Бог, человек, животное, машина. Поиски смысла в расколдованном мире - Меган О’Гиблин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тейяр верил, что эволюция не просто продолжается: ее скорость растет по экспоненте. Человек научился выращивать хлеб и разводить скот около 10 тысяч лет назад, а за последние двести лет он произвел больше новшеств, чем за все предшествующие тысячелетия. Уникальность нашей эпохи состоит в том, что человек, используя орудия труда и технические средства, получил возможность управлять ходом своей собственной эволюции. Изобретение радио, телевидения и других средств массовой коммуникации привело к созданию сетей, опутывающих всю землю: они позволяют соединить один мыслящий разум с другим быстрее, прочнее и непосредственнее, чем когда-либо прежде. Эта глобальная сеть становится все более и более сложной с появлением электронно-вычислительных машин, которые увеличивают скорость человеческой мысли и ведут к дальнейшей интеграции.
В эссе 1947 года Тейяр излагает свои представления о том, как эта система усложняющихся технологических связей, которую он назвал «ноосферой», в конечном счете приведет к невиданной духовной трансформации. В будущем сеть из человеко-машин уступит место «эфирному» универсальному сознанию, и оно охватит весь земной шар. Когда этот синтез человеческой мысли достигнет своего апогея, произойдет интеллектуальный взрыв – Тейяр называет его «точкой Омега», – который позволит человечеству «прорваться сквозь материальные рамки времени и пространства» и слиться с Божественным. В этот момент человеческое сознание возвысится до «сверхсознания», и мы фактически станем другим видом. Должно быть, Тейяр думал о дантовском «Рае», когда описывал этого нового человека как «некоего трансчеловека, находящегося в самой сердцевине вещей».
Это виде́ние так явно перекликается с пророчествами Курцвейла, что становится не по себе. Однако Тейяр верил, что именно так и произойдет библейское воскресение. Христос направляет эволюцию в сторону всеобщего преображения, чтобы человек наконец смог достичь единения с Богом. Писание говорит нам, утверждал Тейяр, что Христос воплощает себя в человечестве «постепенно, на протяжении веков». У нас нет веских доводов в пользу того, что этот процесс следует понимать только как сверхъестественный, а не вытекающий естественным образом из биологической эволюции и технологического развития человека. «Почему, – спрашивал он, – мы должны относиться к этому свершению так, как будто оно имеет лишь метафорическое значение?»
Неслучайно, что Тейяр близко дружил с Джулианом Хаксли, которому удалось продвинуть его идеи в мейнстрим. Однако, в отличие от Тейяра, Хаксли был светским гуманистом и считал, что эти идеи необязательно должны опираться на религиозные представления. В лекции 1957 года Хаксли, по сути, предложил светское перепрочтение концепции Тейяра: «Нам нужно как-то называть эту новую философию. Быть может, вместо слова „гуманизм“ с его неудачными коннотациями полезным может оказаться слово „трансгуманизм“: человек, продолжая быть человеком, превосходит (или трансцендирует) себя через воплощение новых возможностей своей человеческой природы»[32]. Тейяра до сих пор редко упоминают в книгах по истории трансгуманизма, хотя центральные идеи этого движения были заложены именно в его работах. («Точка Омега», как отмечают многие критики, является очевидной предшественницей «Сингулярности» Курцвейла.) В этом замалчивании нет ничего удивительного. Большинство трансгуманистов – открытые атеисты, и они стараются поддерживать представление о том, что их философия коренится в современном рационализме, а не является тем, что она, собственно, собой представляет, – то есть порождением христианской эсхатологии.
Для меня открытие этой предыстории стало в некотором роде разоблачением трансгуманизма. Сходство трансгуманистической философии с христианскими пророчествами объяснялось общим происхождением. Мыслителей, обращавшихся к этим идеям, наверняка отчасти привлекала перекличка с религиозными нарративами, которые когда-то расцвечивали яркими красками наше прошлое. Впрочем, важнее было то, что я начала понимать, с каким завидным упорством прежние духовные потребности продолжали одолевать даже тех, кто, как утверждалось, полностью отверг заблуждения прошлого, – и насколько отчаянно мы стремимся доказать трансцендентную ценность человека, пусть даже и в рамках материализма.
* * *
Другой, более мрачный парадокс трансгуманизма часто остается незамеченным в тени его возвышенной риторики. Хотя трансгуманизм утверждает, что предлагает человечеству доступ к высшим сферам существования, по существу эта философия ставит нас на более низкую онтологическую ступень. Несмотря на все заимствования из христианства, трансгуманизм в итоге довольно пессимистичен относительно будущего, уготованного человечеству. Его не слишком радостная весть гласит, что нас неизбежно вытеснят машины и что единственный для нас способ пережить Сингулярность – это самим стать машинами, объектами, которые мы веками ставили ниже растений и животных. Пафосная платоновская риторика о духе, преодолевающем границы физического тела, отвлекает нас от того, что на самом деле будет представлять собой «оцифровка мозга». Как признают многие трансгуманисты, вполне возможно, что наши новые цифровые самости будут полностью лишены субъективного опыта – того самого феномена, который мы чаще всего ассоциируем с понятиями «дух» и «душа». Возможно, наши восстановленные из небытия образы будут вести себя так же, как и теперешние мы, – но внутри у них ничего не будет происходить. Критики трансгуманизма, отвергающие его как мистицизм или технологическую религию (технологический критик Абу Фарман назвал трансгуманизм «одной из космологий вновь заколдованного мира»), часто упускают из вида эту проблему. В конечном счете трансгуманизм сводится к очередной попытке доказать, что человек – это не более чем сумма вычислений, что душа иллюзорна, причем настолько, что в светлом технологическом будущем никто не будет по ней скучать. В этом слабое место всех попыток «вновь заколдовать мир»: даже самые мистические из них упираются в фундаментальную проблему нашего разочарованного века – в невозможность объяснить, что такое сознание.
В 2012 году Курцвейл стал директором по инженерным вопросам в компании Google. Многие восприняли это назначение как символическое объединение трансгуманистической философии с мощью гигантов технической промышленности – союз духа и тела, идеи и капитала. В Кремниевой долине трансгуманисты пользуются невероятным авторитетом. Они основали такие аналитические центры, как Университет Сингулярности, Институт этики и новых технологий и Всемирная трансгуманистическая ассоциация. К приверженцам этой философии относят себя Питер Тиль, Илон Маск и многие другие венчурные капиталисты, а фантастические технологии, о которых мечтали пионеры трансгуманизма, сегодня исследуются и разрабатываются в таких компаниях, как Google, Apple, Tesla и SpaceX. В 2019 году Маск запустил новый стартап под названием Neuralink – он занимается подключением человеческого мозга к компьютеру с помощью очень тонких волокон, которые имплантируют внутрь черепа. Маск утверждает, что эта технология в один прекрасный день позволит перенести разум в машину и таким образом подарит нам вечную жизнь. «Если ваше биологическое „я“ умрет, вы сможете загрузить его в новое устройство, –
