Дорогое аббатство - Терри Биссон

— Официальное название системы — РВР, что означает… — И «складка» произнесла слова на каком-то совершенно непонятном Коулу диалекте, а так как у «складки» своей «складки» не было, то слова так и остались нерасшифрованными.

Амаду забрал из школы дочку и ее подругу. Школа располагалась в невысоком здании, встроенном в скалу прямо у небольшого морского залива. Им навстречу выбежали две маленькие девочки семи лет в ярких платьицах и ботинках, которые с каждым шагом меняли цвет.

Если вам интересно узнать, что думали эти маленькие девочки о пришельцах из далекого прошлого, то можете быть уверены — абсолютно ничего. Коул и Ли были для них просто двумя новыми взрослыми, которые, подобно деревьям, маячили где-то на горизонте их юных жизней. Девочки прыгали и щебетали, бегали и кружились, играя друг с другом и не обращая никакого внимания на взрослых, в том числе и на Амаду. Коула интересовала глобальная система коммуникации, РВР.

— РВР все запоминает, — продолжал Амаду. — Предположим, вы хотите выйти на того флейтиста, с которым повстречались во время музыкального фестиваля в Норвегии четыре года тому назад…

— Ага, значит, у вас все еще есть страны и нации, — прервал его Коул.

— Да, конечно, — ответил Амаду. — Это матрицы языковых групп и культур. Без наций откуда взялись бы музыка и искусство? Сначала семья, потом племя, а затем и нация. Мы тщательно храним это. Люди существа социальные, а общество состоит из разных личностей. Просто мы переросли конфликты, которые раньше возникали между различными племенами и нациями. У нас не было выбора: либо перерасти их, либо умереть.

— Так что там насчет парня из Норвегии…

— А кто сказал, что это был парень? — Амаду рассмеялся. — Но РВР запоминает все подобные встречи и выдаст вам имя, адрес и даже сообщит, хочет ли человек встречаться с вами или нет.

— А если я ни с кем не хочу видеться? — спросил Коул.

— Об этом тоже позаботится РВР, — ответил Амаду. — Насчет идей у РВР бывают просчеты, но с чувствами он ошибок не допускает. Потому что РВР сам все чувствует. Дотроньтесь до него, вот так. — И Амаду поднял руку и приставил ее к уху, как человек, который внимательно к чему-то прислушивается.

Коул повторил его жесты.

— Видите?

Видите? Коул чувствовал. Такое теплое, потрясающее ощущение — от самых кончиков пальцев, по всей руке, через сердце и голову вниз, к пальцам ног. Как первая струя табачного дыма после долгого воздержания; Коул даже покраснел.

— Это РВР, — сказал Амаду.

— Но РВР меня даже не знает! — воскликнул Коул.

— Уже знает. РВР знает нас, людей. Знает всю нашу историю на протяжении миллиона лет. И любит нас. Всех нас. — Дальше РВР вместе с Амаду объяснили, что РВР — это ответ на потребность людей в теплоте, участии и дружбе. РВР даже разделял разочарование относительно того, что АРД, другое разумное существо Вселенной, абсолютно не заинтересована в людях, которые одновременно были и ее создателями, и ее же творениями.

— РВР любит нас, — продолжал Амаду. — Что доставляет боль нам, причиняет боль и ему. АРД холодна. Мы все любим АРД, но она нас не любит. А от этого становится больно.

— А этот РВР любит? — спросил Ли. — Любит вас? Любит нас?

— Попробуй, Ли, — предложил Коул. — Ты сам увидишь.

Ли попробовал и «увидел». Он закрыл глаза, поднял руку и лишь произнес:

— Боже мой!

День тянулся долго и медленно; постепенно становилось понятно, что Амаду просто убивает время, развлекает своих гостей, пока не настанет время провожать их. В отличие от «модернистов» в Париже, живших почти за сто тысяч лет до него (неужели их всех так давно нет в живых? Оn sont les neiges?[29]), Амаду почти не интересовали Ли с Коулом или их время. «Может быть, человечество просто уже не волнует его прошлое и оно живет только будущим?» — подумал Коул.

И это очень встревожило его.

— Нам пора возвращаться, — сказал он Ли. — Не надо так далеко отходить от планера. Нам надо вернуться до десяти.

— Мы ничего не можем сделать, пока не замигает курсор, — сказал Ли и показал на мини-компьютер. — А пока давай радоваться жизни, радоваться завтрашнему дню сегодня.

«Радоваться завтрашнему дню сегодня». Ли надо сочинять афоризмы. Самое смешное, что сказал он правду: они имеют возможность радоваться завтрашнему дню. Время здесь было таким же свободным, как и одежды людей. Человечество, видимо, оставило свою навязчивую привычку делить день, час и минуты на еще более мелкие доли; день начинался с утра, постепенно переходил в полдень, потом в вечер. Дни, недели и месяцы сохранились, их сменой управляли солнечные и лунные ритмы.

Ли с интересом узнал, что день удлинился по сравнению с прошлым примерно на целую минуту. РВР помогал ему с вычислениями. Наверное, предположил Коул, все дело в неспешности ритма жизни в Бахии.

— А как насчет болезней? — спросил Ли. — Или бактерии исчезли?

— Нанодоктора, — ответил РВР. — Люди умирают либо в результате несчастных случаев, либо от старости.

— В каком возрасте?

— Девяносто-сто лет.

Они подошли к морю, оставив машину на улице. Кто-то сразу ее взял. Коул пропустил вперед Ли, Амаду и скачущих девочек, а сам остановился покурить с престарелой четой, которая сидела на плоском камне и любовалась морем.

Старики поведали ему, что курение разрешалось (даже поощрялось) только с шестидесятипятилетнего возраста.

— До этого можно курить потихоньку, но больше пачки в неделю вам не продадут. Так что многие с нетерпением ждут старости. — Старикам было семьдесят три и семьдесят семь, они возвращались с похорон его предыдущей жены, которая погибла при пожаре в семидесятилетнем возрасте.

— Она умерла слишком рано, — заметила женщина, которую звали Перл (так же, как и ее маленькую собачку).

— По мне, можно было бы и раньше, — сказал мужчина. Его звали Роб. Он принялся возбужденно рассказывать историю любви и сумасшествия, но Коул извинился и ушел. Он никогда не любил стариков, разве что своих бабушку с дедушкой. А сейчас он в некотором смысле был самым старым здесь.

Нет, вторым по старшинству. Он догнал Ли, Амаду и девочек у спуска к морю. Море за сотню тысяч лет нисколько не изменилось. Наверное, оно было точно таким же и миллионы, и сотни миллионов лет назад. Такой же маленький запах смерти. На волнах качались парусники. Далеко, у самого горизонта, Коул заметил большой корабль с белыми парусами; когда он снова взглянул в том направлении, корабля уже не было.

Коул дернул Ли. Но никаких сигналов не было, курсор не мигал.

Небо сияло чистой голубизной. В городе, простиравшемся сзади, деревьев было гораздо больше, чем домов. Коул спросил о других городах планеты. Больше всего Амаду нравились Каир, Париж и Пекин. Они с женой бывали во всех этих городах. Его предыдущая жена жила в Гонконге, которого он не любил. Слишком высокие здания, слишком много людей.