Рим, конечно Рим! или Итальянское танго - Мила Бояджиева

Дело даже не в том, что о Марджоне ходили нелестные слухи. Девчонки говорили, что лучше вываляться в дерьме, чем побывать в постели извращенного, сладострастно-жестокого типа. "Гнусная скотина, ему бы в гестапо служить", - сказала как-то молоденькая шведка, вылетевшая с работы, якобы, по причине несоблюдения условий контракта, а на самом деле - не угодившая Марджоне. Заручившись поддержкой Антонелли, Кристина решила, что в критический момент попроси его о защите. И теперь шанс обращения с просьбой был использован на вздорную Бэ-Бэ, которую Стефано, возможно, придется вытаскивать из какой-то неприглядной истории. Скорее всего, он просто пошлет их обеих к черту. Что за святая благотворительность?!

Резкий порыв ветра, превративший парк в бушующее море, принес первые тяжелые капли дождя, и почти сразу же по навесу над балконом забарабанил ливень.

- Иди к нам, девочка! - тронул её за локоть Стефано и сопроводил в кабинет.

Бэ-Бэ, очевидно, только что обливавшаяся слезами, со знанием дела поправляла макияж. Вид у неё был победный.

- Мы обстоятельно поговорили с синьориной Пьюзо. Несомненно, она особа эмоциональная и очень экстравагантная, но довольно наивная. Красивая женщина часто становится добычей негодяев. - Стефано достал из бара бутылку вина и бокалы. - Есть повод отведать очень старого и чрезвычайно редкого вина.

Он налил в бокалы мерцающее темным гранатом вино и заговорчески посмотрел на девушек:

- Предлагаю с сегодняшнего дня заключить тройственный союз, каждый из участников которого обязуется соблюдать законы чести и взаимовыручки - быть откровенным, не врать, - да, да, милые дамы, это относится в первую очередь к вам, и не отказывать в помощи попавшим в беду. Эта заповедь, скорее, касается меня. Вследствие сказанного мы переходим на дружески простое обращение. Я для вас - Стефано, вы для меня - Кристи и Бэ-Бэ. Таков мой первый тост. Гостьи переглянулись и пригубили вино.

- Оно, действительно, великолепно! - воскликнула Бэ-Бэ и осушила свой бокал.

- А теперь я хотел бы выпить за отважную москвичку, благодаря которой я сижу в приятной компании, а вы, милые воительницы, не беседуете сейчас с полицейским комиссаром. Если, конечно, не предположить вариант и похуже...

- Да! Она хотела убить меня, эта черномазая дрянь! Кристина спасла мою жизнь, рискуя собой, - горячо поддержала Стефано Бэ-Бэ.

Кристина смутилась. Она никак не чувствовала себя героиней и было бы совсем смешно утверждать, что ей могло прийти в голову рисковать жизнью из-за взбалмошной наглой особы.

- Ой, нет же! Я не успела даже подумать... честное слово... Просто рефлекс, - невозможно стоять в стороне, когда кто-то замахивается ножом на живого человека...

- Браво! Эта девочка ещё и скромна, - улыбнулся Стефано. - Хотя, то, что приветствуется в мирной жизни, очень мешает в бою. А мне думается карьера хорошенькой девушке в мире рекламы - борьба не на жизнь, а на смерть.

- Конечно, Стефано. Я старше Кристины, и успела наточить коготки. А эту голубку готов ощипать каждый стервятник... - начала Бэ-Бэ, очевидно, собираясь перейти к рассказу о проблемах москвички и приставаниях Марджоне. Но Кристина строго посмотрела на нее, остановив повествование.

- Ты ошибаешься, Бэ-Бэ. Я могу проиграть, но вряд ли кому-то удастся свалить меня в грязь. Этот город, этот ваш гордый и такой всемогущий Рим научил меня быть ответственной не только за свою внешность, о ещё и за то, что верующие называют душой, а японцы "лицом". Я пока ещё не знаю, каково мое настоящее "лицо", но постараюсь не ударить им в грязь.

Патетическая речь Кристины вызвала аплодисменты.

- Браво! Браво! Это монолог благородной героини из большого спектакля! - Стефано поцеловал Кристине руку. - Буду молиться святым угодникам, чтобы твои слова не повисли в воздухе.

Оказавшись в кабинете Марджоне, потерявшего после отпора Кристины свою мягкость и обольстительность, воительница справедливости похолодела от страха. "Вот, сейчас он сообщит дату отъезда и выдаст билет в Москву". Толстяк копался в папках, не поднимая глаз на посетительницу и даже не предлагая ей сесть. Затем нашел какую-то бумагу и каркающим казенным голосом произнес:

- Контракт, подписанный фирмой с синьориной Лариной, истекает через 20 дней. В соответствии с пунктом "д" в параграфе III, говорящем о том, что в случае отсутствия необходимости в услугах нанимаемого лица, последнему выплачивается неустойка в размерах гонорара плюс выходное пособие в одну треть месячного заработка, соблаговолите принять эту сумму... Со следующего понедельника синьорина может считать себя свободной и должна возвратиться на родину не позже указанного в визе срока.

- Но ведь со вторника начинаются съемки коллекции Гварди! Я занята в четырех показах... - попыталась возразить Кристина.

- Фирма сочла более выгодным для себя заменить вас Луизой Кампо. Прошу прощения, я очень занят.

Отважная девушка, три дня назад произносившая выспреннюю речь у Антонелли, с трудом сдерживала слезы. Конечно, за жизнь в этом городе, за карьеру, которая только началась, маня будущей известностью, высокими гонорарами, преуспеванием надо платить... Но как же потом объясняться в любви гордому Риму, зная о своем ничтожестве? "Шлюшка, грязная шлюшка", не так уж оскорбительно звучит в заплеванном московском дворике. А здесь, где на каждом шагу - свидетельства величия человека, где сам он - творение Всевышнего, а Gesu, Madonna, Giovanni Battista, да и каждый из небесной братии - "ecce homo" - есть человек, где само твое имя - имя Христа... Здесь прост нельзя стать ничтожеством, дрянью...

Кристина долго стояла у витрины салона Версачи, делая вид, что рассматривает выставленные вещи, а на самом деле - старалась удержать слезы. Никогда теперь она не сможет одеваться тут, а ведь была так наивно уверена, что главные подарки судьбы ещё впереди. Не шиковала, не транжирила деньги, собирая небольшие остатки от гонораров на подарки матери и бабушке.

Сквозь повисшие на ресницах слезы она увидела чудесное черное платье, поблескивающее золотыми пряжками. Множество затейливых крючочков стягивало смелые прорези на бедрах и рукавах. Вызывающе и элегантно. Манекен будто повторял саму Кристину - сплошь позолоченная, вытянутая фигура, золотая солома длинных волос, падающих на плечи и спину.

Она достала конверт, выданный Марджоне, и старательно пересчитала деньги. Прощальный гонорар был не маленьким, но у платья на витрине не стояла бирка. Это значит, количество нулей в его цене могло вызвать обморок. Со злобной решительностью Кристина шагнула в бархатно-нежащее нутро салона, окунулась в блаженную атмосферу изысканных ароматов и тихой музыки...

Она вышла из магазина с большой фирменной коробкой в руках и отчаянной улыбкой самоубийцы, приобретшего пистолет в оружейной лавке. "Это будет прощальный подарок Рима. Стану хранить платье в шкафу, показывать детям и внукам, как воспоминание о победах и поражениях юности".

Портье отеля передал Кристине ожидавший синьорину конверт. Рекламное агентство "Стиль" приглашало Кристину Ларину на собеседование. С личным досье и всеми необходимыми для заключения контракта документами. Она не верила своим глазам, крутя в руках элегантный бланк. Одно из лучших агентств страны приглашает её, Кристину?! Розыгрыш, ошибка?

- Синьорине что-то непонятно? Может быть, я могу быть полезен? осведомился портье.

- Непонятно, совершенно непонятно... То есть - нет. Спасибо. Я разберусь сама.

...Любезная дама неопределенного возраста - агент по работе с новыми кадрами, была предельно любезна с Кристиной. Предложив ей кофе, быстро ввела в компьютер данные синьорины Лариной, включающие обширную анкету биографических и физических данных.

- Все в порядке. Синьорина могла бы прийти в два часа для работы с визажистом и пробных съемок? После этого мы сможем принять окончательное решение.

Кристина прибыла в съемочный павильон за пять минут до назначенного срока. Эудженио Коруги, стилист фирмы, вместе с фотографом заканчивал съемки загорелой молодой пары, изображающей утомленных туристов. На помосте, закамуфлированном бутафорскими валунами, валялись рюкзаки и альпенштоки.

Но ровно в положенный срок коренастый широкоплечий шатен, похожий на боксера, глянув на часы, обратился к ожидавшей Кристине:

- Вы - синьорина из Москвы?

Нос у него оказался слегка приплюснутым, рыжеватые волосы всклокочены, а надбровные дуги угрожающе выступали - трудно было представить, что этот крепыш работает над тончайшим материалом - женской красотой.

- Иди-ка сюда, на свет, крошка. - Он развернул к девушке яркий софит. - Походи, посиди, покури.

- Я не курю.

- Ну, тогда Раф предложит тебе выпить. Минералки, конечно.

Пока она со стаканом воды ходила по студии, рассматривая висящие на стенах фотографии, Эудженио курил, беседуя с осветителем и, казалось, не обращал на девушку внимания.