Джон Кипящий Котелок - Макс Брэнд

Для достоверности я трижды в день выпивал рюмочку шерри, а потом еще и жевал клевер, как бы отбивая перегар.

Ужасно дешевые трюки! Они были бы просто отвратительными, если бы их частично не оправдывала смертельная опасность, которой я при этом подвергался. Риска хватало. Какой-нибудь недоверчивый зевака, приехавший из дальних краев ради этого представления, мог однажды вовремя сцапать Сэма за руку и выхватить из нее ту бутылку, из которой я пил на самом деле. Ох и дорого же пришлось бы мне заплатить! Уж я бы нахлебался славы, когда всему миру стало бы известно, что никакой я не герой, а просто жалкий плут! Потому довольно скоро я научился изображать уязвленную гордость, когда кто-то изъявлял желание отведать моего виски. И все это повторялось изо дня в день.

Вам интересно, что я делал в оставшееся время? Без конца обходил помещения салуна и казино и каждый вечер сидел на веранде отеля, дыша свежим воздухом. Я садился в одно и то же кресло в один и тот же час, пока однажды мое место не занял по ошибке какой-то молодой человек, в результате чего получил пулю в грудь.

Разумеется, пуля предназначалась мне. К счастью, юнец остался жив, а я перестал быть таким пунктуальным. С той поры все делал не по расписанию, а как Бог на душу положит.

Но конечно же я бы не продержался и недели, если бы не Доктор с его бесценными советами. Он всегда чувствовал момент для того или иного действия и шептал мне подсказку так, что никто, кроме меня, не слышал. У старого хрыча была редкостная память на имена, и он целый день ходил за мной по пятам, повторяя по многу раз, как кого зовут.

Удивительная вещь — человеческое имя. Кажется, это сказал один поэт: как розу ни назови, она не будет пахнуть по-другому. Не помню в точности. Но только люди — не розы. Назови Смита Джонсом, и сразу нарвешься на грубость. А когда я называл по имени малознакомых людей, им было чертовски приятно. Я прохаживался по салуну с суровым видом, но как только Доктор дергал меня за рукав, мое лицо вдруг светлело и я обращался к указанной личности по имени. Старик выбирал для этого самых опасных головорезов, чтобы таких людей я имел на своей стороне.

Скоро моя популярность стала просто немыслимой, хотя, как это ни смешно, приобрел я ее, в сущности, благодаря уникальной памяти никудышного старикашки да ловкости рук чернокожего проходимца-бармена.

Но если на то пошло, я слышал про одного политикана, который, будучи слепым, сделал головокружительную карьеру благодаря именно тому, что хорошо запоминал имена и голоса. Он мог вспомнить голос, прозвучавший всего один раз лет десять назад. Людям крайне льстило, что слепой их запомнил, ради него они были готовы на все, могли избрать в своем штате решительно на любой пост. Слепец в губернаторы не метил лишь потому, что делал гораздо больше денег и на своем месте.

Итак, я рассказал вам и про то, как стал управляющим у Грешама, и про то, почему при мне его заведения стали еще более доходными, чем в то время, когда он сам вел дела, а между тем у вас могло создаться впечатление, будто бы я забыл про главную нить моего рассказа, которая тянется с того места, как по дороге в Эмити мне встретился старатель и произнес слова, заставившие меня на миг оторвать взгляд от горных склонов, покрытых цветочным полотном в мягких пастельных тонах.

Но нет! Об этом я не забыл, и вскоре вы увидите, как сплелись судьбы Грешама, Доктора, Сэма, Тома Кеньона, Красного Коршуна, Дженни Лэнгхорн и вашего покорного слуги. А по ходу повествования вам станет ясно, что многое из описанного не случилось бы, если бы не репутация, которую я заработал по приезде в Эмити. Здравомыслящему человеку она показалась бы странной, но более подходящей на Западе нельзя было и желать.

И здесь я должен представить вам еще одно действующее лицо — заключенного по имени Дэн Джунипер, которого поймал и привез в Эмити Том Кеньон. Суд признал Джунипера виновным во всех смертных грехах, и тот ожидал прибытия специального дилижанса, который должен был увезти его в главную тюрьму штата, где его собирались повесить.

Так вот, с этим самым Джунипером пересекся и я, когда в одно прекрасное утро тюремный страж издал крик, который услышала половина городка, и указал собравшейся толпе на то место в стене, где снаружи была разобрана кладка. Опоздай он на пять минут, и уже не застал бы узника в камере.

Было решено удвоить охрану, а для надежности прибавить к ней человека, отличающегося как храбростью, так и здравым смыслом. Грешам был в отъезде, так что выбор остановился на его заместителе, то бишь на мне.

Три судебных исполнителя едва не валялись у меня в ногах, умоляя лично возглавить караул, приставленный к этому отчаянному негодяю. Все надеялись на его чистосердечное признание, а сказать он мог достаточно и о Красном Коршуне, и о других членах шайки, однако ясно было, что не заговорит до самой казни, настолько был твердо уверен, что Красный Коршун спасет его от петли. Я же должен был приберечь негодяя для Правосудия, и на такое прощение не мог не откликнуться с готовностью.

Глава 13

ПОИМКА ДЭНА ДЖУНИПЕРА

Итак, впервые я увидел Джунипера в тюремной камере. Это был долговязый, довольно худой паренек лет девятнадцати — двадцати. У него была черная с отливом шевелюра; длиннющая челка, когда он наклонялся, закрывала ему лицо. Сверлящие зрачки его темных глаз то и дело вспыхивали желтоватым пламенем. Лицо его было довольно красиво, разве что лоб и нижняя челюсть казались уж слишком узкими. Безвольный, почти дряблый рот постоянно кривился в презрительной усмешке. Смазливое, порочное лицо негодяя…

На нем была синяя шелковая рубаха с малиновой оторочкой. Вот все, что я помню о его наряде, — синяя рубаха, истрепавшаяся на рукавах и протертая в локтях. Воротничок был черным от грязи. Еще у него был красный галстук, морщинившийся от бесконечного завязывания и перевязывания в разных местах.

На мой взгляд, он был еще подросток, но не просто подросток, а очень испорченный, поскольку слишком много знал о жизни. Грязное тело, грязная душонка. В камере висело густое облако табачного дыма. Запах был одновременно едким и тяжелым — застарелый табачный перегар смешивался со свежим дымом цигарок. В камере было окно с форточкой, однако Дэн не сподобился открыть ее пошире. «Не хочу простужаться, — пояснял он. — Мама всегда говорила, что у меня слабые легкие и горло. Я очень боюсь сквозняков».

Представили, каков был этот Дэн Джунипер? Злой, избалованный, жестокий, гордящийся своей внешностью и успехами по части покорения женских сердец. Вдобавок он был чрезвычайно опасен. У него были ловкие руки с длинными подвижными пальцами, с такими руками он мог искусно владеть кистью — или револьвером.