Яромира. Украденная княжна - Виктория Богачева

из всей троицы. Рядом с ним она чувствовала себя, пожалуй, еще хуже, чем когда Щука тащил ее на веревке, словно собаку на привязи. Один его грязный вид пробирал ее до самого нутра.

Княжна старалась не смотреть на него. Искоса, потихоньку она принялась оглядывать овраг, в котором им предстояло прятаться до глубоко вечера.

Глупо было надеяться, что она сможет улизнуть, когда они заснут. Кто-то да останется нести стражу. Просто так они ее не отпустят. Слишком уж лакомым кусочком она для них стала. Слишком уж жадны были мужики до серебра.

Яромира зажала ладони коленями, чувствуя приятное покалывание камня, который ей удалось сохранить. Если извернуться, им можно и глаз выколоть, и жилу пробить. Только бы у нее хватило сил. Только бы попался удачный момент.

— Красивая ты девка, — прохрипел третий, самый молчаливый мужик. — Холеная, нежная. Не то что наши, общинные бабы.

По виску Яромиры скатилась бисеринка пота. Медленно, чудовищно медленно она повернулась и посмотрела на одного из своих похитителей. Его глаза — черные, словно угли — прожигали на ней дыру. Он облизал губы, обнажив почерневшие, гнилые зубы, и улыбнулся ей страшной улыбкой.

— И нашто мне княжеское серебро, когда такая краса рядом?..

* * *

Прошло еще четыре дня, и Яромира почти забыла, что была когда-то княжной. Что у нее была та, другая жизнь. С отцом и матерью, которые не чаяли в ней души. С младшими братьями и сестренкой. С воительницей Чеславой. С Вячко… С мягкой, теплой постелью и нарядами из тонкой, невесомой паволоки*, червлёного аксамита и багряной парчи.

Щука гнал и гнал их по лесу вперед, и все время для Яромиры слилось в одну бесконечную серую хмарь.

Они шли ночами, и отдыхали днем, но она боялась спать. Она лишь дремала — прерывисто, чутко. И всякий раз ей мерещились ледяные руки, больше похожие на клешни. От них шел болотистый, гнилой запах, и у нее сердце перестало биться, когда они ее касались. С судорожным вдохом княжна просыпалась в низине очередного оврага, глубоко в лесу, в окружении кустов и шишек. Оглядывалась по сторонам и замечала на себе липкий взгляд третьего мужика. Недавно она узнала его имя. Блуд.

В первый день она думала, что Щука хочет уйти подальше вглубь леса, а оттуда как-то отправить весть ее отцу. Ведь они хотели получить за княжну богатый выкуп. Но минуло уже немало времени, а еще ни разу они на набрели на какое-либо поселение. Даже на дорогу не вышли! Но Щука упрямо пробирался сквозь кусты и колючки, и Яромира уже начала сомневаться в собственной памяти и слухе. Она ведь слышала их разговоры. Их ссору с воеводой Видогостом.

Княжну они умыкнули ради выкупа. Так отчего же зашли так далеко?..

Усталость и голод туманили Яромире разум, и мыслить четко она не могла. Но на третий раз, как встало солнце, и они схоронились в пушистом ельнике на дневной отдых, она все же догадалась.

Догадалась о том, о чем — пока — молчали и Рысь, и Блуд.

Щука заблудился в лесу.

У их скитаний и блужданий могло быть лишь такое объяснение. И теперь ей оставалось ждать, пока двое других догадаются о том, что она уже поняла.

Она толком не знала, откуда были мужчины, которые сперва сторожили, а после похитили ее. Как воевода Видогост с ними сошелся. Знала лишь, что жили они на ладожских землях. Может, где-то поблизости от терема. Пахали землю, собирали урожай… Немудрено, что, оказавшись в огромном, густом лесу Щука заблудился. Не был он ни бортником, ни охотником, и потому не знал особых знаков, которые указывали бы, в какой стороне встает солнце, куда следует идти, чтобы попасть к ладожскому терему.

Они плутали в самой гуще, и, быть может, ходили кругами, никуда особо не продвигаясь. Яромира не знала. Для нее все деревья выглядели одинаково — как и для Щуки.

Буря грянула к концу пятого дня.

Поднявшийся ветер нагнал на небо тучи, и солнце скрылось раньше обычного. На лес опустились ночные сумерки, и Щука разбудил свой отряд: пора уходить. Пока Яромира пыталась умыть набранной в ручье водой лицо и хоть немного оттереть с него грязь и пот, мужчины зацепились словами.

— … я сказал — туда! — донесся до нее разгоряченный голос Щуки, и она насторожилась.

Отложила в сторону плошку с водой и подняла голову: втроем они стояли наверху оврага, оглядываясь по сторонам.

— Мы оттудова пришли! — зло огрызнулся Блуд. — Я нарочно там дерево поломанное приметил…

— Врешь! Врешь, собака!

Невольно Яромира нащупала тот самый камень, который хранила с первого дня, когда наткнулась на нее в лесу. Ей больше не связывали руки: веревка обхватывала ее за пояс, и двигаться княжна стала гораздо свободнее.

— Да ты белены обожрался! — взревел Щука и, не сдержавшись, изо всей силы толкнул Блуда двумя руками в грудь.

Тот пошатнулся, а между ними тотчас поспешил вклиниться Рысь. Он примирительно выставил раскрытые ладони по обе стороны от себя.

— Эй, эй, не годится это! — он попытался их успокоить, ну и Щука, и Блуд к тому времени уже были разгорячены и разозлены.

— Кого ты защищаешь? Он завел нас, сам Леший не разберет, куда! Мы бродим тут кругами. Чего дожидаешься? Что цепные псы ее батьки нас догонят? — Блуд повернулся лицом к Рыси и посмотрел на него исподлобья взглядом, что пылал гневом.

Щука с другой стороны вскинулся, сжал кулаки и, тряся головой, принялся наступать. Яромира, наблюдая за всем этим, задержала дыхание. Да хоть бы они поубивали друг друга, она печалиться не станет! Нащупав ободранными пальцами тугой узел веревки у себя на боку, она достала заостренный камень и потихоньку принялась пилить, все поглядывая на крутой край обрыва. Вот же кто-нибудь из них еще упал и сломал себе шею… Вот было бы славно!

— Ты! Ты во всем повинен! — словно не в себя, орал Блуд, и слюни из его рта разлетались далеко вокруг. — Какой Леший тебя дернул воеводе дерзить? Пошто мы из землянки ушли? Нынче бы уже при серебре были!

— Остолбень! — ярился в ответ Щука. — Да коли бы не я, ты бы и по сю пору пустые щи хлебал со своей тетёшкой!

— Ах ты!..

Кто из них первых поднял с земли палку, Яромира не увидела. Она подняла взгляд от веревки, когда услышала глухой