Призраки Припяти (СИ) - Евгения Федорова

— Возьмите меня на работу, — отчаянно попросил он.

— Это ж парень Нунси, Пасюк, у него еще магазин на окраине, помнишь, приходил как-то? — к бармену подошел крепкий коренастый мужчина с черными глазами и кривым носом. На правой скуле у него был небольшой шрам.

— Нунси, — задумчиво протянул Пасюк, — ну точно, тот, что пьет джин с Колой. Наглый такой. Ну точно, и пса я этого у него на дворе видел.

— Пшел прочь, пацан, — коренастый с легкой угрозой надвинулся на Диму.

— Иди, иди отсюда, — поддержал Пасюк, — собакам в баре не место. Не возьму я тебя на работу.

— Но почему?

— Легавый, покажи ему выход, — предложил Пасюк и, повернувшись, пошел обратно за стойку. — И не забудь сказать Нунси, чтобы придержал своего работничка при себе.

У Димы помутилось перед глазами. Он прекрасно знал, ЧТО сделает с ним его Хозяин, если узнает о побеге.

— Он меня убьет, — тихо сказал он Легавому. — Я уйду, но вы не говорите, пожалуйста.

Нет, мальчик не ждал чуда. Он привык к жестокости, он уже усвоил, что никто никому не желает добра, отнюдь. Но он все же надеялся…

— Нунси жлоб, каких свет не видывал, — приятельски беря мальчика за плечо, внезапно сказал Легавый. — Я тута вышибалой работаю, в Белом Озере, и Нунси один из самых нелюбимых моих клиентов…

Они вышли на крыльцо.

— Я ничего не скажу Нунси, он тебя покалечит, — Легавый подмигнул Диме. — И скажу тебе так, парень, хочешь избавиться от него?!

— Да! — впервые в городе Дима встретил человека, который не орал на него и не хотел ударить, а наоборот, кажется, собирался дать ему совет.

— Мамка твоя где с батей? — осведомился Легавый, закуривая.

— Нет их, — сжав кулаки, отозвался Дима. Как бы он хотел, чтобы эти слова были неправдой…

— Значит, продали тебя Нунси, так? — Легавый проницательно посмотрел на него. — Уйти можешь, но с голоду сдохнешь. Ведь Нунси не гроша тебе не заплатил…

— Да, — кивнул Дима.

— А раз так, парень, то выбор у тебя не велик, — вышибала утомленно облокотился о перила крыльца. — Придется тебе на своем стоять. Лучше уйти и сдохнуть, чем пресмыкаться перед Нунси. Тока он вряд ли тебя теперь отпустит… В любом случае надо быть твердым в своих решениях. Хочешь на работу к Пасюку — конечно я бы посоветовал выкинуть это из головы. Он не возьмет над тобой опеку. Впрочем, ты можешь попробовать. Но у меня кое-что на примете есть для тебя получше, и если ты выберешь мои условия, придется быть послушным и прилежным самому, без кнута и палки, и уж, прости, без пряника.

Дима с изумлением слушал слова вышибалы. Он толком так и не понял, что хочет ему предложить Легавый. Видя непонимание на лице мальчика, вышибала добродушно засмеялся.

— Я живу на окраине, могу тебя приютить и устроить в школу. Будешь учиться, готовить мне еду, убираться, вечерами работать, за это и тебе и собаке твоей кусок хлеба, чашку молока и тарелку супа, а может и еще чего… Девка моя уж больно сердобольная, — вдруг пояснил вышибала, — и меня заразила. Она учительница в школе.

— Я согласен, — выпалил Дима. Он вполне обоснованно полагал, что хуже, чем у Хозяина, жизни быть практически не может.

— Вещи-то у тебя какие есть? — спросил вышибала.

— Все отобрали, только то, что на мне, — ответил Дима.

— Читать, писать умеешь?

— Умею.

— О, хорошо! — похвалил Легавый. — Пока перекантуйся немного у Нунси, приходи к бару, а вдруг Пасюк сжалится, пока я разберусь с делами, кое-что уладить надо.

Дима разочаровано вздохнул. Он надеялся, что больше не вернется в бакалею. Что же, реальность оказалась куда более неприветливой…

Он пришел к бару и на следующий день, но Пасюк с негодованием прогнал его. И еще через день. Легавый куда-то запропастился, в баре его не было. Пасюк не хотел отвечать на вопросы мальчика и со все возрастающей злостью гнал его прочь. А потом наступила та самая ночь…

Лысый вернулся и, не проронив ни слова, полез на печь. Призраки отступили и внезапно исчезли, я их больше не видел. Лысый долго кряхтел на печи, пытаясь устроиться как можно удобнее, потом проворчал что-то о том, что дома в кровати, несомненно, удобнее спать, а тут ни тебе нормального матраца и одеяло воняет гнилью, после чего быстро уснул. Я еще некоторое время сидел за столом, жевал черный хлеб и пытался думать, но мысли то и дело соскальзывали в прошлое. Такое далекое и неправдоподобное; в то прошлое, которое сделало меня таким, каков я есть.

Ищи причину в детстве. Я искал…

Не выдержав, я тихонечко встал и, надев куртку, вышел в сени. Призраки больше не показывались. Кажется, уснув, Лысый утерял над ними контроль и Сторожа отправились по своим делам.

В сенях отчетливо пахло пылью, свежей кровью и смертью. Мне стало дурно от этого сумасшедшего коктейля, я сцепил ладони вместе, вывернув их тыльной стороной наружу, чтобы отгородиться от кошмара и вышел на крыльцо.

Справа на скамеечке под деревом сидели Иван и Леха. Оба были в доску пьяны, оба продолжали наполняться, провозглашая сомнительные тосты. Я наблюдал за ними, закуривая взятую у Лысого сигарету. Парочка внезапно перешла к решительному побратимству, начав толкать друг-друга в плечо. Леха приложил больше усердия, и Иван свалился за лавку в крапиву. Через минуту туда же съехал и сам Леха, попытавшийся вытянуть своего собутыльника обратно.

— Вот охраннички, — пробормотал я и подумал о том, что Леха ни чуточки не жалеет о смерти брата. Как же так?

Глубоко затянувшись, я выпустил в воздух плотное облако белого дыма. Как же хорошо! Давно мне не было так хорошо. С тех пор, как объявились в моей жизни братья Леха и Сем. Никуда не надо бежать, никто тебя не бьет. И на плечи уже спустилась едва ощутимым плащом ночь.

Я спустился по ступеням и неторопливо побрел в сторону от деревни по неровной дороге. Нет, я не пытался сбежать, зачем?! Я не мог подвергать опасности жизнь Вовки. Я просто хотел отдохнуть от Лысого, с его потребительской философией, от пьяниц, что сейчас с вялой руганью возились в крапиве.

За спиной предупреждающе гавкнул пес, потревоженный шумом. Сторожит, — подумал я. — Сколько лет ты, Лис, вот так же сторожил мой сон. И теперь тебя нет…

Это была первая по-настоящему теплая ночь, рука, сжимавшая сигарету, вовсе не мерзла. Ветер касался лица приятно теплыми ладонями, лишь изредка принося из низин прохладу. Соловей в еще по-весеннему прозрачном кусту не утихал и его переливчатое пение баловало и ласкало слух, уводя мысли все дальше от будничных проблем; оно тревожило разум и рождало в памяти неоформленные, но полные грусти воспоминания.

От влажной земли шел приятный аромат, забытый за время долгой зимы; он смешивался с легким, сладковатым запахом распустившейся вербы.

Сухими травами тихо шуршал ветер. Иному в кромешной темноте, сгущенной низкими тучами, могли почудиться чудовища, но только не мне. Ночь была прозрачна и ясна, отовсюду стекалось ко мне ощущение радостной жизни, пробудившейся от бредового сна.

Что я буду делать, когда найду оружие? Сработает ли оно? Существует ли оно? Что мы будем делать, когда Припять вновь станет нашей по праву победителя. И что сделает отцовское оружие с призраками?

Никогда раньше я не задумывался о том, что будет после смерти, потому, наверное, что мне всегда приходилось иметь дело с жизнью, гоня смерть прочь как можно дальше. Природа призраков для меня мутна и загадочна. Я не могу даже предположить, кто они и как случилось, что они остались на земле. Я не могу и помыслить об их стремлениях и желаниях. От этого они становятся для меня еще страшнее.

Лысый говорит, что все будет просто. И почему я ему не верю?! Никому нельзя верить…

Мой дом был в Припяти. Я уверен, что без запинки найду свой двор, я узнаю его из тысячи. Мои воспоминания полнятся этим двором. Мои единственные воспоминания об отце. Мы были во дворе все вместе. Я играл с мамой в песочнице и под ее руками рождался удивительный замок, а я своими неловкими движениями портил хрупкую красоту. А отец стоял рядом и что-то рассказывал маме. Я не помню, что…

Это было давно. Это было в другой жизни. С тех пор я прожил их не один десяток. Я был приемышем, был беглецом, был рабом, был бездомным, был убийцей, был учеником и спасителем, был вышибалой и лекарем, был психологом, возлюбленным и другом… Я был… что же от меня осталось теперь?

Хозяин совсем озверел. В последние дни торговля шла из рук вон плохо, и Нунси всячески срывал злость на единственном своем подручном.

Дима уходил каждый вечер в надежде, что это последний день его страданий. Вот и в тот вечер мальчик с трудом дождался темноты, выслушал, как щелкает замок, как удаляются шаги Хозяина. Можно было вновь идти к Бару, чтобы ждать там Легавого или в который уже раз попросить Пасюка взять его на работу.