Ева (СИ) - Борунов Сергей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва оказавшись на свободе, мы отправили доклад командиру. А в ответ пришёл шокирующий приказ: объект устранить. Как устранить? Мы — разведгруппа, не киллеры. Да, мы попадали в передряги, нас неоднократно пытались убить, и сами мы не единожды жизнь отбирали. Но мы старались всячески этого избежать, ведь нас учили: стрельба, ранения и убийства — это признак плохо подготовленного разведчика.
Виктор сразу передал сообщение с отказом. Ни гневные ругательства, ни угрозы разжалованием и даже военным судом не смогли изменить его решения. Тогда они взялись за меня… Они промыли мне мозги. Сказки о патриотизме и обещания блестящей карьеры затуманили мой рассудок. Я решил, что исполнить приказ, вне зависимости от его моральной составляющей, — мой долг.
Виктор отказался в этом участвовать. Через полтора года, уже в звании капитана я наблюдал, как моего учителя, напарника, человека, который неоднократно спасал мне жизнь, поставили к стенке и расстреляли. Ему не было и пятидесяти. А я стоял, не в силах что-либо сделать и умирал вместе с ним, умирал в муках, вызванных угрызениями совести. И я знал, что был выход. Если бы я отказал, наказание могло быть не столь суровым. Или мы могли остаться у того маленького гения, чьи глаза я вспоминаю всякий раз, когда в руке оказывается рукоятка пистолета.
Он стоял передо мной, спокойный, смелый, умный. А я весь трясся от страха. Я убивал раньше, но только защищая свою жизнь. Я знал, что по-другому нельзя: либо ты, либо тебя. Но я никогда не делал этого столь хладнокровно.
Мы стояли друг напротив друга. Он без страха смотрел мне в глаза. У меня руки тряслись так, что я вполне мог промахнуться с трёх метров. Это приказ, я просто выполняю приказ. Я, как мог, пытался себя успокоить. И парень, этот удивительный парень! Он сказал, что не боится умереть, и что, если мне нужно, я могу выстрелить и не мучить себя. Парадокс, но, если б он молил о пощаде, мне было бы проще спустить курок.
Двадцать лет прошло. А я всё помню, как вчера. Никогда не смогу нормально жить со всем этим.
После продолжительной паузы Михей не спеша глотнул бурбона. Вениамин задумчиво смотрел в одну точку. У прибежавшего на выстрелы Тараса Петровича скривило досадой лицо, он покрутил в руках стакан и спросил:
— Ты видел его, да? Перед тобой только что словно стоял не Вениамин, а тот самый парень? Ты поэтому всю обойму пустил «в молоко»?
Михей безмолвно утвердительно покачал головой. А Петрович продолжил:
— Они используют самые яркие воспоминания, которые глубоким рубцом лежат на наших сердцах. Мы, конечно, незваные гости, но и они не гуманны, если смеют ворошить болезненное прошлое, в попытках манипулировать нами!
— Опять ты за своё, — сердито буркнул капитан. — Просто представь, что лет сто назад, кто-либо прилетел бы на Землю. И начал бы бесцеремонно её «изучать», рубить, бурить, жечь. Едва ли они смогли бы унести ноги восвояси подобру-поздорову. Так что заканчивай со своими требованиями к местным жителям быть гостеприимнее к нам.
— Михей прав, — неожиданно прервал молчание Вениамин. — Мне словно глаза раскрыли. Я будто со стороны увидел, чтό мы творили под моим руководством.
— И друг друга чуть не поубивали, — добавил старик.
— Это в прошлом, на этот раз окончательно. — Вениамин поднялся, налил всем троим виски и, повернувшись лицом к стене, усеянной свежими огнестрельными ранами, продолжил:
— Вы все видели страшные вещи. Шокирующие сознание. Хуже всего для меня то, что все здесь видели давно умерших людей. Ведь там, в этой проклятой чаще, я видел собственную мать, болтающуюся в петле на ветке! С высунутым языком и синими пятнами на теле, покрытую отвратительными язвами. Голос её, шипяще-булькающий, потряс меня, пожалуй, сильнее, чем её вид. Она смотрела на меня, дёргалась в агонии и хрипела: «ЭТО ТЫ ВИНОВАТ!», «ДУШЕГУБ», и всё в таком духе. Я, честно, думал, что прямо там концы отдам от страха. А сейчас, когда это вспоминаю, волосы дыбом встают и дрожь по всему телу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Что с Земли говорят? — сказал Петрович.
— Молчат. Не хотят тратить свое драгоценное время на то, чтобы сделать пару звонков. Скоты!
— Так, значит, возвращаемся? — придя в себя, спросил Михей.
— Да, только с сутками, я, пожалуй, погорячился. Вылетаем через неделю на рассвете.
— Вот и ладно! — воскликнул старик, приободрившись от этого решения начальника. — Успеем кое-что доде…
— Тарас Петрович, я вас прошу! Можно без ваших выходок?! — резко прервал его Вениамин. Виски однозначно придавал ему уверенности в себе. — Давайте спокойно подготовим станцию к полёту и вернёмся домой.
— С пустыми руками?
— Да. Мне плевать. Лучше в тюрьме, чем здесь.
— Постой, постой! — прервал его Михей. — Ты ведь госслужащий. Вылет домой без одобрения начальства, да ещё и без отчёта. Вениамин, я боюсь, что тебя поставят к стенке. Сейчас никто церемониться не будет. Ты же помнишь, что они спасают собственные задницы?
Вениамин побелел. Он и правда не учёл, что успех этой экспедиции не просто важен, а жизненно необходим. Самовольное возвращение, порожняком, без толкового отчёта и подготовленной базы для дельнейшего переселения, воспримут как наплевательское отношение к жизни людей Земли. Поставить себя и горстку отчаянных смельчаков выше целой цивилизации? Нет, такое ему не простят.
— Да и нас рядом поставят, — добавил Петрович, который раньше, похоже, также не понимал всей безысходности ситуации.
— Без меня станция не взлетит. Приземлюсь где-нибудь в тайге и дам дёру! Да, меня найдут, но у меня будет время увидеться с матерью, а потом пустить себе пулю в лоб…
— Послушай, у нас есть неделя, если большинство примет решение, не улетать, то, быть может, лучше остаться? — предложил Михей.
— То-то они бросились всё собирать! Не захотят они, как же! Они как услышали приказ, ополоумели все. Тащат в багаж что ни попадя, и что перед стартом для экономии энергии мы выбросим.
— Это уже моя проблема. Я попытаюсь их переубедить, в конце концов, аргумент Петровича, что мы станем рядом к стенке — весьма убедительный. Главное, чтобы ты справился с эмоциями.
— Неделя, а дальше действуем по ситуации, — подытожил Вениамин.
Петрович витал в своих мыслях, и, когда Михей окликнул его в дверях кабинета начальника, он вздрогнул, возвращаясь к реальности. Капитан сразу это заметил, и, едва они вышли на улицу, спросил:
— Ну и что ты задумал?
— Ну ты же знаешь, что я не собираюсь никуда лететь? — ответил Тарас Петрович. — И тот факт, что через неделю тут, скорее всего, никого не будет, развязывает мне руки.
— Ты о чём?
— Да много о чём. О том дереве, о том утёсе, о светящихся ямах. Если раньше меня останавливал риск навлечь на вас беду, то теперь его нет.
— Почему ты обрадовался неделе? Если ты не собираешься улетать, то можешь сколько угодно изучать понравившиеся тебе дыры. Тебя торопить никто уже не будет, кроме смерти, которую ты в последнее время всё активнее ищешь.
— Мне нужна помощь, я слишком стар и не смогу один забраться на утёс. Уверен, мы обнаружим много чего интересного! Я могу на тебя рассчитывать? — старик умоляюще посмотрел на товарища.
— Ты что, действительно не полетишь? — перевёл тему Михей, явно расстроенный.
— А зачем? Что и кто меня ждёт на Земле? Жизнь в темноте, подсчёт копеек и компания мучительных воспоминаний? Спасибо. Мне здесь гораздо интересней.
— Хорошо, я тебе помогу.
— Спасибо! — просиял старик.
***
«Друзья, наша экспедиция носила спасательный характер. Найти новый дом, новое топливо, возможно, новые технологии. Наш полёт был чистым авантюризмом. Благородным риском. Если угодно, билетом в один конец. Так мы считали, садясь в кресло и отправляясь навстречу неизведанному. Но мир выглядит иначе, перед лицом опасности, тем более столь неизведанной. Мы вдруг решили, что спасать надо свою жизнь, забыв о жизнях миллиардов людей на Земле. Это страх, и он вполне понятен, но я призываю вас к хладнокровию. Отбросьте эмоции, представьте, кем мы вернёмся домой? Трусами, которые всё бросили ради спасения своей жизни… И, даже если нас не поставят за предательство к стенке, сможете ли вы с этим жить? В темноте, в бедности, с тяжёлым укором совести на плечах. Я не смею Вас ни о чём просить, но всё же искренне взываю к вашей храбрости и ответственности. Трудно терпеть невзгоды и трудности, если не знаешь, когда они кончатся. Но я предлагаю вам конкретные сроки. Неделя. Неделя на то, чтобы не вернуться с пустыми руками. Ищите, исследуйте, а, главное, не бойтесь. Зато через неделю вы героями отправитесь в свои семьи!»