Защита от дурака - Владислав Задорожный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне почудилось, что подобное со мной когда-то было. Иногда этакий вздор мерещится. Некогда размышлять — добыча может уйти из-под носа.
«Нет, братишка, — ласково подумал я, — не уйдешь. Ты нужен народу, народ хочет тебя проверить. Если бы я нужен был народу для проверки — я бы сам прибежал: берите меня, ешьте, теребите, узнавайте обо мне все — я весь, как на ладошке, жду вашего решения. Я бы стремглав прибежал. А он прячется — значит, нарочно обвиняет себя. Если у него нет вины, так одного факта бегства достаточно. Якобы Г/А боится, ишь ты!..»
Он прятался за деревом, а я испытывал к нему глубокое нежное чувство, не спеша поймать его. Он мой. Он принадлежит мне. Между нами прочная связь, прочнее, чем между мной и родителями, между мной и тем же Бридом, между мной и Фашкой — Фашка, галактика ее побери, что может быть непрочней нашей с ней связи! А этот неравнодушен ко мне. Он испытывает глубочайшее, искреннее чувство ненависти ко мне. Плевать, что ненависти. Ради этого вот неравнодушия можно пойти на всё. Еще час назад он ничегошеньки не знал обо мне, о моем существовании, а теперь он узнал меня, я для него не чужой, не посторонний, а властелин его судьбы. Между нами возникли отношения неслучайной нешуточной заинтересованности, именно те отношения взаимной заинтересованности, которые должны установится после Духовной Революции. Для него каждый мой шаг — событие исключительной важности. Для меня — каждое его движение исполнено смысла. Мы с любопытством, взволнованно следим друг за другом, за обоюдными успехами. Следовательно, между нами возникла проникновенная духовная связь. И эта связь не прервется уже никогда. Если я его поймаю, он будет помнить меня всю оставшуюся жизнь. А я буду помнить его, благодаря награде, которую получу за поимку. Если он убежит, я буду вспоминать о нем в связи с наложенным взысканием, а он будет вспоминать обо мне с волнением и трепетным теплым чувством… пусть даже с насмешкой, но будет-таки вспоминать.
Я в притворной рассеянности подошел к дереву. Теперь нужно… Я напряженно вспоминал занятия по противодействию Нет, не то, ответ должен быть из учебника по захвату. Ага вспомнил!.. А если братишка тоже знает этот способ? Тогда победит он? Нет, ЗОД не должна сплоховать.
Я ринулся к дереву, вцепился в сучок на уровне глаз — там была едва заметная полоска.
Какая-то грубая жестокая сила хлестнула меня по спине больно ударила всем корпусом о дерево, прижала к прямоугольному брусу, символизирующему ствол.
Рядом кто-то взвизгнул и сразу же охнул от боли.
Я опомнился и сообразил, что это из ствола вылетел манипулятор, который ловко облапил и меня, и мою добычу. Меня поймали заодно, на всякий случай. ЗОД предпочитает больше поймать, а потом потихоньку разбираться, кто прав а кто — виноват.
— Эй, ты! — крикнул я хрипло — и живот, и грудь были плотно прижаты к стволу.
— Да? — отозвался дрожащий голос из-за дерева.
Я усмехнулся. Другой бы, на его месте, хоть выругался бы а этот откровенно сдрейфил. Целый час я его гонял, решил было, что он храбрец, а он — скис.
Ко мне бежали Брид, Куско и Ейча. Они быстро освободили меня, скрутили подозреваемого в глупости и передали во вторую патрульную шиману, которую нам пришлось вызвать на подмогу.
— Что это был за тип? В чем он провинился? — спросил Куско Брида, когда мы усаживались в своей патрульной шимане.
— Какая разница, — сказал Брид, неодобрительно покосившись на меня… Куско мой подчиненный и его глупый вопрос бросает тень прежде всего на меня как на его непосредственного начальника.
— Куско, — сказал я, — наша задача не рассуждать, а защищать безопасность жителей. Нам передал надпатруль его приметы, мы выполнили свой долг — и баста.
Мы продолжаем патрулировать наш сектор восемнадцатого города.
Давно минули времена, когда мы с Бридом были запанибрата. Последние две ступени он уже оранжевый и сильно переменился. Я не могу удержаться и частенько любуюсь его оранжевым комбинезоном, когда Брид лично опекает дежурство. Но это случается очень редко — в ситуации чрезвычайной готовности, как сегодня. В полдень объявили о появлении особо опасного подозреваемого в глупости. Его фотографии показывали по ласкателю. Этот подонок усомнился в необходимости собирания и хранения прошлогоднего снега, он заявил публично, что это якобы экономически невыгодно. Брид счел необходимым остаться после рабочего дня, чтобы лично контролировать ход дежурства. То, что он предпочел мою шиману, показывает: теплится у него что-то ко мне. С тех пор, как он стал потреблять дурманные таблетки, немало их попито вместе. А уж сколько разных Додо промелькнуло за время наших приятельских отношений… Мне нравится новое выражение лица Брида — определенное, значительное и, вместе с тем, искренне дружелюбное, как у всех оранжевых. Разве что Джеб время от времени позволяет себе брезгливую гримасу. Последнее время он, как ни посмотрит на меня, так и морщится, будто в дерьмо вступил. Не знаю, чего он взъелся. Помню, первое время он все над моей дикцией издевался — пищу, мол. Так я две ступени, до одурения, учился говорить четко, звонко. И научился-таки. Когда Фашку после перерыва встретил, она просто поразилась. Может, отсутствие этого поганого писка и решило то, что мы сошлись. Конечно, я пообтерся, иногда и промолчу, иногда свое мнение и приберегу. Фашка все такая же норовистая, но я для себя решил, что она не может быть Дурой, то есть может, но я, в случае чего, перехвачу ее до совершения глупости — на то я и натренирован. Попытки две назад вызвал к себе Джеб, он теперь триначальник, шишка. А комбинезон лоснится по-прежнему. Подозреваю, все тот же, что и пять ступеней назад.
— Наслышан о ваших успехах, — сказал Джеб, едва я нашел в его кабинет. — Шестьдесят два подозреваемых за одну попытку отправили на Г/А. И это лично. А ваши ребятушки — как их там, Куско и Ейча? — еще сорок. Молодцы…
Я браво вытянулся.
— Бажан, когда есть выбор: бежать или преследовать, то — порядочный агломерат не запинается — к кому примкнуть?
— К преследователям.
Джеб потер нос.
— К преследователям, — чуть помедлив, повторил я.
Джеб почесал за ухом.
— К преследователям? — робко я.
— Разумеется, — сказал Джеб и громко шмыгнул носом.
Мы промолчали. В первые пробы моей службы у лиловых Джеб надолго зазывал меня к себе в кабинет и, отложив горящие дела, часами беседовал со мной. Обо всем на свете. Но смысл его речей был темен мне. С тех пор у меня сохранилась неловкость, которая не оставляет меня, пока я рядом с Джебом.
— Бажан, вы никогда не сомневаетесь? — наконец, нарушил молчание Джеб.
— Никогда. Сомневаться — значит, не успеть нанести удар первым.
— Я вас, вроде бы, не этому учил… Вы практически ничего из моих уроков не усвоили. Я слишком завуалировал свои мысли, я не сумел адаптировать свои взгляды для вашего уровня.
Я чувствовал, что не только не уловил хода его мыслей в прошлом, но и во время последнего разговора мало что понимал.
Да, выражение лица Брида. Казалось, что он его заготовил дома, у зеркала, и бережно приносил на службу вместе с завтраком, завернутым в фольгу.
Нести патрульную службу, когда рядом в шимане сидит твой начальник, дело утомительное. Куско и Ейча нервничают еще больше меня. Оба служат недавно. Ейча — из Аграрии, Куско — коренной агломерат, это чувствуется.
— Как думаете, до утра поймают? — говорит Куско. Бедолага обращался только к Бриду, боясь заговорить со мной в присутствии более высокого чина.
Брид угрюмо молчит. Погоня немного разогрела его, но поймали не того, кого хотели, а, главное, Брид — ежепопыточно, иногда целыми сутками ходит под дурманом и плетет галактика весть что. Ни он, ни я не вспоминаем о тех временах, когда мы с пеной у рта поносили дурманщиков, Брид с остервенением расквашивал им носы по темным углам. Теперь, впрочем, лишь часть таблеток доставляется из космоса, остальные тайно изготавливаются на планете.
Скорее всего, в Охвостье — эти подонки нуждаются во многом, поэтому им выгодно производить для обменов нечто более ходовое, чем стихи, картины. Мы и без того уж затоварились стихами, прозой, мазней, афоризмы вот только по-прежнему в дефиците.
ЗОД оберегает этих охвостовцев, а я их не жалую — бывает, целыми домами направляю на Г/А, воздух чище становится. ЗОД с ними канителится, а подпольное производство таблеток можно прихлопнуть в пару попыток. Но мы теперь заинтересованы только ограничить размах этой теневой отрасли. В ресторанах и барах уже открыто официанты приносят таблетки, платя лиловым по афоризму в неделю.
— Сейчас бы маму повидать, — сказал Куско, которому, очевидно, не терпелось поговорить. — Соскучился.
— Однова дыхнуть, — откликнулся Ейча. Когда он говорит, то захватывает верхнюю губу нижней. Неприятно.