Пять плюс три - Аделаида Котовщикова

Спали близнецы на оттоманке «валетиком», как говорила Домна Ивановна. Укрыв Окуньков одеялами, она наклонилась и поцеловала обоих на ночь так просто, будто иначе и быть не могло. И братья не удивились.

К вечеру они уже называли жену дяди Миколы тётей Доней, и обоим казалось, что знакомы они с ней давным-давно.

А потом, как-то незаметно и попросту, стали входить Окунькам в головы приветные, неторопливые речи Домны Ивановны.

— А мама ваша, понятно, устаёт на своём консервном заводе, да после работы ей ещё пьяного отца приходится утихомиривать. Оттого на вас и серчает. А вы ей помогайте, — она и кричать перестанет. Да и отцу скажите: «Не пей, папа!»

Получалось, что хоть и есть нехорошее в жизни — всякие нелады и ссоры, — но во много-много раз больше хорошего. Из всякого худого положения найти выход всегда можно. Поэтому унывать и обижаться нечего, а надо, засучив рукава, дело делать.

Но не в словах тёти Дони было главное, а в её тоне, в том, как обходилась она с Окуньками — спокойно, ласково, с полной верой, что не обманут они её ожидания, не могут обмануть.

Вся душа расправлялась у Окуньков в этом воздухе доверия и бесхитростной ласки. Без стеснения хохотали они, когда дядя Микола начинал «чудить». Выдумывая всякие «чудернасии», как называла эти выдумки тётя Доня, старик всегда что-нибудь делал. А близнецы смотрели.

Насаживает дядя Микола лопату на черенок — Окуньки смотрят. Замок починяет — смотрят. Ружьё чистит — ну, уж тут они глаз не спускают. Смотрят-смотрят, да и протянут руку к молотку, к долоту, к стамеске или к шомполу. А дядя Микола разрешает всё трогать. И не только разрешает, а показывает, как надо держать инструмент. Подержат Окуньки в руках рубанок и пилочку, а потом и сами начинают помогать старику, тоже что-нибудь мастерят. Мастерят и слушают, что говорит дядя Микола.

А рассказов у бывшего гвардии старшины Чертополоха неисчерпаемый запас: про войну, про охоту, про море, про горы… Мир полон чудес. И во всех этих чудесах братья Окуньковы вполне могут принять участие. Надо только людьми стать толковыми. Ну, а чтобы стать толковыми людьми, надо учиться.

— И, конешное дело, учителей своих слухать, бо воны тебя поумнее. Тут уж никуда не денешься! — вздыхая как бы с сожалением, говорил дядя Микола.

Дроби

«Дорогой папа!

В больнице я понял мельчайшие дроби. А училка сказала: «Зачем ты так написал задачу? Забудь про дроби!» Училка у нас хорошая, Антонина Васильевна, а не понимает, што мне теперь дроби нарочно не забыть, как ни старайся! Без дяди Лёни я сильно скучаю. Когда я пришёл из больницы, Сонька уже не дразнилась: звездочёты-обормоты, звездочёты-бегемоты. Она сказала (тут несколько слов было жирно вычеркнуто) ей стало страшно, но не колотушек. Наш адрес дядя Лёня записал. Теперь я тебя вдруг обыграю в шахматы. Может быть. Прежде давно цифры были не такие, а просто значки, например, ПО—. Бабушка здорова и Минус единица тоже. В звёздочку я попал к Косте Жукову. Здорово, верно? Костя очень ловкий по физкультуре лучше всех. Кроме того, он в субботу спас ребёнка, вытащил его из моря. Вообще научились считать не сразу. Сперва считали камешками, как я когда был маленький, веревочками, делали на палках зарубки. Турнир по шахматам будет у больших мальчиков. Но Любовь Андреевна попросит, чтоб меня допустили. Хотя у —1-цы вырван клок на боку. Он дрался с кошкой. Приезжай скорей!!! Сломал ли Петька нос, неизвестно, но ключицу — факт,

Матвей».

Над этим письмом Матвей пыхтел очень долго. К изумлению бабушки, он сам, без напоминаний, захотел написать папе.

Бабушка заглядывала через плечо внука, когда он торопливо «ковырял» на бумаге одно слово за другим, и от души его жалела. Старается ребёнок! А письмо-то не придётся отправлять.

Верная своему принципу не волновать дальнего путешественника, бабушка не сообщила Степану Матвеевичу о том, что Матвей был болен. А письмо начинается со слов «в больнице». Разве вымарать эти слова, поставить на них кляксу? Тем более, что и так кругом намазано.

Решив так и поступить, бабушка успокоилась и отошла от внука, довольная его усердием.

У Матвея даже щёки разгорелись. Столько событий! И обо всём хочется написать папе.

Часа три назад Петька свалился с крыши сарая. Хоть и учился в третьем классе, орал он как двухлетний. Врач сказал, что насчёт носа ещё неизвестно, но ключица — факт — сломана. Это дома такое волнующее событие.

А в интернате-то сколько всего наслучалось за те три недели, что Матвей пробыл в больнице. И про больницу тоже не забудешь. Из-за дяди Лёни.

Когда у Матвея спала температура, ему стало ужасно скучно. В палате были сплошь малыши, самому старшему лет шесть. Смешно путаясь в длинных пижамках, они возились на кроватях, а то и на полу, тузили друг друга, что-то один у другого отнимали. Приходила нянька и ворча растаскивала их по кроватям.

Он лежал и раздумывал. Что-то делают сейчас интернатские ребята? Может быть, именно в эту минуту Любовь Андреевна читает им очень интересную книгу. Или они уже учат уроки. Коля Воронков мучается над задачей. С каким удовольствием Матвей решил бы ему эту задачу. И любые примеры. А Костя? Хоть одним глазком подглядеть бы, что делает сейчас Костя. Как здорово он тогда прогнал мальчишек-драчунов. Кинулся на них без всякого страха, как лев. Потому что его товарища били. То-ва-ри-ща! А Томка к кому сейчас пристаёт? Кому хочет перевязать царапину?

И вдруг Матвей, сам удивившись, понял, что он здорово скучает без ребят.

Наконец, ему позволили выйти в больничный сад. Погода стояла отличная.

Под деревом на скамейке сидел, вытянув ногу, высокий дядька. Нога была толстая и белая. На скамейке возле дядьки стоял клетчатый шахматный ящик и лежали костыли.

Матвей остановился на некотором расстоянии и стал рассматривать ногу.

— Как тебя зовут? — спросил дядька с белой ногой.

— Матвей. Какая у вас нога…

— Да, неважная. В гипсе. А ты с чем лежишь, галчонок?

— Я не лежу, я стою, — сказал Матвей.

— Так ты лучше садись. — Человек похлопал ладонью по скамейке возле себя и, когда Матвей сел, переспросил: — Так с чем ты тут сидишь?

— С воспалением лёгких. Уже температура нормальная. От пенициллина.

— Вот это хорошо, что нормальная. А мне, понимаешь, в шахматы сыграть не с кем. Партнёр мой на перевязке.

— А вы сыграйте со мной, — предложил Матвей.

— Ну, что ж, попробуем… — усмехнулся новый знакомый.

После нескольких ходов Матвея он заметил с удовольствием:

— Э-э, да ты коё-что смыслишь, галчонок! Не ожидал, не ожидал!

— Не знаете ли вы, что такое дроби? — спросил Матвей.

Дядя Лёня оказался инженером. Он знал не только дроби, а и много очень интересных задач, и кучу любопытнейших историй про древних математиков. Удивительно повезло Матвею. Чтобы познакомиться с таким замечательным человеком, стоило заболеть не только воспалением лёгких, а даже холерой.

Теперь они заодно!

В первый же день его появления в интернате к Матвею подбежала Соня. Она улучила момент, когда рядом никого не было. Матвей один шёл в медкабинет. Медсестра велела ему приходить каждый день: «Буду давать тебе укрепляющее лекарство».

— Как я рада, что ты поправился! — быстро проговорила Соня. — Я так боялась…

Соня показалась Матвею другой. Щёки и косы стали у неё потолще, а школьная форма покороче: Соня выросла. Впрочем, выросли все, кроме Воронкова. Улыбалась Соня тоже иначе, чем прежде: как-то робко, совсем не похоже на прежнюю ехидную улыбочку.

— Чего ты боялась? — буркнул Матвей. — Что некому тебя поколотить будет?

— Чтобы ты не помер, боялась, — тихонько сказала Соня. — От сильного воспаления лёгких помирают. Я никогда не буду тебя дразнить.

Матвей и забыл про Сонину дразнилку, а теперь вспомнил.

— Думаешь, я тогда сразу не догадался, кто поёт «звездочёты-пересчёты»? Дура!

От обиды Соня вспыхнула, потом побледнела.

— С тобой по-хорошему, а ты…

Она повернулась и побежала от него, всхлипывая как-то по-щенячьи.

Матвею стало не по себе. За что он с ней так грубо? Разве она сказала ему что-нибудь плохое? Только что боялась, как бы он не помер. Глупо, конечно, но ехидства в этом нет. Мать-то у неё хоть выздоровела?

Очень недовольный собой, Матвей зашагал в медкабинет.

Но когда перемена кончилась, он вмиг утешился, сразу забыл про Соню. Был урок арифметики. Они писали контрольную.

В задаче надо было к 5 карандашам прибавить 8 карандашей, а потом отнять 4 карандаша. Решение Матвей записал так:

Взяв в руки тетрадь Матвея, Антонина Васильевна воскликнула:

— Что ты тут нагородил? Всё записал дробями? Ох, Матвей! Всему своё время. Что я должна тебе поставить за эту контрольную? Пиши всё снова! — И она дала ему неосуществимый совет: забыть про дроби.