя. Иначе, уверовавшись в кое-какой своей «вятшести», они начнут отстаивать свои иллюзорные права. И пробовать, прокачивать их расширение. Как у детей — пойдёт постоянная «проверка на прогиб». И тогда эти иллюзии придётся из них выбивать. Кровью. Вот у кузнеца вчера с утра была иллюзия своей неприкосновенности и неподсудности. Иллюзия была иллюминирована. В смысле — уничтожена. Вместе ещё с тремя случайно оказавшимися рядом. Включая рождённого, но не успевшего отделится, ребёнка.

Так что, как на воротах Маутхаузена: «каждому — своё»? Может у них право «первой ночи» установить? Или общую порку по воскресеньям? Для укрепления сопричастности с реальностью? Чтоб — «без иллюзий».

Домна убрала, наконец, руку от лица, не обращая внимания на взгляды пятерых присутствующих самцов хомосапиенсов, тяжело поднялась и села на постели. Внушает уважение. И не только уважение: судя по кашлю Николашки от дверей — мужичок слюной захлебнулся. Домна подняла с пола одеяло, задумчиво покачала его в руке, внимательно посмотрела на бледно-зеленого Хохряковича. И демонстративно качнула грудью. Э-эх! «Холодец заказывали?». Вот в чем беда фламандцев — они динамики не передают. А такую… мощь нужно не рисовать, а снимать. Ускоренной киносъёмкой с последующим по-кадровым, по-штучным, просмотром. Общее согласие всех со мной было выражено дружным сглатыванием.