Рецидив (СИ) - Дашкова Ольга

— Ты что, бредишь? Девочки мерещатся? Ну, значит, жить будешь.

Передо мной сидел молодой мужчина, наверно, на несколько лет старше меня. Темные волосы, внимательные глаза, спортивная куртка. Он присел на корточки, разглядывая мою побитую физиономию.

— Морозов Глеб Аркадьевич, двадцать семь лет, уволен из вооруженных сил по состоянию здоровья. Пулю словил, да? Отличник боевой и политический, как говориться, гордость спецназа, и вот так тебя Родина отблагодарила. А ты теперь что, мстишь Родине? Так ее не выбирают, как мать.

При упоминании матери стало совсем хреново, а ведь именно на эти деньги хотел выкупить квартиру родительскую, зачем только, не знаю, слишком много там сконцентрировано боли.

— Да, что-то типа того. Красивой жизни захотел.

— Не похож ты на любителя красивой жизни.

— А на кого похож?

— На дурака похож, вот на кого. Думал, не найдут, не вычислят, не отберут свое? Плохо думал, поэтому дурак.

— Что из этого? Все ровно денег хоть лопатой греби, не обеднеют.

— Робин Гуд, значит. Но ты, парнишка, не тех ребят решил ограбить.

Вздыхаю, отворачиваюсь, да вот совсем наплевать, что там дальше будет. В подвале сыро, от пола тянет холодном и каким-то могильным запахом, словно меня уже глубоко закопали и не выбраться. Так и оставят здесь, зачем им руки марать, пусть сидит, сам сдохнет чувак.

Скрип дверей, в помещение входят еще несколько человек, поднимаю голову, пытаясь их разглядеть, тот, что сидел на корточках передо мной, поднимается, кивает вошедшим.

— Мы нашли его, девочка с поста ГАИ сказала, что заблудилась, отстала от родителей, назвала имена, но только матери, она и приехала за ней, сама кинулась ее искать, в ментовку названивать. Ее отца взяли в аэропорту, через сутки, почти с самолета сняли.

Я тогда не мог понять, о ком говорят эти люди, не было произнесено ни одного имени. Но вот про девочку понял, хорошо, что с ней все хорошо. Странно спустя столько лет знать, как сложилась ее судьба и, может, я тому виной, что она сложилась именно так.

Глава 19 Агата

Агата

— Нет, Илья, ты ведь не сделаешь этого.

— Почему?

Да и правда, почему? Почему этот обдолбанный целыми сутками ублюдок не может отдать меня, как кусок мяса, Ковалю и его ребятам? Кто я ему? Кусок мяса — вот кто.

Пытаюсь высвободиться из его рук, но он снова тянет на себя за вырез. И почему на мне так мало одежды? И почему я не послушала Глеба и не осталась сидеть дома? Упираюсь ему в грудь, почти не чувствую боль от удара по лицу, смотрю в глаза мужчины, а там совсем ничего. Пустота и нездоровый блеск, они у него словно стеклянные. Искаженное лицо, я первый раз вижу его таким с собой.

Меня вновь начинает накрывать нарастающая изнутри истерика, движения становятся более хаотичными, отбиваюсь, пытаюсь его пнуть. Несколько раз это удается, Шакал рычит, еще один замах, тяжелые ботинки, в которых я танцую, попадают прямо в его пах, он сгибается пополам, выпуская меня, хватается за свои яйца.

— Сука, тварь, бляяяяяя……

Бегу в сторону двери, но Коваль легко хватает меня, приподнимая за талию, держит на весу.

— Куда собралась, крошка? Не терпится обслужить моих ребят? Так у тебя вся ночь впереди, много ночей впереди. Сейчас Шакал с тобой наиграется, и ты наша.

— Пошел ты на хуй, тварь. Отпусти меня! Отпусти, я сказала! Сам будешь отсасывать у своей охраны!

Это, конечно, я зря, прекрасно понимаю, что зря, что мои выпады и оскорбления ничего не дадут, не помогут мне, а только ухудшат положение. Но скулить, пресмыкаться, покорно падать на спину, раздвигая ноги, я не намерена. Пусть я здесь сдохну, но никто не тронет меня больше пальцем и не сунет в меня своей член без моего согласия.

Вырываюсь, но эта скотина, словно непрошибаемый, скалится, как придурок. Ему плевать на мои оскорбления, словно он знает весь расклад, что и как со мной будет. Отталкивает меня, выпуская из рук, лечу на пол, больно ударяясь бедром. Отползаю в сторону, но Шакал уже отошел от моего удара по яйцам, хватает за волосы, тащит по полу, перебираю ногами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Нет, девочка моя, я еще с тобой не закончил. Я не отдам тебя никому. Ты будешь моей самой любимой куклой. А будешь сопротивляться — я тебя посажу на иглу, на самый мерзкий и действенный герыч. Будешь только за дозу ползать у моих ног.

Внутри все холодеет, вот это реально страшно. Я видела, как ломка начиналась всего через пару часов после приема дозы, как человек становился животным, ему надо еще и больше, он на все готов лишь бы получить то, что ему необходимо. Во мне сейчас такая концентрация страха и ужаса, что кажется, еще немного и остановится сердце.

И откуда в нем столько силы, ведь с виду совсем хилый. Швыряет меня на широкий диван, отбиваюсь ногами, отползаю в дальний угол. Это словно шоу какое-то, чувствую себя хреновой актрисой, не могу сообразить, что делать, не могу понять, что будет дальше.

Ведь я должна, я смогу отбиться от Шакала, это не Коваль, здоровый, как шкаф. Но мне мешает мой прошлый страх, те панические атаки с четырнадцати лет, если кто-то начинает нарушать мое пространство, начинает распускать руки и трогать меня. В старших классах я была совершенно дикая, прав Морозов, я именно такая. Спасибо отчиму, гори он в аду.

Шакал нависает надо мной, а меня словно парализует, дышать трудно, он что-то говорит, я его не слышу. Руки шарят по моему телу, плотная ткань боди, хоть с трудом, но поддается, Илья просто разрывает ее на мне, обнажая грудь. Я машу руками, спазм сдавливает горло, поворачиваю голову в сторону, Андрей так и стоит у двери, смотрит на то, как сейчас меня изнасилуют, лениво крутит телефон в руке.

Я прикрываю глаза, пытаясь выровнять дыхание, чувствую, как руки мужчины сжимают грудь, как колени разводят мои ноги. Я все еще пытаюсь собрать себя в кучу, успокоить сознание и дать отпор, но ничего не выходит.

Это все невыносимо. Слезы сами текут по щекам, от бессилия, от ужаса происходящего, но ведь как-то раньше получалось отстраниться, почему сейчас не могу?

Потому что не могу! Не могу, сука, и все! Потому что Морозов показал мне, как может быть все иначе. И вот сейчас чужие руки на моем теле, словно выворачивают меня наизнанку, вынимая душу, топчут ее в грязи. Ту мою душу, которая, мне казалось, и так вся затоптана и замарана давно.

Не хочу жить!

Не хочу!

Не хочу так!

Кусаю губы, чтобы прийти в себя, но меня снова больно ударяют ладонью по лицу, голова гудит, во рту снова кровь.

— Не смей мне тут играть в принцессу и падать в обморок! Я не хочу трахать бревно! Или ты решила мне все рассказать? Нет! Ну ничего, расскажешь потом, у нас столько времени впереди.

Я ничего не могу и не успеваю сказать, снова несильный удар слегка приводит меня в чувства, Шакал копошится на мне, так противно, опускаю глаза, вижу, как он пытается поднять упавший член, сильно дергая его в своем кулаке. Мне кажется, меня сейчас вырвет прямо на него.

— Андрей Степанович! Андрей Степанович, откройте!

В дверь кто-то ломится, Коваль, верный цепной пес, стоящий на страже интересов и удовольствия своего хозяина, все-таки открывает. В проем заглядывает парень, это наш бармен, вижу его, он испуганно оглядывается по сторонам.

— Что? Ты где должен быть? За барной стойкой, а не бегать по этому этажу. Ты что, забыл, о чем предупреждали весь персонал?

— Нет, нет, не забыл, но там, в зале, какой-то кромешный ад происходит.

— Что там может происходить?

Я, пользуясь замешательством Шакала, который, оставив свой член в покое, тоже смотрит на бармена, отползаю чуть в сторону, уже не пытаясь прикрыть себя, хочу успокоить нервы, насколько это возможно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ну, что?

— Я не знаю, с чего началось, но сначала была драка в ложе на втором этаже, а потом выстрелы. Там отдыхал тот турок, вы говорили, он наш почетный гость, ему все можно, я делал для его компании коктейли.