Бей в точку - Джош Бейзел

Остальные стоят как вкопанные.

— Шевелитесь, идиоты! — Я делаю попытку вывести их из оцепенения.

Сам я уже почти у дверей, как вдруг до меня доходит: что-то не так. То есть помимо всей этой истории.

Койка Дюка Мосби пуста.

— А где Мосби? — спрашиваю.

— Может, он решил прогуляться? — высказывает предположение один из студентов у меня за спиной.

— У него гангрена обеих ног, — напоминаю я. — Он стоять не может, не то что ходить.

Зато, кажется, способен бегать.

ГЛАВА 10

Кажется, я уже упоминал, что Скинфлик давно был влюблен в свою двоюродную сестру Дениз, которая моложе его на два года. Он постоянно разглагольствовал о ней пополам со всей этой фигней из «Золотой ветви». Мол, как несправедливо, что они не могут быть вместе из-за каких-то дурацких американских предрассудков, не имеющих под собой ни научных, ни даже исторических оснований. Недаром у сицилийцев есть выражение «кузины для кузенов», что, дескать, не только правильно обрисовывает ситуацию с точки зрения всемирной истории,[44] но и является отличным практическим советом. «Инцест, блин! — возмущался он. — А на все остальное, чем занимается наша гребаная деревенщина, Америка смотрит сквозь пальцы!»

После окончания школы мы со Скинфликом отправились на машине к ней в гости, на ранчо Палос-Вердес, что под Лос-Анджелесом.

Отец Дениз — Роджер — приходился Скинфлику дядей. Он сразу заподозрил неладное, тем более что эти двое старались улизнуть при первой возможности, чтобы потрахаться, — в доме, наверху, или вообще где придется.

С матерью Дениз — Шерл — дело обстояло проще, по крайней мере в этом отношении. Там была другая проблема: она запала на меня, а оттого что ее родной племянник вставляет ее родной дочери, она только еще больше заводилась. Хотя я тоже не был святым.

К счастью, Роджер застукал в гостевом домике Скинфлика с Дениз, а не меня с Шерл. Скинфлику указали на дверь. Дениз заливалась слезами. Все выглядело очень романтично, пусть и с налетом грязи.

Мы со Скинфликом ретировались во Флориду, хотя пляжный отдых не входил в наши планы. По дороге мы заехали к моему отцу и провели с ним достаточно приятный вечер. В то время Сильвио продавал яхты и недвижимость. Он находился в той фазе, когда человек с недоуменной улыбкой разводит руками и задает окружающим один и тот же вопрос: «Ну кто, скажите мне, что-нибудь смыслит в этих делах?» Возможно, он по сей день не вышел из этой фазы. Последний раз я его видел в камере предварительного заключения, где он навестил меня во время судебных слушаний.[45]

Весь остаток лета Скинфлик плакался и сокрушался по поводу их разлуки с Дениз — особенно трогательно это звучало, когда мы проводили время с разными девками.

С атлетической подготовкой у него явно не клеилось. Его отец постоянно требовал, чтобы я научил его драться, но Скинфлик и боевые искусства были вещи несовместимые. Закрывая лицо и живот, он каждый раз отворачивался, таким образом подставляя противнику позвоночник, почки и затылок. С реакцией у него было в порядке, но без волевого настроя он превращался в мальчика для битья.

Наши планы изменились, мы поступили в Комьюнити колледж северного Нью-Джерси и сняли квартиру в кондоминиуме. Я продолжал посмеиваться над этим увальнем, но добродушно, так как у меня еще оставалось к нему кое-какое уважение.

Я видел Дениз еще три раза. В вестибюле манхэттенского отеля, перед тем как они со Скинфликом отправились в номер кувыркаться (не помню год). И дважды в августе 1999-го, накануне и в день ее свадьбы.

К тому времени миновало три с половиной года, как я съездил в Польшу. Я успел отучиться пару лет в колледже (мой однокашник слинял после первого курса), помог Скинфлику основать — чтобы вскоре похоронить — звукозаписывающую компанию «Рэп рекордс» (если хватит пороху, можете сами попробовать), после чего мы вместе устроились помощниками в адвокатскую контору Дэвида Локано, откуда нас вскоре попросили партнеры Дэвида — дескать, мы спустили кучу денег, развлекая клиентов, чем наша деятельность и ограничилась. Что правда, то правда.

В то время Дэвид Локано продолжал утверждать, что он против вступления Порнушника в мафию. Возможно, так оно и было — в том смысле, что каждому отцу хочется, чтобы его сын превзошел его и, так сказать, обрел собственное лицо. Но в тот момент он больше думал о том, чтобы наказать нас за наш провал на юридическом поприще и заодно показать, почем фунт лиха, и с этой целью он упек нас в диспетчерскую, распределявшую мусоровозы по всему Бруклину. Как ни крути, то была большая глупость.

Во-первых, на наказание это не тянуло. Работа была занудная, но непыльная. Оставалась масса свободного времени. И уволить нас никто не мог, ибо даже зарплату нам платили только потому, что за нами стоял Дэвид Локано.

К тому же там обитали настоящие отбросы общества, среди которых попадались интересные экземпляры вроде Салли Нокерса и Джо Камаро. Они пресмыкались перед лощеными подонками, которые наведывались по два-три раза в неделю со стандартным вопросом: «Скоко, гришь, там натикало?»

Среди подонков тоже встречались интересные экземпляры. Сразу приходит на ум Курт Лимми. Он был лет на десять старше нас. Писаный красавец, с иголочки одетый — без дураков. С виду преуспевающий брокер с Манхэттена, перетрахавший всех баб. На самом деле он находился под обвинением в реализации разных схем по вымогательству денег, связанных с установкой ретрансляционных башен для мобильной связи. Впрочем, это еще предстояло доказать.

Скинфлик увидел в нем циничного и крутого — пусть и не такого головастого, как он, — парня. Который прорвался. Лимми же, выходцу из самой что ни на есть заурядной мафиозной семьи, льстило, что им восхищается отпрыск самого Дэвида Локано.

Лимми начал таскать с собой Скинфлика повсюду, в основном, как я понимаю, по магазинам. Наверно, стоило отговорить его от столь плотного общения, тем более что они оба ударяли по кокаину, но в это время я уже вовсю работал на его папашу и потому был только рад, что кто-то развлекает его в мое отсутствие.

Что до моих заказов, то о них я ничего не скажу. Не могу.

Скажем так: если я отправил с десяток людей на тот свет, — вдаваться в детали я не вправе хотя бы потому, что окружной прокурор ничего про них не знал, почему я и получил статус неприкосновенности, — то произошло это как раз в этот самый период. Из чего не следует, что все так и было. Я же сказал: если.

И потом, даже если я убивал людей — если, мать вашу, если — то это были законченные отморозки. Из тех, от кого хочется запереть своих близких на все сейфовые замки сразу. А других Дэвид Локано мне никогда бы и не заказывал.

И последнее. Уж я бы постарался выполнить свою работу на все сто. Ни тебе стреляных гильз на месте преступления, ни сомнительного алиби, ни косвенных улик. Ни даже, как правило, покойников. Так что и не пытайтесь подкопаться.

И все же.

Мы со Скинфликом еще трудились на ниве мусорных отходов, по крайней мере на бумаге, когда до него докатилось известие, что его Дениз выходит замуж.

Элизабет Кублер-Росс[46] однажды сказала, что наше восприятие смерти проходит через пять ярко выраженных стадий: отрицание, гнев, торговля, печалование и наконец принятие неизбежного.[47] Узнав эту новость, Скинфлик сразу оказался в стадии мрачной ярости, стал худеть, замкнулся в себе.

Короче, с учетом всех факторов — девушки, наркотики, Курт Лимми, альтернативное жилье (я порой ночевал у себя, а он в родительском доме) — виделись мы с ним не часто, хотя и снимали вместе квартиру в кондоминиуме. За всю неделю, предшествовавшую свадьбе Дениз, он ни разу не появился на работе, а больше наши с ним пути нигде не пересекались. А в канун брачной церемонии мне позвонил Лимми:

— Слушай, Пьетро, ты давно видел Скинфлика?

— Давно. Он целую неделю не появлялся на работе.

— Я видел его дня три назад.

Накануне я обедал с Дэвидом Локано, озабоченным плохим влиянием Лимми на его сына, поэтому я знал, что он тоже давно его не видел.

— Наверно, ночует у какой-нибудь девицы, — предположил я.

— При том что его Дениз выходит замуж? Не думаю, — возразил Лимми.

— Пожалуй.

— Пьетро, а вдруг с ним что-то случилось?

— С чего бы? — спрашиваю. — У него была при себе большая доза?

— Я не балуюсь кокаином и про других ничего не знаю.

— Ладно, — говорю, — расслабься. Просто я пытаюсь оценить серьезность ситуации.

Лимми помедлил.

— Скорее всего, — признал он.

— Ясно. Если что узнаю, я тебе перезвоню.

— Спасибо, Пьетро.

— Угу.

Через двадцать минут снова зазвонил телефон. Я подумал, что это опять Лимми, но нет.