По ту сторону рифта - Питер Уоттс

Но он так и поступил. И сейчас «Современная космология, Бог и воскресение мертвых», черт бы ее побрал, смутно рисуется перед ним в половине третьего утра, и что-то явно изменилось, он почти уверен в этом, но никак не может понять, что же именно. Просто чувствует себя как-то иначе. Чувствует…

Бодрость. Вот что ты чувствуешь. И не смог бы уже заснуть, даже если бы от этого зависела твоя жизнь.

Вздохнув, Майлз Томас включает лампу для чтения. Щурится, пока зрачки не приспосабливаются к свету, протягивает руку и берет постылую книгу.

Поразительно, но кое-что в ней почти понятно.

– Ее здесь нет, – сообщает ему санитар. – Вчера пришлось перевести в соседнее заведение.

То есть в больницу.

– Почему? Что стряслось?

– Понятия не имею. Посинела, судороги начались… вообще-то мы думали, ей каюк. Но когда прибежал врач, с ней уже все было в норме.

– Ерунда какая-то.

– Уж мне ли не знать. С этой психованной су… с ней сплошная ерунда.

Санитар с хмурым видом удаляется по коридору.

Жасмин Фицджеральд лежит, укутанная в простыни, как в смирительную рубашку, и не мигая смотрит в потолок. Рядом сидит медбрат, его лицо выражает скуку и любопытство в равных пропорциях.

– Как она? – спрашивает Томас.

– Даже и не знаю, – отвечает парень. – Сейчас вроде нормально.

– Ничего нормального тут не вижу. У нее же практически кататония.

– А вот и нет. Правда, Жас?

– Приносим извинения, – весело щебечет Фицджеральд. – Вызываемый абонент временно недоступен. Пожалуйста, оставьте сообщение, мы вам перезвоним. – Затем: – Привет, Майлз. Рада вас видеть.

Ее взгляд при этом не отрывается от звукоизолирующей плитки на потолке.

– Советую разок-другой моргнуть на днях, – произносит Томас. – А то глазные яблоки пересохнут.

– Не беда, это легко исправляется вдумчивой редактурой, – отзывается она.

Доктор искоса смотрит на медбрата.

– Не могли бы вы нас оставить на несколько минут?

– Без проблем. Если понадоблюсь, я в столовой.

Томас ждет, пока не захлопнется дверь.

– Итак, Жас. Какова же масса бозона Хиггса?

Она моргает.

Улыбается.

Поворачивает к нему голову.

– Двести двадцать восемь ГэВ, – говорит она. – Так вот оно что. Значит, кто-то все-таки сподобился прочесть план моей диссертации.

– И не только его. Это ведь один из поддающихся проверке прогнозов Типлера, не так ли?

Ее улыбка становится шире.

– Ключевой, собственно. Все остальное более-менее самоочевидно.

– И вы провели проверку.

– Угу. В ЦЕРНе. Ну и как вам его книга?

– Я прочитал лишь отдельные части, – признаёт Томас. – Тяжеловато дается.

– Извиняюсь. Моя вина.

– То есть как это?

– Я подумала, вам не помешает помощь, и слегка вас прокачала. Повысила скорость усвоения данных. Недожала, видимо.

По спине доктора пробегает непонятная дрожь, которую он игнорирует.

– Я не… – Томас потирает подбородок: утром он забыл побриться. – …Не вполне понимаю, что вы имеете в виду.

– Да все вы понимаете. Не верите просто. – Фицджеральд высвобождается из простыней и откидывается на подушку. – Тут разница чисто семантическая, Майлз. Вы такое назвали бы бредом. Мы, физики, – гипотезой.

Томас неуверенно кивает.

– Да произнесите же это, Майлз. Я же знаю, как вам хочется.

– Продолжайте, – выпаливает он, отчего-то не сумев сдержаться.

Фицджеральд смеется.

– Ну уж если вы настаиваете, доктор… Я поняла свою ошибку. Я считала, что все надо делать самой, но мне это просто не по силам. Видите ли, тут слишком много переменных – даже если каждую рассматривать по отдельности, за всеми сразу ни за что не уследишь. При первой попытке я запуталась, и все…

Ее лицо внезапно темнеет. Быть может, некое воспоминание пробилось через тщательно подогнанные пласты выдумок.

– И все пошло наперекосяк, – негромко заканчивает она.

Кивнув, Томас как можно мягче выговаривает:

– О чем вы сейчас вспоминаете, Жас?

– Вы прекрасно знаете, о чем, – шепчет она. – Я… я его вскрыла…

– Да.

– Он же умирал. Умирал. Я хотела все исправить. Пыталась переписать код, но что-то пошло не так, и…

Доктор ждет. Молчание затягивается.

– …и я не понимала, что именно. Не видя своих ошибок, я не смогла бы ничего исправить. Вот потому я… я и вскрыла его.

Ее лоб ни с того ни с сего идет морщинами. Томас не уверен, что это: воспоминания, угрызения совести?

– Я слишком много на себя взяла, – произносит она наконец.

Нет. Сосредоточенность. Она восстанавливает защитные барьеры, заталкивает верхушку этого чертова айсберга обратно под воду. Задача непростая. Томас зримо представляет, как огромная непотопляемая глыба рвется назад из глубин. Жасмин Фицджеральд наклоняется вперед, отчаянно делая вид, будто ей не тяжело.

– Должно быть, думать о таком нелегко, – говорит доктор.

Она пожимает плечами.

– Временами. – Тонет… – Когда мозги сбиваются на прежний режим. Старые привычки живут долго. – Тонет… – Но я с ними борюсь.

Хмурая мина исчезает. Потонул.

– Помните, я рассказывала вам о «битвах в памяти»? – с живостью интересуется она.

Томас кивает, но не сразу.

– Все вирусы размножаются, но лучшие из них умеют записывать макросы – точнее, тут больше подошло бы слово «микросы» – в другие ячейки памяти. Это такие маленькие подпрограммки, которые самостоятельно выполняют некие простые задачи. И некоторые из них тоже способны размножаться. Улавливаете, к чему я клоню?

– Не очень, – тихо отвечает Томас.

– Да, вас и вправду стоило прокачать посильней. В общем, эти программки могут брать на себя всю бухгалтерию. Каждая отслеживает несколько переменных, при каждом делении этот диапазон растет, и довольно скоро вам уже можно решать проблемы любого масштаба. Черт, да можно набело переписать саму операционную систему, совершенно не вдаваясь в детали – за вас все сделают эти крошки-демоны.

– Так мы все для вас не более чем вирусы, Жас? Она смеется, но без всякой злобы.

– Ах, Майлз. Это технический термин, а не моральное суждение. Жизнь есть информация, определяемая естественным отбором. Только и всего.

– И вы научились… переписывать код, – говорит Томас.

Она мотает головой.

– Еще учусь. Но получается все лучше и лучше.

– Ясно.

Майлз делает вид, будто смотрит на часы. Полностью он в ее тарабарщину не вник. И не вникнет никогда. Но теперь хотя бы понятно, что ею движет.

Остались лишь прощальные банальности.

– Больше мне от вас ничего пока не требуется, Жасмин. Хочу поблагодарить вас за готовность к сотрудничеству. Знаю, вам сейчас очень нелегко.

Она с улыбкой поднимает голову:

– То есть мы уже прощаемся, Майлз? А вы ведь даже не приступили к лечению.

Он улыбается в ответ, едва ли не чувствуя, как сокращаются мышечные волокна, как растет нагрузка на лицевые сухожилия и мягкая ткань растягивается по кости. Абсолютная фальшь, чисто механический процесс.

– Я здесь не для этого, Жас.

– Точно. Вам надо оценить мою вменяемость. Томас кивает.

– Ну и как? – спрашивает она чуть погодя. – Я вменяема?

Доктор собирается с духом:

– Полагаю, у вас имеются проблемы, о которых вы не задумывались. Однако вы способны к общению с адвокатом и, безусловно, сможете пройти через все необходимые судебные процедуры, какие могут понадобиться. Юридически это означает, что вы можете отвечать перед судом.

– Ага. То есть я свихнулась, но не настолько, чтобы избежать наказания, да?

– Надеюсь, с вами все будет нормально. Уж здесь по крайней мере он искренен.

– Будет-будет, – небрежно бросает она. – Не беспокойтесь. Сколько мне еще здесь сидеть?

– Недели три, наверное. Стандартный срок – тридцать дней.

– Но ведь вы со мной закончили. Зачем так долго? Он пожимает плечами.

– Пока что вас негде больше держать.

– Вот как. – Она обдумывает услышанное. – Так даже лучше, пожалуй. Будет больше времени, чтобы поупражняться.

– До свидания, Жасмин.

– Жаль, что вы разминулись со Стюартом, – говорит она ему вслед. – Вам бы он понравился. Может, придем к вам в гости как-нибудь.

Дверную ручку заклинило. Доктор делает еще одну попытку.

– Что-то случилось? – спрашивает она.

– Нет, – с ненужной поспешностью откликается Томас. – Просто…

– А, поняла. Секундочку.

Шелестят простыни. Доктор оборачивается. Жасмин Фицджеральд лежит навзничь и немигающим взглядом уставилась прямо вверх. Дышит она часто и неглубоко.

Дверная ручка как будто становится теплее.

Он отпускает ее.

– С вами все в порядке?

– В полном, – говорит она потолку. – Устала, вот и все. Знаете, на это уходит много сил.

«Вызывай медбрата», – думает он.

– Да серьезно, мне просто надо отдохнуть. – Она в последний раз смотрит на него и хихикает. – Но до ночлега много миль…[19]