Все оттенки желаний - Марина Крамер

– Отлично… руки давай. А чего кожаные-то не купите? – недовольно кивает он на настоящие милицейские наручники.

– Я не люблю.

– Я не люблю – сэнсэй! – повышает он голос.

Ну, хорошо-хорошо, я запомнила! Просто язык не поворачивается, да и трясет меня, хоть и коньяк выпила.

– Костя, ты участвуешь или снимаешь?

На Костю уже просто больно смотреть. Но он отыгрывает до победного:

– Участвую. На автоспуск поставлю, потом разберемся.

Так, стоп, дорогие ребята, а мы так не договаривались! Но мяукнуть я уже не успеваю – Джеральд поднимает меня одной рукой за наручники, которые врезаются в кожу запястий, встряхивает и опускает на колени у стены. Просовывает веревку, закрепляет и тянет к кольцу в потолке. Краем глаза я вижу Костю, он трясет плетью и смотрит на Джеральда.

– Я первый или ты?

– Смотри сам, – ухмыляется Джеральд. – Давай ты, только в полную силу не начинай…

Я никогда прежде не сталкивалась с подобным и, не будь Кости, вряд ли бы столкнулась… От шока я теряю сознание, не успев ничего ни сказать, ни сделать. В себя прихожу после того, как на голову начинает литься холодная вода. Отфыркиваюсь, сажусь, не совсем понимая, где я и кто со мной.

– Ты нормальная вообще? – грохочет Джер. – Я для чего распинался почти тридцать минут? Чтобы потом вот так вокруг тебя скакать? Я что тебе – шаман с бубном? Я этого не люблю. У меня визжат, матерятся, плачут, умоляют – но в обморок не падают.

«Ну, занеси меня в свою книжечку под номером один».

Расстегивает шорты… о, твою мать, мы так не договаривались… Поздно. Я ничего не чувствую, не вижу – кроме бледного лица Кости, который сел в кресло рядом. Я смотрю на него и чувствую, как по щекам текут слезы. Костя отворачивается.

Все… Сэнсэй доволен, дошел до конца почти – и остановился, оттолкнул меня.

– Ну, готова? Будем продолжать?

– Да, сэнсэй.

– Ты уверена?

– Да, сэнсэй.

– Костя, свяжи ей руки веревкой, а то от браслетов вон запястья красные.

Костя берет меня за руки, и я чувствую, как подрагивают его пальцы, когда он начинает обматывать запястья веревкой.

– Ты расстроен? – шепчу я тихо, чтобы не слышал отвлекшийся на что-то Джеральд.

– Я уже не уверен, что стоит продолжать. Тебе очень больно? Хочешь, прекратим?

– Нет.

– Костя, очень долго, очень долго, – произносит Джеральд недовольным тоном.

– Торопишься куда-то? – огрызается Костя, проверяя узел. – Вся ночь впереди.

– Да не хватит ее на всю ночь, не видишь, что ли?

«Меня – хватит, ты просто не знаешь»…

– Может, ляжешь? – спрашивает Джеральд, оглядывая стену с кольцами.

– Нет, сэнсэй.

– Тогда так сделаем – Костя, ты как-нибудь так встань, чтобы лицо ее видеть – начнет глаза закатывать, сразу мне говори.

Костя недоволен – подобная позиция его выключает из игры, и ему остается только камера.

– Лора… Лора, очнись, все…

– Хватит, Костя, она что-то больно часто уплывает. Я уже боюсь. Ну, ты первый или я?

Однако… Ребята, вы не сдурели ли, а? Не помню, чтобы я соглашалась… Но у меня такое состояние, что все мысли улетучиваются моментально…

– Костя, кляп дай – это ж невыносимо, как она орет… Соседи ведь вокруг, нам ментов только не хватало.

Костя злой как черт – видимо, надеялся, что я взбрыкну и откажусь от секса. Но тогда к чему все было?

– У-у-уф! На, забирай. – Джеральд отходит.

Костя отцепляет мои ноги, поворачивает карабин, и я оказываюсь лицом к нему. Он прижимается щекой к груди, забрасывает мои ноги себе за спину. Двигается медленно… так медленно, что я начинаю стонать, и даже кляп не спасает. Это продолжается еще долго – почти до утра. В полуобмороке я слышу, как Джер говорит что-то насчет «вдвоем», но Костя грубо его прерывает. В итоге я даже не понимаю уже, кто и где, что происходит… Никакого душа, ничего – спать. Втроем на кровати. Сквозь сон я чувствую, как Костя притягивает меня к себе, обнимает и бормочет в ухо:

– Я тебя люблю… ты слышишь…

Я приходила в себя дня три, наверное. Первые сутки спала, замкнувшись в темной из-за опущенных штор спальне, не ела, не вставала – спала. На телефонные звонки не отвечала, никого не хотела видеть. Никогда прежде мы с Костей не делали такого, не снимали. В первые сутки я совсем ничего не соображала, потом начали всплывать кадры – и стало так противно от себя самой, что захотелось умереть. К концу третьего дня прошло и это. Ко всему можно привыкнуть.

Казалось бы, после такого можно и с ума сойти… Но я смогла уговорить себя, что это не я, не со мной, что это просто был дурной сон, а теперь я проснулась – и все, ничего не происходило, ничего не было. Я вообще экстремалка по жизни, люблю все доводить до крайности. Со мной всегда сложно – такой характер. Костя постоянно оглядывается – не сделал ли чего-то не того, не сказал ли чего-то этакого… Ну кому это надо? А он вот терпит. А я пользуюсь.

Я помню момент, когда ему впервые предложили хороший побочный заработок. Его любовь к рисованию и фотографии нашла отклик в сердце одного местного олигарха, и тот возжелал иметь календарь с работами Кости. Поскольку моделью служу всегда я, мне тоже причиталось кое-что. Причем в весьма ощутимой сумме в твердой валюте. Однако этот деятель не знал и потому не учел одного: я категорически отказывалась иметь дело с заказчиками из местных и подняла такой крик, что Костя был не рад, что рассказал мне.

– Да я сделаю, чтобы лица не было видно! – убеждал Костя, которому не деньги даже были нужны в тот момент, а возможность реализовать себя. – Ты посмотри, сколько у нас снимков, где вообще лица нет, и это никакой роли не играет!

– Я тебе ясно сказала – только попробуй! – я шипела, как раскаленная сковорода, на которую случайно брызнули водой. – Не дай бог, я узнаю!

– Успокойся! Я же сказал – не буду, раз ты не хочешь, – раздраженно бросил Костя, и я в тот момент даже не поняла, что своей истерикой заставила его отказаться от возможного осуществления какой-то его тайной мечты.

Он вздохнул и перевел разговор на другую тему, потом велел мне переодеться в комбинезон и сесть в кресло. Сам же взялся за фотоаппарат и решил вдруг заняться крупными планами – снимать только глаза.

– Мне надо, чтобы ты плакала, – заявил он, и я фыркнула:

– Я же тебе не резиновая баба! Я не могу плакать просто потому, что тебе надо!

– Да? Я помогу… Обижаться не будешь?

Мой взгляд красноречиво объясняет гению эротической фотосъемки всю абсурдность его вопроса. В моем лексиконе слова «обида» нет, точно так же как и слова «хватит».

Костя приближается ко мне и хлестко бьет по щеке. Я поднимаю глаза – ничего, слез нет, только на щеке красное пятно. Костя недоволен: