Тень Земли: Дар - Андрей Репин

– А ты как же, дядя Григорий, и твой волк? – догадался Глеб, отчаянно ругая себя за эгоизм.

Леший впервые за все время улыбнулся и ответил своим низким с хрипотцой голосом, который, оказывается, мог выражать не только сдержанную неприязнь:

– Ты ешь, ешь, не тушуйся. Мы ведь ради тебя встали. Наша еда ждет дома, в Лещинном лесу. Я пока что не голоден, Серый Вихрь кашу не ест. А ты что, зелень-то не пользуешь разве? Она хороша с хлебом и брюквой. Да и репку бы погрыз.

Глеб замялся:

– Да я… Они, вроде бы, не вареные?

– А что, не ешь такие? Попробуй! Надо было перед кашей.

Отказываться не годилось. Глеб опустил ложку в горшок и взял кусок хлеба. Если бы он знал, что пучок травы состоит из молодой крапивы, листьев одуванчика, щавеля и сныти, то не решился бы откусывать. Но впотьмах не разберешь, да и на свету, говоря по совести, он вряд ли узнал бы все ингредиенты, потому что никогда в жизни этим не интересовался. Лук, укроп, петрушка – вот и весь набор зелени, которая попадала в пищу юного городского жителя, обычно в искрошенном виде в составе салатов. А теперь Глеб откусил уже знакомый хлеб, потом зелень и ощутил приятный кисловатый вкус. И быстро съел весь пучок. Потом принялся за репу и брюкву, а когда вернулся к каше, то чувствовал себя уже таким сытым, что смог проглотить лишь несколько ложек.

Наконец подошла очередь Никифора, который, как всякий дисциплинированный кот, терпеливо ждал, когда поест человек. Глеб придвинул ему остывший горшок. Он сунулся было, но тотчас отстранился и попросил:

– Отъешь, пожалуйста, эту нелицеприятную тыкву, добрый мальчик. Тыква претит моему аппетиту. Я бы и кашу не стал, но она, кажется, на молоке, не правда ли, многоуважаемый Григорий?

– Да, она на молоке, ты не ошибся, – подтвердил леший.

– Ну тогда я поем. Хоть чем-то существенным наполнить мой несчастный желудок! – болезненно рассуждал кот, пока Глеб выуживал кусочки тыквы, стараясь разглядеть их в свете костра.

Глеб решил покормить кота из ложки, которая по объему была не меньше средней поварешки, и, зачерпнув, увидел, что каши осталось совсем мало. Пришлось Никифору вылизывать горшок, а потом долго умываться, потому что каша прилипла к его шерсти даже за ушами.

Оставалось еще молоко. В крынке было не меньше, чем в двухлитровом бидоне. Такого вкусного молока Глеб никогда не пил. Хорошо, что он уже наелся до отказа, а то ведь на молоко были и другие претенденты: сколько-то отпил Григорий, а остатки поделили между котом и волком.

Разомлев от еды и тепла, Глеб мог мечтать лишь об одном – чтобы этот привал длился до самого утра. Настолько приятно было сидеть на траве, прислонившись к дереву, глядя в огонь, протянув к нему ноги, а руками поглаживая кота на коленях! Он даже расстегнул курточку, хотя в вышине шумели и качались от ветра деревья, и холодная осенняя ночь покрывала стекла городских окон капельками отпотевшей воды. Город остался где-то там, за полями. Он щерился темными дырами в свете полной луны, обступая безжизненной громадой одинокого старца. Каково ему там сейчас?

Костер медленно затухал. Глеб слушал шорохи ночи и думал о Староборе. Голова его клонилась все ниже, пока подбородок не уткнулся в грудь. Он очнулся на секунду, бросил сонный взгляд на костер и повалился на бок.

Долго спать не пришлось. Под утро с дороги донесся топот. Глеб спросонья мало что понял, только увидел в свете луны фигуру Григория, прильнувшего к стволу тополя. Леший сделал мальчику знак не двигаться. Когда топот стих, явился волк, который, видимо, ходил на разведку, и они с хозяином о чем-то посовещались. Все было тихо, и Глеб снова уснул, заметив, что опять стало прохладно.

Теперь он проспал до утра и проснулся от холода. В посадках держался утренний туман. Солнце стояло уже высоко, но от этого было мало толку. Хорошо хоть ветра нет, как вчера.

– Дядя Григорий, а что это было ночью? – спросил Глеб, еле продрав глаза.

– Троглодиты. Пять голов. Бежали, как очумелые. Не то гонцы, не то охотники. Из города, видать, – ответил леший.

– А может, это за нами?

– Да нет. Погоня малым отрядом не бегает, да и где им распутать мои следы! Не бойся.

– А сколько нам еще до твоего леса добираться?

– Если бы не эти, и если бы мы вышли с рассветом, то к вечеру бы добрались.

– А чего же мы ждем? И не опасно ли нам идти по этой дороге? Вдруг там засада!

– Да нет, нет. Какая засада! Зяблик ведь не сова, давно уж все разведал.

– А и верно! – засмеялся Глеб. – Зяблик.

Тут он, кстати, и прилетел, будто услышал, что о нем говорят. Сел на плечо мальчику, моргая своими озорными глазками, и что-то чирикнул. Погладить его было одно удовольствие – какой он крепенький и тепленький! С таким не попадешь в засаду и не заблудишься. А эти троглодиты – просто случайная банда, бегут по своим делам, ну и пусть бегут.

– Кабы не ты, Глеб, я б догнал их, тут бы им и конец, – мрачно сказал Григорий. – А так, пусть бегут. Подождем, пока уйдут подальше, а заодно проверим, нет ли еще кого следом. Хотя, так и так нам скоро в дорогу. Поешь-ка вот тыковки, да попей водички. Задерживаться слишком нам тоже не след. И костра разводить больше не будем: шляются тут по дороге.

Потом поразмыслил о чем-то и еще добавил:

– С дороги я не сверну. Трудно будет тянуть поклажу по бездорожью. Пойдем, как шли, авось к завтрашнему утру доберемся.

Глеб уже знал, что такое ночевка в осеннем лесу. Как же без костра? Но делать нечего. И до ночи еще далеко, авось как-нибудь… Он нашарил в кармане часы без ремешка, они показывали десятый час. Без аппетита пожевал холодной тыквы, заел хлебом, замазал остатки меда, запил холодной водой. В животе даже с холодной еды начались химические процессы, выделилось кое-какое тепло, кровь забегала побыстрее. Юный путешественник немного согрелся и повеселел, он готов был продолжить путешествие в тележке. Поклажи немного поубавилось, к тому же, Григорий додумался выгрузить непочатый бочонок с водой, от этого в тележке стало попросторнее. Глеб залез, как только впрягли волка. Некоторое время ждали Никифора, который где-то разгуливал. Он явился со стороны поля, облизывая усы. У мальчика мелькнула неприятная догадка:

– Никифор, неужели ты кого-то съел?

Тот сначала устроился на коленях, а потом