Том 3. Стихотворения и поэмы 1907–1921 - Александр Блок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Февраль 1910
Голоса скрипок
Евг. Иванову
Из длинных трав встает лунаЩитом краснеющим героя,И буйной музыки волнаПлеснула в море заревое.
Зачем же в ясный час торжествТы злишься, мой смычок визгливый,Врываясь в мировой оркестрОтдельной песней торопливой?
Учись вниманью длинных трав,Разлейся в море зорь бесцельных,Протяжный голос свой пославВ отчизну скрипок запредельных.
Февраль 1910
На Пасхе
В сапогах бутылками,Квасом припомажен,С новою гармоникойСтоит под крыльцом.
На крыльце вертлявая,Фартучек с кружевцом,Каблучки постукивают,Румяная лицом.
Ангел мой, барышня,Что же ты смеешься,Ангел мой, барышня,Дай поцеловать!
Вот еще, стану я,Мужик неумытый,Стану я, беленькая,Тебя целовать!
18 апреля 1910 — май 1914
«Когда-то гордый и надменный…»
Когда-то гордый и надменный,Теперь с цыганкой я в раю,И вот — прошу ее смиренно:«Спляши, цыганка, жизнь мою».
И долго длится пляс ужасный,И жизнь проходит предо мнойБезумной, сонной и прекраснойИ отвратительной мечтой…
То кружится, закинув руки,То поползет змеей, — и вдругВся замерла в истоме скуки,И бубен падает из рук…
О, как я был богат когда-то,Да всё — не стоит пятака:Вражда, любовь, молва и злато,А пуще — смертная тоска.
11 июля 1910
«Где отдается в длинных залах…»
Где отдается в длинных залахБезумных троек тихий лёт,Где вина теплятся в бокалах, —Там возникает хоровод.
Шурша, звеня, виясь, белея,Идут по медленным кругам;И скрипки, тая и слабея,Сдаются бешеным смычкам.
Одна выходит прочь из круга,Простерши руку в полумглу;Избрав назначенного друга,Цветок роняет на полу.
Не поднимай цветка: в нем сладостьЗабвенья всех прошедших дней,И вся неистовая радостьГрядущей гибели твоей!..
Там всё — игра огня и рока,И только в горький час обидИз невозвратного далёкаПечальный ангел просквозит…
19 июля 1910
«Сегодня ты на тройке звонкой…»
Сегодня ты на тройке звонкойЛетишь, богач, гусар, поэт,И каждый, проходя сторонкой,Завистливо посмотрит вслед…
Но жизнь — проезжая дорога,Неладно, жутко на душе:Здесь всякой праздной голи многоОстаться хочет в барыше…
Ямщик — будь он в поддевке темнойС пером павлиньим напоказ,Будь он мечтой поэта скромной, —Не упускай его из глаз…
Задремлешь — и тебя в дремотеОн острым полоснет клинком,Иль на безлюдном поворотеК версте прикрутит кушаком,
И в час, когда изменит воля,Тебе мигнет издалекаВ кусте темнеющего поляЛишь бедный светик светляка…
6 августа 1910
«В неуверенном, зыбком полете…»
В неуверенном, зыбком полетеТы над бездной взвился и повис.Что-то древнее есть в поворотеМертвых крыльев, подогнутых вниз.
Как ты можешь летать и кружитьсяБез любви, без души, без лица?О, стальная, бесстрастная птица,Чем ты можешь прославить творца?
В серых сферах летай и скитайся,Пусть оркестр на трибуне гремит,Но под легкую музыку вальсаОстановится сердце — и винт.
Ноябрь 1910
«Без слова мысль, волненье без названья…»
Без слова мысль, волненье без названья, Какой ты шлешь мне знак,Вдруг взбороздив мгновенной молньей знанья Глухой декабрьский мрак?
Всё призрак здесь — и праздность, и забота, И горькие года…Что б ни было, — ты помни, вспомни что-то, Душа… (когда? когда?)
Что б ни было, всю ложь, всю мудрость века, Душа, забудь, оставь…Снам бытия ты предпочла отвека Несбыточную явь…
Чтобы сквозь сны бытийственных метаний, Сбивающих с пути,Со знаньем несказа́нных очертаний, Как с факелом, пройти.
Декабрь 1911
«Ветр налетит, завоет снег…»
Ветр налетит, завоет снег,И в памяти на миг возникнетТот край, тот отдаленный брег…Но цвет увял, под снегом никнет…
И шелестят травой сухойМои старинные болезни…И ночь. И в ночь — тропой глухойИду к прикрытой снегом бездне…
Ночь, лес и снег. И я несуПостылый груз воспоминаний…Вдруг — малый домик на поляне,И девочка поет в лесу.
6 января 1912
«Шар раскаленный, золотой…»
Борису Садовскому
Шар раскаленный, золотойПошлет в пространство луч огромный,И длинный конус тени темнойВ пространство бросит шар другой.
Таков наш безначальный мир.Сей конус — наша ночь земная.За ней — опять, опять эфирПланета плавит золотая…
И мне страшны, любовь моя,Твои сияющие очи:Ужасней дня, страшнее ночиСияние небытия.
6 января 1912
«Сквозь серый дым от краю и до краю…»
Сквозь серый дым от краю и до краю Багряный светЗовет, зовет к неслыханному раю, Но рая — нет.
О чем в сей мгле безумной, красно-серой, Колокола —О чем гласят с несбыточною верой? Ведь мгла — всё мгла.
И чем он громче спорит с мглою будней, Сей праздный звон,Тем кажется железней, непробудней Мой мертвый сон.
30 апреля 1912
«Есть минуты, когда не тревожит…»
Есть минуты, когда не тревожитРоковая нас жизни гроза.Кто-то на́ плечи руки положит,Кто-то ясно заглянет в глаза…
И мгновенно житейское канет,Словно в темную пропасть без дна…И над пропастью медленно встанетСемицветной дугой тишина…
И напев заглушенный и юныйВ затаенной затронет тишиУсыпленные жизнию струныНапряженной, как арфа, души.
Июль 1912
«Болотистым пустынным лугом…»
Болотистым пустынным лугом Летим. Одни.Вон, точно карты, полукругом Расходятся огни.
Гадай, дитя, по картам ночи, Где твой маяк…Еще смелей нам хлынет в очи Неотвратимый мрак.
Он морем ночи замкнут — дальный Простор лугов!И запах горький и печальный Туманов и духов,
И кольца сквозь перчатки тонкой, И строгий вид,И эхо над пустыней звонкой От цоканья копыт —
Всё говорит о беспредельном, Всё хочет нам помочь,Как этот мир, лететь бесцельно В сияющую ночь!
Октябрь 1912
Испанке
Не лукавь же, себе признаваясь,Что на миг ты был полон одной,Той, что встала тогда, задыхаясь,Перед редкой и сытой толпой…
Что была, как печаль, величаваИ безумна, как только печаль…Заревая господняя славаИсполняла священную шаль…
И в бедро уперлася рукою,И каблук застучал по мосткам,Разноцветные ленты рекоюБуйно хлынули к белым чулкам…
Но, средь танца волшебств и наитий,Высоко занесенной рукойРазрывала незримые нитиМежду редкой толпой и собой,
Чтоб неведомый северу танец,Крик Handá и язык кастаньетПонял только влюбленный испанецИли видевший бога поэт.
Октябрь 1912
