Время перемен - Евгений Васильевич Шалашов

мое французское пальтецо? И говорок-то? Видимо, сам не заметил, как перешел на поморский диалект. Где это я прокололся?

– А куда хаживал-то? В Брест? – спросил я, уже пожалев, что начал разговор. А не то встретится какой земляк, с которым не стоит встречаться бывшему начальнику губчека.

– Фи, Брест, – пренебрежительно ухмыльнулся дядька и горделиво добавил. – Брест – это деревня на море. Да я в Марсель восемь раз ходил, и шесть раз в Булонь. – Потом как-то сник, сплюнул. – Двадцать лет на палубе отстоял, до старпома дослужился, потом айсеи, твари поганые, судно угнали. Теперь вон, рыбой торгую. Кооператив у нас, видите ли. В Мурмáнске рыбу купили, в Москву везем. Позорище.

– Ну дак, что же теперь делать, не вешаться же? Времена такие, – пожал я плечами, потом тряхнул головой. – Как там Архангельск? Губисполкомом по-прежнему Попов руководит?

– Он самый. Михаил Артемович еще осенью велел кооперативы организовывать. В Архангельске рыбу только с баркасов ловят, на город хватает, а на продажу нет, а вот на Кольском куда девать не знают. Вот, рыбу везут из Мурмáнска в Архангельск, а мы уж потом сюда, в Москву.

– Подождите товарищ, пройдет пару лет… нет, пять лет, не меньше, снова в море выйдешь, – утешил я дядьку, хотя и не был уверен – выйдет ли он в море даже не через пять, а через десять лет? Да и возраст у него уже не тот будет, чтобы выходить.

Кивнув, собрался уходить, но услышал:

– Эй, товарищ, ты подожди. Рыбку-то возьми.

– Да говорю, взял бы, да уезжаю сегодня. Что мне с ней делать?

– Отдашь кому-нибудь, а я тебе ее бесплатно отдам. Хочешь, я щас за зубаткой сбегаю? Соленая. Ты ее с собой в дорогу возьмешь, вымочишь, как найденная будет.

– С чего вдруг? – удивился я.

– Узнал я тебя. Ты же Аксенов, бывший начальник чека?

– Н-ну? – Насторожился я, трогая локтем браунинг. Вытащить пару секунд.

– Может, ты-то меня и не помнишь, но я-то тебя хорошо помню. Ты ж нас тогда расстрелять мог, но не стал.

Вот оно как. Мог бы застрелить, а он конфетку дал. И не помнил я этого дядьку, и за что его следовало расстрелять, тоже не помнил. Вслух сказал:

– Не обижайся земляк. Спасибо тебя на добром слове, но рыбу твою, да еще бесплатно, взять не могу. То, что не расстрелял, так это не доброта моя, а работа. – Уже хотел уйти, но тут мне в голову пришла мудрая мысль. – А вот что, товарищ. Ты не можешь часа на два отлучиться? Мне бы в Архангельск подарок хорошему человеку послать. Только подарок не здесь, до него идти.

– Отлучиться? – переспросил бывший старпом. – На пару часов могу, только за Филимоном сбегаю, за напарником. Он-то отдыхает сейчас, но уж ради такого дела переживет. Подожди пару минут, я быстро. Токмо за товаром пригляди, а то разворуют.

Я даже не успел замерзнуть, как вернулся старпом вместе с Филимоном – таким же бывшим морским волком, что и мой новый знакомый. Я первый раз видел этого дядьку, даже имени его не знал, но не сомневался, что он передаст подарок Ане Спешиловой.

Уже на выходе с Сухаревки я услышал.

За Охтою, за Охтою, На Выборгской стороне Вчерашние солдаты Пели о войне. Мотался дым над трубами, Закат пылал в окне. Трансвааль, Трансвааль, страна моя, Ты вся горишь в огне.

Я потряс головой. Эту песню я хорошо знал, мне она очень нравилась когда-то, но ее здесь быть не могло. Вспомнилось даже, что-то как-то сделал стойку, услышав про Трансвааль, но там была старая песня, известная еще до Первой мировой. Но эта написана Борисом Алмазовым!

– А это кто? – удивленно спросил я.

– А это Тимоха, – пояснил бывший старпом. – Пацан тут поет, и на гитаре играет. А песни душевные. И знакомые поет, но больше таких, которых никто не слышал.

М-да, приплыли. Или же была такая песня, а Алмазов ее усовершенствовал?

Мы увидели небольшую толпу, сгрудившуюся вокруг кудрявого парня лет четырнадцати, сидевшему на ящике. Играл он классно, не по возрасту. Чтобы так лабать на гитаре, нужно потратить лет пять, а то и семь.

Допев про Трансвааль, парнишка начал тереть замерзшие руки, а потом надел варежки. Кто-то из сердобольных слушателей нахлобучил ему на голову шапку и даже предложил растереть озябшие ладошки самогоном, но парень отказался.

– Все, славяне, еще одну песню сбацаю, и хоре, – сообщил он.

Тут же появился хлыщ, похожий на давешнего щипача, с шапкой в руках. Видимо, «крыша» юного гитариста. А как же в таком месте без «покровителя»? Народ с деньгами расставаться не спешил и покровитель порыкивал:

– А чё, граждане, артист должен на морозе даром вам глотку драть? Ну-ко, не скупись, отстегни пару тысчонок, а лучше десять.

Из толпы вышел невысокий бородатый мужичок. Кинув в шапку деньги, сделал заказ:

– Тимошка, чё ты гнустноту-то развел? Давай-ка лучше про журавля с корабликом! Вот, сто тыщ даю.

Подросток, скинув шапку, снял варежки, тряхнул кудрями, вдарил по струнам, а потом запел:

– Как за меня матушка все молила Бога, Все поклоны била, целовала крест, А сыночку выпала ой дальняя дорога, Хлопоты бубновые, пиковый интерес.

Заказчик, зажмурив глаза, начал подпевать, а за ним и все остальные:

– Журавль по небу летит, Корабль по морю идет, А кто меня куда влекёт по белу свету? И где награда для меня, И где засада на меня? Гуляй, солдатик, ищи ответу! Журавль по