Сан-Антонио в Шотландии - Фредерик Дар

– О'кей.

– Вам что-нибудь нужно?

– Да. Поскольку я тут неофициально, мне трудно получить сведения о машине, которой меня пытались раздавить. Если бы вы могли окольными путями установить имя владельца... Вот номер...

Я сообщаю ему номер чуть не расплющившей меня ночью тачки. Он быстро записывает его в свой знаменитый блокнот. Я знаю, что потом он будет рисовать сверху и снизу этой записи всякие нескладные фигуры.

– Вы получите ответ через два часа. Я телеграфирую его на почту Майбексайд-Ишикена, до востребования, кодом сто шестнадцать. Надеюсь, вы его не забыли?

– Вы отлично знаете, что у меня слоновья память! – шучу я.

Пора прощаться. Старик прочищает горло.

– Вы проделали отличную, замечательную работу, мой мальчик (честное слово, если и дальше так пойдет, он меня усыновит). Берегите себя. И держите меня в курсе.

Я прощаюсь с месье, кладу трубку и иду платить рыжей за словесный потоп. Вместе со сдачей она выдает мне широкую улыбку.

– Я скоро вернусь навестить вас, – обещаю я.

Перезвон колоколов напоминает мне о достойном пасторе МакХапотте. Во время ужина он сообщил мне, что руководит приходом в самом центре города. Узнав дорогу у полисмена, я иду нанести преподобному небольшой визит.

Когда я прихожу, пастор чинит велосипед своего сына. Он узнает меня, и его суровую физиономию освещает доброжелательная улыбка. Когда видишь физию Мак-Хапотта, начинаешь себя спрашивать, стоит ли рай, о котором он проповедует, того, чтобы туда стремиться.

– Я пришел осмотреть вашу церковь, преподобный отец, – вру я.

Прораб библейских работ благодарит, оставляет драндулет своего отпрыска и ведет меня к зданию из красного кирпича, возвышающемуся посреди неправдоподобно наголо остриженной лужайки. Экскурсия занимает некоторое время. Он мне все Показывает, я восхищаюсь гармонией линий...

Наконец он предлагает мне стаканчик скотча, что является отличным завершением. Я засучиваю рукава и постепенно перевожу разговор на Стиигинес Кастл. Преподобный не скупится на похвалы в адрес обеих дам. Послушать его, так Дафна просто святая. (Должно быть, она щедро отваливает ему деньжат на благотворительные нужды.)

– Ничего общего с бедным сэром Арчибальдом, – уверяет он и крестится.

Я узнаю, что Арчибальд, племянник Дафны, который руководил до нее заводом, был гулякой. Все свое время он проводил в парижских ночных заведениях и на охоте на крупных хищников. К моменту его смерти завод прочно сидел на мели.

Благодаря своей энергии милейшая Дафна смогла выправить казавшееся отчаянным положение и добиться для виски «Мак-Геррел» лидирующего места среди шотландских сортов.

– Этот подвиг тем более замечателен, – заключает Мак-Хапотт, – что всю свою жизнь эта достойная особа была далека от бизнеса. Из-за своего здоровья она долгое время жила во Франции, в Ницце. Вы представляете себе, мой дорогой сэр, какую силу воли ей пришлось проявить? Какую...

Я его больше не слушаю. Я думаю, а раз я думаю, стало быть, существую. Я твердо убежден в одной вещи, ребята: благородная и почтенная леди, которой стукнуло семьдесят, не станет кидаться в контрабанду дури.

Хотелось бы мне узнать, что за жизнь вела мадам Дафна в Ницце. Может, в ее прошлом обнаружатся не очень чистые дела?

– Долго она прожила в Ницце? – спрашиваю. Преподобный, очевидно, был уже в нескольких кабельтовых от этой темы, потому что враз замолкает и рассматривает меня с крайне осуждающим видом. Но поскольку он человек вежливый, то отвечает:

– Очень долго. Точнее я сказать не могу, потому что, когда я принял этот приход пятнадцать лет назад, ее в Стингинесе не было.

– А что за человек этот Мак-Орниш? – спрашиваю я.

– Замечательный.

Я пытаюсь определить, какое место может занимать замечательный человек в иерархии людских ценностей, и временно определяю его между полным идиотом и тупицей, оставив за собой право пересмотреть это поспешное решение.

– Как миссис Мак-Геррел познакомилась с ним?

– Через меня, – сдержанно отвечает пастор. – Мистер Мак-Орниш возглавлял цех" на одном из городских заводов, производящих виски. Он заслуживал большего, и я горячо рекомендовал его. Он мой лучший прихожанин.

– Он холост?

– Да, Несмотря на свою внешность весельчака, он очень застенчив.

Еще немного поговорив с Мак-Хапоттом, я его покидаю. Он извиняется, что не позвал супругу, но она готовит ему одно национальное шотландское блюдо, приготовление которого требует большого внимания.

Прошло два часа, и я возвращаюсь на почту. Телеграмма уже там. Рыжеволосая красавица предлагает ее мне вместе со своей улыбкой за умеренную плату. Я распечатываю телеграмму и читаю:

ДЕТИ МАРСЕЛЯ УЕХАЛИ НА КАНИКУЛЫ. ЖОЗЕФ СОБИРАЕТСЯ ПРИСОЕДИНИТЬСЯ К НИМ ЗАВТРА ЖЕЛАЮ ХОРОШО ОТДОХНУТЬ. ЖЮЛЬЕН

Отойдя к столу, я прямо на формуляре переписываю телеграмму открытым текстом, что дает следующее:

Грузовик принадлежит Конси.

Так-так-так!

Почтенные люди. Да что почтенные, некоторые даже титул имеют. А на поверку выходит блатная шайка.

Старик прав: в это невозможно поверить. И он опять-таки прав, что просит дополнительные сведения. Действительно крайне важно точно выяснить роль каждого действующего лица.

Я раздумываю, что делать в ближайшем будущем, и вдруг принимаю решение нанести визит вежливости Филипу Конси. Мне не нравятся шутки вроде той, которую со мной сыграли этой ночью в тупике.

Почтарша мне сообщает, что он живет на Грейтфорд энд Файрльюир-стрит, дом восемнадцать.

Я благодарю ее и ухожу. Сворачиваю на первую улицу направо, пересекаю Голден Тит-бридж. Сразу за Годмичплейс начинается улица, где живет Конси. Местечко спокойное, застроено двухэтажными домами.

Звоню в восемнадцатый и жду, когда мне откроет лакей, но вместо этого получаю лай интерфона в нескольких сантиметрах от моих ушей:

– Кто здесь?

Узнаю голос сэра Конси.

– Я бы хотел осмотреть вашу коллекцию японских эстампов, – говорю.

– А, это вы! – бурчит он.

Не пытаясь отрицать очевидное, отвечаю, что это действительно я, и добавляю:

– Мне нужно с вами поговорить. Он нажимает на кнопку, и дверь открывается. Я вхожу в уютный холл, стены которого украшены охотничьими трофеями. Деревянная лестница.

– Поднимайтесь на второй! – кричит сэр Конси.

Поднимаюсь. На втором этаже открыта обитая дверь в спальню, изящно обтянутую синим атласом. Любовное гнездышко. В этой квартирке младший Конси наверняка развлекается с девочками.

Он лежит на кровати в домашнем халате из черного бархата и читает местную газету.

– Вы совсем один! – удивляюсь я.

– Здесь нет слуг. При моих скромных запросах мне достаточно одной приходящей домработницы.

Над его глазами наклеен пластырь из-за немного обработанных мною бровей. Это напоминает клоунский грим, и я смеюсь.

– Вас это веселит?

– Угадали. Вы похожи на одного клоуна, который очень смешил меня, когда я был маленьким.

– Вы пришли сказать мне это?

– Нет.

– Тогда зачем?

Его голос язвителен и скрипуч, как ржавый флюгер.

– Я пришел по поводу этой ночи

– Не понимаю.

– Сейчас объясню.

Я без церемоний сажусь на его кровать, что его шокирует. Этот проходимец претендует на хорошие манеры.

– Я хочу поговорить о случае в тупике, где вы пытались раздавить меня вашим поганым грузовиком!

– Но я...

– Что вы, барон хренов?

– Это ложь! Вы меня оскорбляете и...

Видели бы вы, друзья, как взбесился ваш Сан-А! Я выбрасываю вперед ногу, и мой каблук летит ему в морду. Он щелкает зубами, как крокодил, потом спрыгивает с кровати, и мы начинаем новый поединок.

Он хватает настольную лампу и швыряет ее мне в витрину. Мне не удается полностью увернуться, и ее ножка срывает волосяной покров над моим правым ухом.

У меня в глазах загораются искры, среди которых горит и моя звезда.

Я бью его кулаком, но месье убирает голову и набрасывается на меня. Мы падаем на его кровать. Если бы кто нас увидел, то решил, что Сан-А поголубел. Однако, несмотря на то что мы катаемся по постели, между нами не происходит ничего, кроме обмена ударами. Мы сваливаемся и катимся к камину. Конси отпрыгивает в сторону, но – вот непруха! – стукается черепушкой о мрамор и остается неподвижным. Это ж надо: самому себя отправить в нокаут!

Подождав немного и видя, что он лежит не шевелясь, я кладу руку на его халат послушать сердце.

Оно бьется довольно неплохо.

Я иду в ванную, мочу полотенце под струЕй холодной воды и возвращаюсь сделать ему компресс. Через несколько секунд он приходит в себя.

– Ну как, лучше?

– Голова болит! Надо думать!

На макушке у него вырастает баклажан размером с мой кулак. Я помогаю бедняге лечь на кровать.

– Послушайте, – говорит он, – я не причастен к покушению, в котором вы меня обвиняете. Возьмите газету и прочтите на последней странице...