PR для братвы - Александр Сергеевский

Естественно, бедняга заблудился, так как ориентировался на усыпальницу князя и буквально три метра не донес. Он бы успел, но была неиссякающая и неприступная очередь, что необходимо поставить на вид администрации очага российской культуры мирового значения.

В ту ночь студент юрфака вообще не спал, между позывами вспоминая, что он ел и чем так сильно отравился. Впечатление от экскурсии все же осталось, так как стало ясно, что следователем Строгову становиться не стоит, потому что не переваривает несвежих покойников.

Естественно, от метода обольщения женщин через прекрасное и вечное, хорошо запоминающий негативные жизненные уроки будущий шеф отдела юстиции отказался, отчего искусство понесло огромные потери. Но об этом позже…

И вот здесь возникает резонный вопрос: «Откуда у обворованного Олега Юрьевича Строгова появилась редкая и обильная коллекция изящных нэцке японского производства конца семнадцатого века, а также картина признанного мастера пейзажа Архипа Ивановича Куинжди?»

Разъясняем. Это побочный продукт его третьего свидания с прекрасным в стенах другого, но тоже мирового значения Русского музея. На этот раз встречу к тому времени уже преподавателю юриспруденции Строгову назначили, и не какая-нибудь страдающая дамочка, а еврей-реставратор того же очага культуры, то есть тот самый старик, резко обуянный желанием приобщиться к своей древнейшей цивилизации и поэтому выставивший на торги уже знакомую нам шикарную квартиру, правда, тогда она не была таковой.

Еврей этот, видимо, насмотревшись Брунни и его «Медного змия», тоже решил последовать за своим поводырем Моисеем в далекие Палестины для воссоединения, поэтому и распродавался. Как потом выяснилось, не напрасно, его друг и дольщик уже сидел, но про реставратора молчал, в надежде, что тот его вытащит.

Они как раз искусство воровали, так что сидеть пришлось бы долго и, скорее всего, там по возрасту и скопытиться, что в натуре нежелательно…

Еврей забился с преподавателем возле «Ночи на Днепре», где снимал со стены «Зимний пейзаж» пореставрировать. Там они и сговорились о цене квартирки.

Вдогонку старик предложил коллекцию нэцке, оставленную ему на хранение попавшим за решетку дольщиком, а так как был весьма азартным, то и вышеуказанный пейзаж: «Мол, не сомневайтесь, гражданин, вынесем, добра много, никто и не заметит. И цена бросовая, так как торопимся, и нам скупиться некогда, а в эту дырку я копию прикручу. Поэтому не паникуйте и не стесняйтеся, дело верняк…» А у самого уже ручки засучились. Ну этому, который из преподавательского состава вроде бы и ни к чему, да и на хату еле собрал, но вспомнил, что босс и благодетель очень на этот счет интересовался. Будущий градоначальник вперемешку с высокой политикой ящиками антиквариат скупал, потому как интеллигентным считался и даже этим кичился. Не тем, что скупал, — это скрывалось, а тем, что интеллигент в будущем поколении и муж будущей интеллигентки. Ну и сказал тогда Строгову: «Молодец. Просек ситуэйшн. Возьми денег, сколько надо, , и дай, сколько просит, но еще поторгуйся, а я в Верховный Совет полетел по неотлагательному вопросу. Мне там речь произнести хочется. А ты смотри, чтобы фуфло не подсунули». И погнал за привилегии бороться и популярность зарабатывать.

Олежек легко справился и даже куш схавал, так как будущему Вашему превосходительству еврейские расценки вдвойне загнул.

Ну здесь еще не все кончилось, так как началась ББР (буржуазно-барахолочная революция), выборы и раздел Эсэсэсэра — мероприятия для шефа-благодетеля оказались, видимо, настолько прибыльные, что он напрочь запамятовал о каких-то там японских статуэтках с дырочками, о картинке кисти пейзажного мастера и что на это денег дал.

Так что все довольны остались. Еврей, что сумел под шумок с четвертью лимона свалить и за бугром с предками соединиться.

Отрогов, что за счет забывчивого политдеятеля поимел столько же, да еще и произведения искусств на халяву.

Ну а деятель в своем роскошном неведении…

Да, чуть не забыли. Судьба еврейского дольщика, бывшего ценителя японской старины, затерялась где-то в удмуртских лагерях, что при наличии хорошей заначки в теперешние времена не столь печально, о чем в «Лохотроне» на этот счет специальные инструкции имеются, так что авось не пропадет, если не жадный…

28

Дамочки суетились в поте лица, наивно надеясь, что ударно-восстановительный труд спасет их или хотя бы отодвинет по времени неминуемую экзекуцию.

Раздраженность бродившего по развороченным апартаментам Строгова нарастала, вместе с ней нарастала и нервная чесотка, начавшаяся, как всегда, с голого затылка. Он еще не решил, как поступит с проштрафившимися юристками, несправедливо виня их в своем неожиданном материальном падении. Просто поставить их раком и, как обычно, отхлестать приготовленными для сексуально-садистких утех плетками казалось недостаточным, а фантазии на что-то изощренное у шефа юстиции не хватало.

В памяти всплывали сцены из испанской инквизиции, какие-то зверские приспособы для колесования или чего-то там такое, но все это могло привести к нешуточным увечьям, а стало быть, каким-нибудь судебным разбирательствам, кроме того, девочки были еще хороши и ими можно было попользоваться в будущем. Такие обстоятельства сдерживали.

— Ну что, газеты жеваные? — широким спектром ругательств Строгов не отличался, обычно ограничиваясь «курвами» и чем-нибудь «по матери», поэтому не ожиданная фраза прозвучала зловеще. — За двенадцать лет сигнализацию поставить своими свинячьими мозгами не додумались?

— Олежек, ну кто мог знать, что такое возможно, — зашелестела испуганная Таня. — Ты сам говорил, что двери неприступны. К тому же милиция в сорока метрах. Только дурак мог на такое решиться.

Упоминание о находящемся рядом отделе милиции вызвало новый виток раздражения у чиновника, и он, уже не сдерживаясь, запустив скрюченные пальцы под пиджак, начал ожесточенно чесаться.

В мозгах возникла картинка первого привода в эту квартиру тогда еще цветущих первокурсниц Тани и Гали для приватного приема зачетов. Оставив свою новенькую «девяточку» на предмет сохранения напротив дежурки, молодой и физически стойкий преподаватель для проверки знаний очаровашек-студенток выделил целую ночь и проставил им отличные оценки только к утру.

Весьма довольный способностями учениц в освоении материала, в прекрасном настроении, Олежек собрался было уехать. Он обнаружил свою первую «ласточку» там, где и парковал, но без лобового стекла и на кирпичиках вместо колес. Как потом выяснилось, как раз под окном кабинета начальника угрозыска, где и оставил после громкого скандала и топанья ногами бесполезное заявление по поводу автокражи.

«А что вы хотели, уважаемый товарищ? — ответил тогда молодцеватый капитан. — Насколько известно, транспортное средство вы нашим сотрудникам под охрану не сдавали, а мало ли кто там на улице возится. Что ж, мы у всех на дороге обязаны документики проверять?» Но заяву принял, при этом ничего не обещая. Дело так и заглохло…

Воспоминание о связанном с девочками своем первом матпопадаловом вывело раздражение Строгова на новую высоту и переросло в едва сдерживаемый гнев. В воспаленном мозгу нарисовалась картина еще более раннего периода жизни карьериста…

К столыпинскому вагону подкатил автозак. В переданных от сопровождающих ментов списках значилось двенадцать осужденных мужского пола и одна женщина, судя по году рождения, молоденькая.

Ефрейтор Ваня Черепков, еще не глядя, радостно потирал руки, рассчитывая на приятное времяпрепровождение в пути в обществе дамы.

Женщина оказалась стройненькая и приятная, и Ваня самолично отвел ее в дальний плацкарт. Угрюмых мужиков пихнули в первое отделение и захлопнули за ними решетки. Командовавший конвоирами сержант Строгов отдал соответствующие распоряжения молодым солдатам, а сам поспешил присоединиться к Черепку, уже приступившему к уговорам смазливой зечки.

Девочка оказалась стойкая и с характером. Когда ублюдки повалили ее на нары и стали срывать с нее одежду, мученица завизжала и вцепилась в насильников когтями и зубами.

В бессильной злобе замурованные в первой плацкарте парни попытались было раскачать вагон, но массы явно не хватало, тогда они стали мочиться через решетку в коридорчик, выплескивая свое отношение к происходящему, но помочь девочке они уже ничем не могли.

— Держи ее за волосы, — приказал Черепку Отрогов. — Сейчас я ее, сучку, вырублю.

Схватив ослабевшие руки девчонки, сухой ефрейтор развернул несчастную жертву навстречу залихватски замахнувшемуся для удара сержанту-насильнику. Огромный кулак обрушился в лицо бедняжке, что-то хрустнуло в тонкой шейке, хрупкое тело сломалось и рухнуло на заплеванный пол. Остекленевшие глаза с удивлением смотрели на новоявленных убийц…