Исцеление Вечностью - Санин Евгений
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр вопросительно посмотрел на Веру, может, на сегодня достаточно? Но та умоляющим взглядом попросила его: продолжай, продолжай!
И он согласно кивнул:
- Или вот еще… Один мальчик умирал от нарыва в горле. Врачи сделали все, что могли, и оставили его умирать. Тогда отец его, вспомнив про то, как помогает приходящим к нему людям старец Варнава, за неимением уже времени ехать к нему, просто приложил его фотографию к горлу мальчика. Нарыв прорвался, и ребенок был спасен. Это было больше ста лет назад. Но и сегодня не прекращаются подобные чудеса! Во время одной экскурсии ко мне подошла женщина и рассказала, что у нее были серьезные проблемы после операции. Купив в скиту книгу о преподобном Варнаве, она прочитала про этот случай и, за неимением фотографии старца, положила эту книгу с портретом на обложке на живот. Ночью она проснулась от странного ощущения… Откинула одеяло и увидела, что из покрытого послеоперационными шрамами живота у нее на глазах лезет огромная, как она показала в два кулака – а кулак у нее, как у мужчины – шишка. Потом эта шишка спала, и с тех пор, к изумлению врачей, она совершенно здорова! Чудо? Чудо! И такие случаи можно продолжать и продолжать! Батюшка исцелял глаза, руки, ноги… Да что руки-ноги? Он даже раковым больным помогал!
Александр спохватился но – будь, что будет! – тем более что Вера подалась вперед всем телом, впившись в него глазами, решительно продолжил:
- Однажды к нему пришла плачущая молодая женщина и, сказав, что у нее рак в самой последней степени, попросила благословения на операцию.
«Да нет у тебя никакого рака! – отмахнулся от нее старец и предложил свой обычный «метод лечения»: - Поставь горчичник – и все пройдет!»
Прошел месяц. И вновь приезжает эта женщина. Красивая, румяная – ни тени болезни на лице.
А старец уже встречает ее своей обычной в подобных случаях шуткой:
«Ну, и где твой рак? Уполз?»
Александр победно посмотрел на Веру:
- И подобных случаев тоже было немало! Может тебе рассказать о том, как старец помогал людям и в жизненных трудностях? – предложил он.
Но Вера отрицательно покачала головой.
После того, что она услышала, это для нее было уже не так неинтересно. Да к тому же, стало видно, что она заметно устала.
Вспомнив, что они еще не читали вечерние молитвы, Александр сказал, что преподобный Серафим Саровский благословлял в случае изнеможения, нехватки времени или болезни читать, так называемое, «Серафимовское правило»: 3 раза «Отче наш», 3 раза «Богородице Дево, радуйся…» и Символ Веры. И, как это частенько с ним бывало, будучи сам не прочь прочитать его, предложил Вере в виде исключения сделать это сегодня. Но та отказалась и хотя и с трудом, выслушала все полное правило до конца.
Затем нехотя, с сожалением протянула икону Александру, и с его помощью, то и дело оглядываясь на нее, отправилась в свою комнату.
Здесь Александр усадил Веру в высокое кресло, приоткрыл по ее просьбе окно и, пожелав доброй ночи, направился к себе.
Большой, трудный день, несмотря на серьезные ошибки и просчеты, заканчивался как нельзя лучше. Он и закончился бы так, если бы снова не рыжий кот.
Когда он входил в свою комнату, тот попытался войти вместе с ним. Очевидно, где-то здесь у него было любимое место.
- А ты куда? Только тебя здесь не хватало! Брысь! – тихо, чтобы не слышала Вера, зашептал Александр, выталкивая его ногой.
Кот, молча, стал отчаянно сопротивляться.
И началась беззвучная борьба.
Александр тоже уже молча толкал кота все сильней и сильнее и, наконец, закрыв дверь, сильно прищемил ему хвост. Кот промолчал даже на этот раз. Но его хвост, остававшийся по эту сторону, стал извиваться змеей, а потом превратился в восклицательный знак, не обещавший Александру ничего хорошего, и исчез...
8
Вечером того же дня, в намерении продолжить столь успешно начатый разговор, Альбин направился к Клодию и у входа в его каюту встретил нерешительно переминавшегося с ноги на ногу Грифона.
- Что – вызвал? Или уже выгнал? – кивая на дверь, дружелюбно спросил у него пребывавший в самом что ни на есть хорошем настроении Альбин и услышал в ответ напряженное:
- Нет, я сам!
- А-а, понимаю! Хочешь о чем-то просить его?
- Да, - ответил Грифон и умоляюще взглянул на Альбина: - Господин, ты всегда был добр ко мне. Поддержи и на этот раз!
- А что нужно?
- То, что и всегда, - вздохнул раб. – Попросить, чтобы он отпустил меня на свободу!
- Как, опять? Но ведь он не так давно уже отказал тебе. Если не ошибаюсь, в пятый раз!
- В седьмой, господин, - поправил раб. – Но тогда он сказал, что не отпустит меня за тройную цену обычного раба. А теперь я накопил вдвое больше. Наш господин любит золото, и я надеюсь…
Альбин со скептической насмешкой взглянул на Грифона, и тот, по-своему истолковав этот взгляд, клятвенно прижал ладони к груди:
- Нет-нет, я не украл его! Моя совесть не позволила бы мне утаить даже квадранс! Просто крупные торговцы и ростовщики, прося меня доложить господину о своем приходе, щедро благодарят за это.
- Ох, Грифон, Грифон! – удрученно покачал головой Альбин. – Я даже не знаю, чего в тебе больше – честности или желания стать свободным?
- Я и сам бы хотел знать это… - откровенно признался раб и вздохнул: - С первого дня, как меня, вольного, уважаемого всем городом человека, сделали рабом римские воины, я только и мечтаю о свободе. Закрываю глаза, затыкаю уши – и вижу родные поля, горы, реки, отзываюсь на свое настоящее имя, которое – о, боги! – кажется, уже начинаю забывать… А как очнусь, - увлекшись, воскликнул он, – Опять вокруг меня этот чужой Рим и эта проклятая кличка: Грифон! Грифон!!
- Грифо-он! – тут же послышалось из-за закрытой двери.
- Вот! – кивнул на нее раб и поспешно открыл перед Альбином.
- О, а ты откуда? – увидев своего помощника, вытаращил на него глаза Клодий. И, несмотря на то, что на море был полнейший штиль, и корабль шел, как по бронзовому зеркалу, сильно покачнулся - Я ведь, кажется, слышал там голос Грифона.
- А он там и есть! – торопливо подтвердил, входя в каюту, раб. - То есть уже тут.
- А-а, - успокоенно протянул Клодий. - А то я уже подумал, что допился до того, что перестал соображать, что к чему. То есть, кто к кому…
Альбин с Грифоном посмотрели на него и разочарованно переглянулись.
Клодий был основательно пьян.
- И по какой же причине ты так набрался? – первым придя в себя, спросил Альбин.
- По твоей! – пьяно качнул головой Клодий. - Это ты во всем виноват!
- Я?! – изумился Альбин.
- Да! Эта твоя Вечность никак не умещается мне в голову.
- Хорошо, поговорим о ней завтра! – примирительно сказал Альбин. – И я тебе все разъясню.
- Не хочу завтра! Хочу прямо сейчас! – заупрямился Клодий. - Давай немного пофилос-с-софс-фс-твуем! – запутавшись пьяным языком в слове, кое-как выговорил, наконец, его он.
- Давай! – не желая спорить – пусть и с нетрезвым, но все же начальником - не очень охотно согласился Альбин.
- Вот смотри! – водя перед его лицом указательным пальцем, стал призывать к вниманию Клодий. – Если правы философы-атеисты, то живешь, живешь, а потом – бац! И нет тебя. Всё – темнота, навсегда! Жаль расставаться со своим «я», - зябко передернул он плечами и продолжил: - А если правы эллины – то опять же: какая радость вечно пресмыкаться в их сером мрачном аиде? И твоей блаженной Вечности я не достоин потому что – ну не верю, что хочешь делай со мной – в твоего Бога! Вот я и пью!
Клодий поднял голову и с вызовом посмотрел на Альбина:
- А что? Сам Траян пьет! И ничего! Правда, говорят, потом такие эдикты выпускает, что наутро сам хватается за голову. И в конце концов, хвала богам, издал такой закон, по которому считается недействительным все, что он подпишет будучи в нетрезвом виде!
- Ну, слава Богу, ты не Траян, проспишься к утру, и государство от этого не пострадает! Тем более твое состояние!
