Купол Галактики (сборник) - Аскольд Якубовский

«Человек плохо приспособлен к окружающему. Сколько усилий рук и мозга требуется, чтобы просто жить. Но если бы мы могли все нужное усваивать прямо из окружающей среды. Наши органы пищеварения громоздки, энергоемки, нежны. А их болезни?..

Вообразите, мы получаем азот прямо из воздуха, минеральные вещества не из растения, а прямо из минералов. Какая экономия усилий!»

Ерунда! Отсутствие борьбы — гибель. Тогда бы не было того, что я уважаю в себе и других, — мозга, способности мыслить.

«Черные Призраки и есть такие существа, — пишет мой фантазер. — Миллион лет особо направленной эволюции выработали в мире, где нет кислорода, иные, малоосязаемые формы жизни, существа, усваивающие все нужное прямо из окружающей среды. Природа стремится к экономии усилий, и это достигнуто Черными Призраками.

И знайте, почти невидимыми (быть может, и совсем невидимыми) существами полно все». Затем следует очень трезвый призыв и математический расчет:

«Вспомните исчезновение экспедиции Птака. Погибло двадцать три человека. Призраков было столько же».

Уже и выводы — скоропалительные, лишенные основы. Ученый должен быть серьезнее. Вот цифры — это совсем иное дело. Двадцать три призрака — и двадцать три человека (среди них Федосеич).

Над этим стоит подумать. Итак, что мы знаем?.. Я знаю?..

Я знаю только одно — тогда, в подземных галереях, проделанных лавой, мы, двое, одновременно (это очень, очень важно) видели нечто полупрозрачное, малоосязаемое, пронизанное непонятно сильными токами. Я не знаю, одно ли это существо или скопление множества существ, земное оно или занесено из космоса.

Не знаю, где стояли мы с Каплиным?.. На пороге открытия?..

Нет, знаю! Это не самовнушение: я видел и осязал. Я должен, должен быть там и снова все увидеть. Я хочу этого! Хочу! Хочу! Входит Зиночка.

— Как чувствуете себя, папаша? — спрашивает она.

— Лучше всех, — бодрюсь я.

Зиночка — девушка очень румяная и веселая. Она в пахнущем свежестью халатике. Ей бы в театр, на бал, а она нянчит меня, а я стыжусь ее. Вот и сейчас.

Зиночка бесцеремонно ворочает меня с бока на бок, трет спиртом кожу, меняет простыни, взбивает подушку.

Потом вооружается шприцем и начиняет лекарствами мое тело.

…Хорошо бы не зависеть от него, от больного сердца, как Черные Призраки. Мне хочется быть там, в кратере. Тем более что я вижу его — из окна — вулканическую гору и лагерь вулканологов.

Интереснейшая цифра — двадцать три!..

Но что это, что я вижу! Мне кивает, меня зовет Федосеич, тихоня Федосеич, милый, славный человек.

Иду, иду…

«Ужас! Просто страшно! Это случилось в час инъекций. Профессор бредил и говорил непонятное. При этом быстро чернел и стал совсем как головешка. Я почему-то решила дать ему нашатырный спирт. А как же! Когда я вбежала с пузырьком обратно, в комнате был черный дым. Он вылезал в форточку. Кто? Профессор?.. Может быть…

Ничего, ничего я не поняла, только испугалась: профессора в палате не было. Тогда я так закричала, что прибежала Нина Трофимовна» (из рассказа медсестры Зины Караваевой).

НА ДАЛЕКОЙ ПЛАНЕТЕ

Крик пронесся — тревожный. Он не оставил эха, укатился без него по этой сумасшедшей, на другие непохожей планете.

Эхо… Где оно?.. Старик склонил голову набок. Лицо его, сморщенное и бородатое, держало на себе гримасу напряженного вслушиванья, которое бывает у глухих людей, позабывших дома слуховой аппарат.

Старик был очень старый, и память его путалась. Потому и казался ему голос то знакомым, то чужим.

Голос крикнул:

— Я жду-у-у…

И это последнее воющее «у-у-у…» прозвучало тоскливо и особенно протяжно. А вот первые три звука голос шептал совсем тихо. Зато последний, начавшись с шепота, вырос, будто голос запускаемого ракетного двигателя.

Он оглушил его. Но… старик не был уверен, что слышал хоть что-нибудь, такая уж это была планета.

Старик был высокий и очень худой, с опустившимися плечами и повисшими руками. Борода его выросла за последние дни, высохшие губы запали — он не носил зубов, а держал их в кармане.

Такой это был глубокий старик, что могло удивить, как он оказался на одинокой и пустой, совсем безлюдной планете.

Здесь и службы спасения не было.

На старике был синий легкий комбинезон, его шляпу и вещи, палатку и надувное кресло нес многолапый робот-паук.

Он навьючил все на выпуклую спину.

Старик остановился. Он стоял долго и хмуро ждал голос с бесконечным терпением глубоких стариков.

Остановился и робот…

Старик хотел услышать голос снова. Хотя молодое любопытство, что жгло его раньше и гоняло по планетам, покинуло старика. Он ждал, и глаза его спокойно щурились на все, что было, летало и росло вокруг.

Да, Андронников Иван был прав, другой такой планеты не увидишь и во сне. А… хорошая планета. Здесь тихо и солнечно, тепло, да не жарко. Сколько он видел разных солнц и солнечных дней, но не таких, нет. Здесь все было странным и непохожим.

Вот, скажем, этот солнечный свет.

Он голубой, но разбитый на крупинки. Это световой песок! Он щедро сеялся вниз.

Светящиеся голубые пылинки лились вниз водопадом, они плескались на деревьях и стекали вниз по стволам. А если подставить руку, то текут и по ней.

Так делают вода, волны, потоки, но чтобы свет…

Он щедро облеплял все.

Казалось, он потопит все — а неуловимо рассеивался теплом.

Облепляя, он согревал и эти странно чужие деревья, и фитахов. А затем исчезал, не оставляя тени.

Такой милый свет. Старик подставил горсть — и она наполнилась светом, и вот он сыпался вниз, оставляя в ладони горячее тепло.

Что ж, значит, так и надо. Старик, потирая ладонь о ладонь, смотрел, как свет сыплется на шляпы до ночи спящих грибов. Иван говорил, будто ночью они просыпаются и шляются повсюду. Ну, если им нравится, он не возражает. Стерпели бы они его здесь, потому что больше нигде ему быть не хочется.

Только здесь.

Он дал слово промолчать о планете, а рассказал. «Почему ты рассказал о ней?» — спросит его Андронников. Если встретится.

А как бы иначе он попал сюда? И пусть узнают о ней все старики.

Надо было говорить?.. Старик задумался, почему ее засекретил Всесовет. Он думал, а глаза его щурились и наблюдали. Он видел, что из-за сыпучести света здесь почти нет теней. Раньше он просто отмечал: «Нет теней…» Теперь он думал, это хорошо, что свет добрый и не слишком горячий, иначе он бы сжег планету, этот свет.

Солнечный дождь сыпался на землю, на шляпы грибов, которые ходят. Старик наклонился и увидел их корневые ноги, острыми и длинными пальцами впивавшиеся в землю. Он рассматривал белые ниточки временных корней, что сосали жирную землю.