Муж в наказание-2. Свобода любой ценой - Лена Лорен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вам повезло! У нас остался только один свободный столик. Как раз для вас, — она беспардонно хватает меня за запястье и ведёт куда-то за собой, а я понимаю, что нигде свободного столика-то и не видать. Это очередная ловушка. — Давайте я вас провожу! У нас сегодня в меню овощи на гриле. Просто пальчики оближите! Хотите? Папа вас быстро накормит!
— Нет, я не хочу, — пытаюсь вырваться, потому что она продолжает настойчиво вести меня внутрь забегаловки. — Постойте!
9. Папа накормит
На фоне начавшегося приступа паники я уже чуть было не закатываю скандал, как вдруг женщина притормаживает резко, но не у свободного столика, о котором судачила без умолку, а у той самой двери с табличкой «только для персонала».
Она своими ярко выраженными бровями поигрывает, поглядывая то на меня, то на табличку, и вид у неё такой жизнерадостный, будто за дверью меня ждёт чудо из чудес, а не Эмир.
Оглядевшись по сторонам, женщина с проницательным взором, какие бывают только у сыщиков, вглядывается в лица посетителей. Она тщательно разведывает обстановку позади меня и, только убедившись, что никому до нас нет дела, она чуть приоткрывает дверь, за которой тьма, да и только. С улыбкой от уха до уха она буквально заталкивает меня внутрь.
— Ваш столик, госпожа. Самый лучший, прошу заметить. Располагайтесь, не стесняйтесь! — торжественно произнеся, она захлопывает дверь с обратной стороны.
Оказавшись в тёмном помещении, первым делом я осматриваю пространство вокруг себя. Впереди виднеется серебряное сияние, отбрасывающее тусклые лучи из небольшого окошка, а за окном чьи-то ноги мельтешат туда-сюда, но так как забегаловка находится на цокольном этаже, света от уличных фонарей недостаточно для того, чтобы озарить даже такую крошечную комнатушку.
— Есть тут кто? — подаю я свой слабый голос, специально не произнося его имя вслух, а то мало ли что.
В ответ молчание.
Изо всех сил я напрягаю зрение, но вижу только сгустившийся мрак. Я предусмотрительно вынимаю руки из карманов плаща и наготове перед собой держу, чтобы в случае чего атаковать ими.
Из-за угла вдруг показывается устрашающая тень. Зловещие очертания стремительно увеличиваются в размерах и в результате перекрывают собой единственный источник света из окна. Тёмная фигура плавно надвигается в мою сторону, вынудив меня лопатками вжаться в дверь. Шагов не слышно, тем не менее я слишком остро реагирую на каждый приближающийся шаг: внутри меня что-то напрягается до натяжения, а потом с треском лопается.
Ощущая как, волосы на загривке шевелятся и по телу врассыпную ползут мурашки, я лихорадочно нашариваю за спиной круглую ручку, хватаюсь за неё, чтобы прокрутить и бежать отсюда как можно скорей.
Но самое страшное остаётся позади. Тяжёлая волна страха отступает, скатываясь по телу вниз, стоит знакомым рукам накрыть мои плечи и окутать своим успокаивающим теплом.
Я ведь знала, что тут может быть только он, но в последнее время я перестала верить даже железобетонной правде. Я так часто попадала в различного рода передряги, что теперь от всего жду неприятности, даже от самой себя.
Легонько приобняв меня за талию, Эмир на мгновение включает слабый свет в захламлённом помещении. Только лишь для того, чтобы я удостоверилась в своей безопасности. Он вновь прикладывает палец к губам и, дождавшись от меня кивка, нажимает на выключатель, окутывая помещение темнотой.
Зрение постепенно привыкает к полутьме. Эмир по-прежнему не произносит ни единого слова, но не скажу, что в коморке слишком тихо. За дверью царит атмосфера праздника и безудержного веселья: лязганье бокалов, завывание песен и всеобщее улюлюканье разбавляет только отяжелевшее дыхание Эмира, опаляющее кожу лица, и бешеный ритм моего сердца, подстраивающийся то ли под мелодичную трель свирели, то ли под его дыхание.
К своему стыду, это реакция не на пережитый страх, а на волнующую близость Эмира. Разум, как и сердце помнят ту боль, они живут с ней по сей день, но телу моему совершенно плевать, что когда-то его предали. Тело моё больше не чувствует душевных терзаний. Оно имеет другую память, но такую же долговременную.
Его близость становится слишком тесной в буквальном смысле, а телесный контакт — самым что ни на есть прямым, и за неимением зрительного прикосновения кажутся куда более осязаемыми.
Сначала Эмир не напирает. Он поочерёдно проверяет мои карманы, а я безропотно позволяю. Следом он заводит руки за спину и обшаривает каждый миллиметр моего тела. Не найдя ничего такого, что могло бы вызвать у него подозрения, он дотрагивается до моих ушей, с осторожной нежностью ощупывает мочки, пальцами обводит раковины, но и тут не находит никаких украшений. С ушей он плавно спускается на шею, обнимает её пальцами, касания становятся навязчивыми. Кажется, Эмир слегка забывается: он невесомо очерчивает линию выпирающих ключиц, учащая мой и без того лихорадочный пульс и плавя последние клетки мозга.
Эмир крадёт у меня дыхание, когда рука его наглым образом пробирается в скромный вырез на груди. Разум вмиг остужается, он посылает сигнал бедствия моему предательскому телу, ругает меня за такую непростительную опрометчивость. Тогда я слышу металлическое лязганье. Это бренчит медальон о цепочку. Эмир смыкает пальцы на дорогущем металле. Он одним рывком срывает с моей шеи тонкую удавку, о которой я совсем забыла, а следом я слышу, как по полу рассыпаются некоторые звенья от неё.
Дыхание тут же возвращается ко мне, и ощущение неловкости появляется. Оно теперь витает в воздухе, коромыслом нависая надо мной.
С отвисшей челюстью, я наблюдаю за тем, как Эмир протискивается между мной и стеной, слегка приоткрывает дверь. В узкую щель он просовывает цепочку той самой «маме», что провожала меня. Он что-то шепчет ей, а та в ответ понимающе кивает, после чего Эмир возвращается в коморку и тотчас сокрушает меня своими крепкими объятиями.
Он прижимает меня к себе так, словно я стала его спасительным глотком воздуха, но тем не менее ему всё равно не удаётся надышаться мною. Он прижимает меня к своей груди неистово, словно объятиями можно исправить что-то непоправимое, будто они имеют целебное свойство.
Эмир неустанно нашёптывает моё имя, перепутав его с молитвой о прощении грехов своих. Он губами касается изгиба моей шеи, щекочет кожу своим дыханием. Ладони его забираются под мой плащ, они уже во всю гуляют по спине, плавно спускаются на поясницу, талию, а затем Эмир накрывает живот. Он оглаживает его нежными прикосновениями и такими
