Seven Crashes - Harold James

моделей - иногда французских, иногда немецких - в то время как Цинский Китай, казалось, был одержим подражанием Британии. В других местах слабым в военном отношении странам просто навязывали иностранные институты и иностранное "обучение" по образцу китайской морской таможенной службы, созданной западными консулами в Шанхае в 1854 году после поражения восстания тайпинов, или оттоманской налоговой и таможенной администрации, которую Великобритания, Франция и другие кредиторы навязали в 1881 году.

Таким образом, одновременно существовало несколько причин для волнения. Комментаторам и критикам было легко сосредоточиться только на одной из них, и иногда аналитики приводят длинные списки многочисленных причин, вызвавших оживление: железная дорога, пароходство, закон, компетентная государственная служба, золотой стандарт, дух эпохи, национальная воля. Прусско-германская дискуссия часто фокусировалась на изменениях в законодательстве о компаниях в 1870 году, которые отменили требование государственного разрешения на создание компании и применялись на территории Северогерманской конфедерации (а затем после 1871 года - новой Германской империи). Как и британский Закон об акционерных обществах 1844 года, эти изменения вызвали поток зачастую весьма спекулятивных учредительств компаний. В связи с переходом на золотой стандарт, который сопровождал объединение Германии, возникла общая международная эйфория с обещанием новой стабильности, которая усилилась после выплаты французских репараций после франко-прусской войны в серебре.

Эйфория породила повышенную неопределенность в отношении денег. Всеобщий переход на золото помог снизить мировую цену на серебро, а когда это произошло, ни одна страна не хотела оставаться на серебряном стандарте или в биметаллической системе. Поскольку объем производства золота в мире сокращался, современникам было легко рассматривать торговый шок в первую очередь с точки зрения конкретной денежной проблемы, и с конца 1870-х годов многие комментаторы полагали, что ремонетизация серебра могла бы сделать трюк и вывести мировой уровень цен из дефляции в благотворную и стимулирующую инфляцию. Дебаты о дефляции и стагнации нашли отклик в двадцать первом веке, и жалобы на дефляцию тогда - как и сейчас - скрывали степень, в которой технический прогресс и расширение географии производства производили больше, а значит, и больше дешевых товаров.

Казалось, что взаимосвязанному миру нужна единая денежная система. Вершиной движения девятнадцатого века к мировым деньгам стала Международная валютная конференция, созванная Наполеоном III в 1867 году. Она представляла собой продолжение принципа, на основе которого уже был создан Латинский валютный союз между Францией, Бельгией, Италией и Швейцарией. Международная статистическая конференция 1863 года в Берлине уже предложила определить американский доллар как эквивалент 5 французских франков, а британский фунт - 5 долларов или 25 франков. Такое переопределение означало бы лишь относительно небольшие изменения в металлическом эквиваленте американской и британской валют (фунт стерлингов имел номинал 25,22 франка). Было бы относительно легко изменить вес монет так, чтобы создать арифметически аккуратные эквиваленты. Новая золотая монета содержала бы 112,008 грана золота, а существующий британский суверен - 113,001. Таким образом, Британии пришлось бы провести небольшую девальвацию, чтобы британская чеканка вписалась в новую систему.

Привлекательность единой мировой валюты заключается в том, что она делает возможным простое мгновенное сравнение цен в любой момент времени. Уже в 1848 году Джон Стюарт Милль в "Принципах политической экономии" вскользь заметил, что только политические препятствия стоят на пути неизбежной мировой денежной унификации ("давайте предположим, что все страны имеют одинаковую валюту, как в ходе политического совершенствования они однажды будут иметь"). Уолтер Бейджот и его влиятельное периодическое издание "Экономист" энергично выступали за то, что казалось решением, основанным на здравом смысле: «Коммерция везде одинакова: покупка и продажа, кредитование и заимствование одинаковы во всем мире, и все вопросы, касающиеся их, также должны быть одинаковыми». Этот очевидный призыв был принят всеми светилами того времени. В 1866 году Комитет по чеканке монет Конгресса США выразил именно это настроение, заключив, что «единственным интересом любой нации, который может пострадать от установления единообразия, является интерес менял - интерес, который мало способствует общественному благосостоянию».

Международная валютная конференция 1867 года предложила 25-франковую золотую монету в качестве основы для новой мировой валюты. В Великобритании в отчете Королевской комиссии по международной чеканке монет большинство свидетелей поддержали валютную реформу. Стэнли Джевонс, который не соглашался с Миллем практически во всем, согласился с этим и написал в 1868 году: «Я выступаю за то, чтобы мы присоединились к Монетной конвенции и ассимилировали совн [суверен] и 25-франковую монету, потому что я думаю, что совн тогда станет главной монетой и средством обмена во всем мире. Мне кажется, что золото должно быть принято в качестве будущих денег повсюду, и это теперь признано Международной конвенцией».

Золото действительно стало мировой валютой де-факто, хотя национальные денежные системы не были заменены. И это сразу же стало предметом споров. Историк экономики Марк Фландро убедительно объясняет этот сдвиг с точки зрения нарушения координации, когда Франция в отместку Германии приостановила чеканку серебряных монет и в то же время стремилась защитить биметаллизм как внутренний режим. Швейцарский эксперт Карл Феер-Герцог объяснил в 1871 году: "В Германии два миллиарда ждут, когда их переведут в золото. Государство, которое первым проведет демонетизацию, сделает это с небольшими затратами, тогда как то, которое медлит и ждет, возьмет на себя все потери от предыдущих демонетизаций и заплатит за всех остальных". Немецкие экономисты прекрасно поняли... что их страна выиграет, приняв оперативные меры. Банк Франции был обеспокоен тем, что у него хранится большое количество серебряных монет, которые могут обесцениться в цене, и что население, обеспокоенное падением цен на серебро, побежит в банк. В этот момент казалось логичным сократить или приостановить операции по чеканке серебряных монет. Таким образом, ответ Франции положил начало новой международной валютной системе, в которой роль серебра в денежном обращении снизилась. Советник Наполеона III Мишель Шевалье отмечал, что для государств дестабилизирующим является переход (де-юре или де-факто) на стандарт "в тот самый момент, когда он обесценивается и начинает движение обесценивания". Экономический историк Джулио Галларотти излагает логику в терминах монетарной "цепной банды", которая заставляет все страны двигаться в одном направлении, хотя Соединенные Штаты, вернувшиеся к золоту в результате того, что позже стало известно как "преступление 73-го года", руководствовались не столько этими соображениями, сколько перспективой резкого роста производства серебра на невадском месторождении Комсток и вероятным снижением цен на серебро.

Ключевой особенностью мира после 1873 года было сосуществование значительного снижения цен с отсутствием действительно существенного сокращения производства. В США после Гражданской войны наступил длительный период понижательной корректировки цен, повторивший европейский процесс дефляции после 1815 года и окончания наполеоновских войн. Рецессия в США, последовавшая за финансовым кризисом 1873